Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
В данном контексте важно обратить внимание на изменения другой, международной составляющей чеченской ситуации. Нараставшая конфронтация позиций вокруг Ирака фактически обесценила попытки отнести чеченскую войну к борьбе с мировым терроризмом. С конца 2002 года, особенно после событий на Дубровке, западная критика российских силовых акций снова активизировалась, особенно в Европе, в ОБСЕ и др. Поскольку соучастие России не предлагалось и не требовалось США для операций в Ираке, то теряло смысл и лукавое международное оправдание российских акций на Кавказе.
Несостоявшаяся национальная мобилизация?
Наиболее важный предварительный «российский» итог конфликта вокруг Ирака (если, еще раз напомним, иметь в виду социальные его аспекты) – в том, что не получилось ожидавшейся агрессивно-националистической мобилизации общества. Из-за неопределенности ориентиров такой мобилизации, из-за вынужденного прагматизма власти, из-за тона СМИ, сменивших агрессивность на растерянность. Опасения в отношении повторения ситуации 1999 года, когда резкое обострение антиамериканских настроений послужило как бы прологом политических перемен в России, не подтвердились.
По своей социальной и психологической природе общественно-политическая мобилизация непременно должна предполагать противостояние с некими враждебными силами. («Позитивная» мобилизация невозможна по определению, все мобилизационные ситуации, которые приходилось переживать нашему обществу в его истории, связаны с борьбой против злейших врагов – внешних или внутренних, реальных или вымышленных.) Как показывают исследования, для российского общественного мнения традиционно имеет большое значение внешний противник (бывший классовый, сейчас скорее национально-державный), на роль которого, скорее всего, подошли бы США и их союзники. Но этот привычный вариант при нынешних международных зависимостях России – и столь важных для имиджа ее президента связях с G8 и пр. – становится почти невозможным. Нереален у нас и тот вариант национальной мобилизации против исламского терроризма, который характерен для американского общественного мнения после и сентября 2001 года. Здесь сказывается и традиционное (сейчас скорее рудиментарное) положение России среди стран бывшего третьего мира, и определенная двусмысленность в российских оценках терактов в США (об этом приходилось писать ранее: половина опрошенных сочла, что американцам «досталось поделом»), и, наконец, настойчивое стремление вывести Ирак из-под подготовленного США удара. Кроме того, как уже отмечено выше, практически полностью исчерпал себя мобилизационный ресурс чеченской войны.
Как можно полагать, с этим связано выраженное в недавнем президентском послании российскому парламенту стремление определить позитивные факторы национальной мобилизации (которая тем самым превращалась бы в консолидацию). Трудно судить пока, может ли таким фактором послужить, например, удвоение ВВП за десятилетие.
Таким образом, недавно еще работавшие факторы национальной мобилизации шаг за шагом превращаются в факторы национальной фрустрации. Это уже сейчас осложняет политическую картину страны, в частности, приводит к определенному ослаблению массовой поддержки власти, президента и партии, претендующей на роль ведущей. При этом именно расхождение между сравнительно сдержанной позицией президента и резко антиамериканскими настроениями большинства населения в иракском конфликте служит важнейшим фактором «давления» на президентские рейтинги. Видимо, те же факторы влияют и на заметные колебания уровня возможной электоральной поддержки «Единой России».
В заключение стоит заметить, что всякая национальная мобилизация – феномен чрезвычайной, военной, катастрофической ситуации, когда страна и население вынуждены жертвовать многими благами и долгосрочными интересами ради преодоления острого кризиса. Мобилизация не может быть ни постоянной, ни долгосрочной. Вряд ли стоит огорчаться тому, что в сегодняшней России плохо работают социально-мобилизационные факторы. Вполне может обойтись без них и власть, по крайней мере на период ближайшего избирательного цикла (2003–2004) инерции массовой поддержки, скорее всего, будет достаточно для сохранения основных позиций существующей политической структуры, даже при нарастающей фрустрации отдельных компонентов ее поддержки.Восстание слабых О значении волны социального протеста 2005 года
Волна массовых протестов против так называемой «монетизации» социальных льгот, прокатившаяся по стране в начале года, побуждает по-новому ставить ряд проблем социологического анализа современного российского общества, искать адекватные средства понимания необычных, «нештатных» ситуаций и действий различных участвующих в них сторон. Это касается способов и мотивов осуществления социальной политики власти, поведения общественных слоев и групп, непосредственно или косвенно затронутых пересмотром льгот, наконец, попыток организованных политических сил использовать сложившуюся кризисную ситуацию в собственных интересах. Имеются основания полагать, что в данном случае перед нами кризис, глубоко затронувший механизмы отношений между властными инстанциями и обществом.
