Валерий Ледяев - Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

395

В ходе исследования были опрошены формальные лидеры в 51 американском городе – по 10 человек в каждом. Респондентами выступали мэры городов, руководители местных организаций и отделений партий, редакторы ведущих газет, руководители Палат коммерции и др., которым была задана серия вопросов о городской политике и отношении к проблемам загрязнения воздуха. На основе ответов респондентов были выстроены оценки некоторых важных для исследования параметров – активности/неактивности различных субъектов городской политики в вопросах, касающихся загрязнения среды, степени «политической проблематизации» (issue-ness) вопроса о защите городов от загрязнения, уровня влияния различных акторов на решение данного вопроса и др.

396

Напомним, что термин «правление предвиденных реакций» (the rule of anticipated reactions) был впервые использован К. Фридрихом для объяснения тех случаев осуществления власти, где объект действует в соответствии с предполагаемыми намерениями субъекта, предвидя его реакции.

397

Например, предвидя трудности, которые будут созданы для компании в результате принятия законодательства по загрязнению воздуха, и не желая вступать с ней в конфликт, мэр города Анжелидис «выбирал» между «робким регулированием» и «отсутствием регулирования» [Crenson, 1971: 70].

398

В этом состоит главная теоретико-концептуальная новация Гэвенты, его вклад в развитие льюксовского подхода.

399

Это было сделано, разумеется, неправедными путями: земли скупались за бесценок, при этом в отношении неуступчивых использовались сила и принуждение. Однако впоследствии неравное распределение ресурсов стало восприниматься как естественное, отражавшее характер сложившейся в то время ситуации, и объясняться «невежеством жителей гор» [Gaventa, 1980: 55].

400

На вопрос, почему господству компании не был брошен серьезный вызов даже тогда, когда ее позиции существенно ослабли, один из шахтеров ответил следующее: «Наверно, мы могли бы взять власть, нас было много. Но мы просто не думали об этом!» [Gaventa, 1980: 93].

401

Для населения «коммунизм» подавался в виде следующих принципов: 1) ненависть к богу, 2) разрушение собственности, 3) социальное и расовое равенство, классовая ненависть, 4) революционная пропаганда, ведущая к насилию, забастовкам и мятежам, 5) разрушение всех форм представительной демократии и гражданских свобод, гарантированных Конституцией, 6) мировая революция [Ibid.: 110].

402

Гэвента сравнил данную ситуацию с той, которая сложилась в местечке Джеллико, где проблема коллективного действия была достаточно успешно решена, поскольку имел место более высокий уровень осознания рабочими своих классовых интересов [Ibid.: 72–80].

403

Это термин Льюкса, который использовал его для оценки роли «третьего измерения власти» в социальной практике.

404

См. гл. XI наст. изд.

405

Дж. О’Коннор [O’Connor, 1973] назвал их функциями «аккумуляции» и «легитимации».

406

«Конфликты в пространстве проживания… представляют собой отражение лежащего в их основании противоречия между капиталом и трудом. Апроприаторы и строители являются посредниками в конфликте – они оказываются между капиталом и трудом и тем самым заслоняют собой противоречие между ними. Видимый конфликт вокруг окружения (борьба против домовладельцев или программ реконструкции города) скрывает суть – борьбу между капиталом и трудом» [Harvey, 1976: 289].

407

Различение на «инструменталистов» и «структуралистов» имеет место и в контексте объяснения распределения власти в обществе в целом (см. [Gold, Lo, Wright, 1993: 268–276; Jessop, 2004: 10–11]). Поэтому вполне естественно, что неомарксистские эмпирические исследования власти в городе классифицируются в соответствии с их близостью к инструменталистскому или структуралистскому подходам [Pickvance, 1995: 254, 259; Hill, 2000: 50].

408

Здесь Кокберн фактически указывает на один из главных недостатков ранних исследований власти в американских городских сообществах – «локализм» и недооценку роли центров власти, находящихся за пределами городского политического пространства, но во многом определяющих его содержание и характер.

