Татьяна Сахарова - Эмоционально-нравственная сфера пожилых людей (опыт психологического исследования)
Негативные установки по отношению к старым людям, возникшие на ранних этапах прогресса общества в условиях скудости существования и сохраняющиеся в известной мере в западном сознании, оказывают существенное влияние на мотивы поведения, самочувствие и даже состояние здоровья пожилых людей, считающих себя лишними в обществе. Не случайно на VII Международном конгрессе геронтологов (Вена, 1966) французский геронтолог А. Призьен назвал стариков «мучениками мирного времени»[54].
С общечеловеческой, гуманистической позиции большое значение приобретают признание общественной ценности старых людей как носителей традиций и культурного наследия наций, пропаганда современных научных знаний о психологической наполненности и красоте поздних лет жизни, о путях достижения «благополучного» старения.
Между тем, как указывают многие авторы, современный образ старости не содержит в себе элементов преемственности, а если и содержит, то лишь в отрицательном значений: его можно соотнести в какой-то степени со старостью жертвенной[55]. Сегодня, когда общество не только запуталось в экономических и политических противоречиях, но и потеряло системообразующие ценности, некоторыми философами и культурологами выход видится в ориентации социальной и личностной организации жизни на принципы домостроительства[56].
Если в примитивных обществах старик воспринимался как «иной» со всей двусмысленностью, которую содержит это понятие: «он одновременно и недочеловек, и сверхчеловек, и идол, и ненужная, изношенная вещь»[57], то в обществах с развитой культурой ситуация меняется.
В социокультурном анализе старости ученые отмечают следующую закономерность. В обществах с развитой культурой старики символизируют непрерывность истории и стабильность социокультурных ценностей. Поддержка и уважение со стороны молодых могут рассматриваться и как превентивная мера, стремление последних гарантировать себе аналогичное положение в будущем[58].
Применительно к российскому обществу сегодня многие ученые отмечают, что современная старость во многих отношениях оказалась за гранью русской традиции, сакрализующей старость. В нашей стране в течение 70 лет происходило размывание идеалов уважения к старости и мудрости, все более утверждался подход к человеку как «винтику» социального организма, который нужен только в рабочем состоянии. В сочетании с действием остаточного принципа по отношению к социальной сфере жизни общества это привело к формированию значительного слоя пожилых людей, живущих за чертой бедности. Галопирующая инфляция, растущая безработица, межнациональные конфликты усугубили проблему[59].
В то же время своеобразное влияние на отношение к старикам и старости в нашей стране оказало явление геронтократии, власти стариков. Консерватизм политического руководства исключал уход в отставку и предусматривал, по сути дела, пожизненное занятие соответствующего поста. Застойные явления в партийном и советском аппаратах стали тормозом естественного процесса смены поколений, что переносилось массовым сознанием на свойства самой старости.
В итоге, в российском обществе старость утрачивает свой высокий бытийный и духовный статус, приданный ей православием и народной культурой. В этой связи многие авторы отмечают, что современная одинокая старость, лишенная духовного равновесия и физической поддержки, философски может быть осмыслена в русле ее экзистенциальной трактовки и особенно – в русле русской религиозно-философской традиции[60]. Здесь старость представляется как совершенное состояние духовного роста. Именно такой ее образ запечатлен в «Добротолюбии» – выдающемся памятнике христианской культуры. Глубинный смысл состояния старости открывается в произведениях И. А. Ильина и других русских религиозных мыслителей[61].
Идеи, заложенные в трудах русских религиозных философов С. И. Булгакова, И. А. Ильина, В. И. Лосского, В. В. Розанова, И. А. Флоренского, Г. В. Флоровского и др.[62], убедительно показывают, что для отечественной культуры духовным стержнем ценностной ориентации, способным возвысить старость, а следовательно, способствовать достойному к ней отношению, может служить христианская идея домостроительства, взятая в двух ее аспектах: внешнем и внутреннем. С внешней стороны она предполагает обустройство и охрану земли и природы в целом, государства и иных форм социальной жизни как нравственного братства. Со стороны внутренней это практическое приближение к идеалу целостности человека, его самособирание и творчество, служение национально-культурным святыням[63].