Действия властных структур доив период кризиса обнаружили удивительную – правда, лишь на первый взгляд – недальновидность и непредусмотрительность, а также неспособность власти оценить серьезность сложившейся ситуации и адекватно реагировать на нее. Многочисленные исследования и аналитические разработки неизменно показывали, что российский человек (наследующий прочные традиции «человека советского»), обладая огромным потенциалом социального терпения и приспособляемости, чаще всего предпочитает адаптацию к обстоятельствам, даже «понижающую», но не возмущение и протест. Потребовались чрезвычайные и мощные усилия, чтобы парализовать такие установки и побудить людей к массовым выступлениям – причем именно тех, от которых менее всего можно было ждать активных действий, – наиболее обездоленных, пожилых, малообеспеченных. Как это ни странно на первый взгляд, таким фактором стали действия самой государственной власти. В то же время в напряженной обстановке массовых выступлений стали очевидными и принципиальные ограничения и противоречия сегодняшнего социального протеста.
«Кому это понадобилось?» Механизм государственных решений
В рамках обычной логики трудно объяснить, почему высшие правительственные инстанции решили без всякой видимой надобности в пожарном порядке вводить в действие заведомо плохо подготовленный и заведомо непопулярный закон о замене льгот, даже не пытаясь объяснить населению его смысл, рассеять сомнения отдельных групп «льготников» и т. д. Предупреждений о грядущем массовом недовольстве имелось предостаточно, в том числе и полученных в опросах общественного мнения (уже в сентябре 2004 года до 70 % опрошенных одобряло протесты против готовившихся мер). В массовом сознании – вопреки всем официальным декларациям – возобладало простейшее объяснение: власть решила «сэкономить бюджетные средства за счет самых обездоленных слоев населения» (так считали 51 % в январе 2005 года, N=1600 человек). Значительная часть опрошенных выражала недоумение таким стремлением экономить при редкостном «нефтяном» обилии денежных средств у государства. Скорее всего, объяснение следует искать не во внешних, в том числе экономических, обстоятельствах, а в самой логике действий нынешней российской власти за последнее время. Прежде всего, именно в последнее время (примерно на протяжении года) стало ясно, что государственная власть, чиновники всех рангов действуют по своей собственной «вертикальной» логике: на каждой ступеньке властной иерархии требуется устремлять взоры лишь кверху, ища одобрения со стороны вышестоящего начальства; принятие во внимание интересов и мнений населения при этом не имеется в виду, не предполагается также внимание к проблемам легитимности, эффективности, дальним последствиям акций и т. д. Это правило действует во многих сферах и коллизиях, например в так называемой административной реформе или в обуздании губернаторов, но именно в ситуации вокруг замены льгот оно становится предельно очевидным. Другой важный принцип современной властной логики – при всех неудачах и неуверенности в проведении провозглашенного курса любой ценой поддерживать видимость решительности и последовательности действий. Налицо претензии на «современность» или даже «либерализм» акций, которые на деле способны лишь дискредитировать принципы модернизации и либерализма. Стоит отметить еще одно правило сегодняшней административной логики: явные провалы в какой-либо сфере немедленно компенсировать (точнее, прикрывать) показными акциями в других областях. Например, не умея признать неудачи кавказской политики, обнаруженные событиями в Беслане, власти пытаются отвлечь от них внимание борьбой с конституционным принципом федерализма. А за неудачи в «борьбе с бедностью», в «удвоении ВВП», создании конкурентоспособной экономики и т. п. приходится расплачиваться пенсионерам, льготникам и их родственникам (по опросным данным, в зону действиями закона о замене льгот попадает около половины населения России). Таким образом, решение о монетизации льгот никак нельзя считать необоснованным или несвоевременным, оно вполне укладывается в современную административную «логику», а его последствия – в «логику» отношений власти и общества («народа»).