409

Кокберн подчеркивает, что «наиболее важные вопросы, которые их волнуют – налоги, политика занятости, гранты, сферы контроля, – решаются в Вестминстере и Уайтхолле» [Cockburn, 1977: 45].

410

Эти критерии часто используются и другими исследователями (см., напр.: [Domhoff, 1998: 18–23]).

411

Было ликвидировано много дешевого жилья, например, в 1955–1970 гг. – около 9 тыс. домов, что очень существенно для сравнительно небольшого Окленда [Hayes, 1972: 102–103].

412

Бизнес получал выгоду даже в процессе строительства общественного жилья, в том числе через налоговые льготы [Ibid.: 84–85].

413

«Полиция постоянно защищает интересы местных собственников и одновременно контролирует и ограничивает влияние рабочих и чернокожих» [Ibid.: 40].

414

Кастельс в тот период времени четко идентифицировал себя в русле марксистской традиции, считая ее своей «интеллектуальной матрицей» [Castells, 1978: 296].

415

По мнению некоторых комментаторов, здесь Хилл не оригинален, а его типология представляется довольно примитивной на фоне имеющихся немарксистских исследований дифференциации городов [Jaret, 1983: 510].

416

Ориентация на развитие пригородов была обусловлена и тем обстоятельством, что лидеры бизнеса и политики рассматривали ее как средство предотвращения депрессии, аналогичной депрессии 1930-х годов.

417

В этом вопросе наблюдается существенное расхождение между марксистскими и «конвенциональными» исследователями, которые считают, что экономический рост в условиях капитализма ведет к нивелированию местных и региональных различий [Berry, Kasarda, 1977: 280]; при этом не все марксисты согласны с тем, что процесс аккумуляции капитала неизбежно ведет к неравномерному развитию территорий [Jaret, 1983: 511].

418

Здесь Домхофф ссылается на вышеуказанное исследование Кастельса в Париже, цитируя фрагмент, содержащий указание на три основных противоречия, обусловливающих городские социальные движения: между потребительной стоимостью и капиталистической формой обмена, городом как сетью коммуникации и односторонним потоком информации и между свободным самоуправлением территории и авторитарным централизованным государством [Castells, 1983: 326].

419

Сам Домхофф для объяснения распределения власти в современном городе предпочитает использовать теорию «машин роста».

420

«Если выступления протеста начались после новой городской политики, марксисты придут к выводу, что имела место каузальная связь между этими процессами, даже если политики категорически ее отвергают» [Pickvance, 1995: 272].

421

Фактически это признает тот же Домхофф, подвергающий марксистские исследования суровой критике, но отмечающий, что «новая теория («машин роста». – В. Л.) представляет собой творческий синтез лучших идей обоих (марксистской и немарксистской. – В. Л.) школ» [Domhoff, 1986: 73].

422

Следует иметь в виду, что критика марксизма за его нежелание отказываться от некоторых своих постулатов и инкорпорировать идеи из других теоретических перспектив, может быть, как справедливо отмечает Геддес, отнесена и к самим критикам, не желающим признавать вклад марксизма в развитие теории городской политики [Geddes, 2009: 68].

423

Непросто подобрать адекватный термин для обозначения английского слова «neighborhood». При всех очевидных минусах данного перевода термин «соседский» мне представляется более соответствующим смыслу английского термина, чем иные возможные варианты («территориальный», «районный» и др.).

424

Ферман, прожившая всю жизнь в соседствах, интуитивно понимала, что они «имеют значение», потому что являются «центром социальной жизни» и «обеспечивают моральную ткань общества» [Ferman, 1996: х].

425

О том, как Ферман характеризует суть прогрессивной политики, речь пойдет несколько позднее; в данном случае лишь отметим, что в общем и целом под ней понимается набор политических практик, характерных для городского режима, который К. Стоун [Stone, 1993] назвал «прогрессивным режимом среднего класса».

426

Ферман не романтизирует соседские движения, подчеркивая, что они могут стать средством реализации частных интересов отдельных групп, способствовать формированию расовых предрассудков и «анклавного сознания» [Ferman, 1996: 11–15].