В геронтологии хорошо известно, что путь к долголетию лежит через творчество[64]. Но творчество всегда бывает во имя чего-то. Как отмечает Н. А. Коротчик[65], этот путь обретается не только через творчество, но и через служение, умное делание, обращенное вовне, к Отечеству и соотечественникам как близким людям. Тогда человек не будет стареть фронтально, он будет возрастать личностно.
В конце 1960-х – начале 1970-х гг. появилось множество книг и статей, посвященных «конфликту», «кризису» или «разрыву» поколений. Как отмечает И. С. Кон, первые теории этого рода имели глобальный характер. Так, американский социолог Л. Фойер утверждал, что «история всех до сих пор существовавших обществ есть история борьбы между поколениями»[66].
Весьма показательна в этом смысле работа М. Мид «Культура и сопричастность»[67], которая устанавливает зависимость межпоколенных отношений от темпа научно-технического и социального развития. М. Мид различает в истории человечества три типа культур: постфигуративные, в которых дети учатся главным образом у своих предков; кофигуративные, в которых и дети, и взрослые учатся прежде всего у равных, сверстников; префигуративные, в которых взрослые учатся у своих детей.
Стабильные большие группы, существовавшие на ранних этапах развития человечества, в традиционных обществах и в некоторых современных обществах, как отмечает М. Мид, выполняли и выполняют ценностно-ориентационную и защитную функции. Так, получаемая от них информация не только однородна и упорядочена, но и требует однозначного, безукоризненно точного выполнения множества обрядов, сопровождающих каждый шаг жизни человека от рождения до смерти и всю его хозяйственную деятельность.
В наши дни, по мнению М. Мид, рождается новая культурная форма, которую она называет префигуративной. Темп развития сегодня стал настолько быстрым, что прошлый опыт уже не только недостаточен, но часто оказывается даже вредным, мешая смелым, новым обстоятельствам. Префигуративная культура ориентируется главным образом на будущее. Таким образом, уже не предки и не современники, а сам ребенок определяет ответы на сущностные вопросы бытия. Сегодня во всех частях мира у молодых людей возникла общность того опыта, которого никогда не было и не будет у старших, сегодняшние дети вырастают в мире, которого не знали старшие. И наоборот, старшее поколение никогда не увидит в жизни молодых людей повторения своего беспрецедентного опыта. Этот разрыв между поколениями совершенно нов и ведет к тому, что жизненный опыт молодого человека сокращается на поколение, а воспроизведение его в отношении к своему ребенку или к своим родителям исчезает[68].
В целом, нравственно-ценностная составляющая образа старости в истории цивилизации задается рамками трех ее культурных измерений: геронтофильном, геронтократическом и геронтофобном.
1.2. Подходы к возрастной периодизации старости
В научном обращении к проблеме личности на поздних этапах онтогенеза с первых шагов обнаруживается отсутствие четкой характеристики пожилого человека и его возрастного статуса. Так, под рекламой «главная книга в психологии» в 2003 г. вышел Большой психологический словарь, где кроме первых этапов онтогенеза не представлены ни зрелость, ни старость. К сожалению, этот случай далеко не единичен. В тех же источниках, где рассматривается проблематика старости, отсутствуют четкие возрастные критерии этого возраста. Это, очевидно, связано с тем, что процесс старения у каждого человека протекает индивидуально. Многие авторы предлагают при дифференциации возрастных категорий указывать «молодую старость» (young old age) – приблизительно 65–75 лет и «старую старость» (old old age) – 75 лет и старше[69]. Однако с увеличением средней продолжительности жизни в развитых странах отмечается, что «молодая старость» может длиться и до 80 лет. Учитывая этот возрастной сдвиг, многие исследователи оспаривают фактически любой из предлагаемых в литературе рубежей старости. Во многих работах исследователей к «старикам» сегодня все чаще относят людей в возрасте 75–80 лет и старше[70].
Период поздней взрослости часто называют геронтогенезом, или периодом старения. Большинство исследователей считает, что это время в жизни человека начинается с 60 лет[71]. Некоторые авторы полагают, что у женщин данный период начинается с 55, а у мужчин с 60 лет. Люди, достигшие данного возраста, подразделяются на три подгруппы: люди пожилого возраста, старческого возраста и долгожители[72].
