М. Воловикова - Представления русских о нравственном идеале
Хотя сказка Пришвина немножко и быль (у действующих лиц были свои прототипы – реальные девочка и мальчик), но природа в ней сказочно одушевлена, а потому явления ее прочитываются с помощью языка сказок.
Прежде всего, это солнце. Ведь если говорить о мире и человеке, как же можно не сказать о солнце – «царственном» источнике тепла и света. За мгновения до восхода начинается в природе «торжество встречи солнца». Это торжество видит человек, если он поднялся до восхода (у самого Пришвина была с детства такая привычка, она же – главная радость жизни).
Мальчик и девочка, герои «Кладовой солнца», наблюдающие восход, вышли так рано из дома по большой нужде. Дело происходит в самые тяжелые военные годы. Дети остались сиротами, но, несмотря на малый возраст (12 и 10 лет), с хозяйством справляются, а теперь они отправились на болото за клюквой. Вот и вся «житейская» канва повествования. А «сказочная» состоит в том, что Человек в полной своей свободе оказывается один на один с Миром, где добро и зло для него пока трудно различимы. «Человек» – это, конечно, не одно человеческое существо, а именно мальчик и девочка, брат и сестра. И в своем душевном единении («не было ни одного дома, где бы жили и работали так дружно…») они оказываются в состоянии самостоятельно поддерживать свой дом, а тот – обеспечить их существование.
Все-таки сказочный дом должен быть настоящим деревенским домом с огородом, двором, скотиной: «изба пятистенная, корова Зорька, телушка Дочка, коза Дереза, безымянные овцы, куры, золотой петух Петя и поросенок Хрен»[130]. Но эти живые существа – давние помощники человека. Детям все налаженное хозяйство досталось от родителей. Родители, как и должно быть в мире людей, привили им навыки обращения с хозяйством. Причем девочка переняла от мамы, а мальчик – от отца. «Точно также, как и покойная мать, Настя вставала далеко до солнца, в предрассветный час, по трубе пастуха. С хворостиной в руке выгоняла она свое любимое стадо и катилась обратно в избу. Не ложась уже больше спать, она растопляла печь, чистила картошку, заправляла обед и так хлопотала по хозяйству до ночи». День (заметьте – именно весь световой день!) ее десятилетнего братишки также был наполнен трудом, но – мужским, доставшимся в подражание отцу. «Митраша выучился у отца делать деревянную посуду <…>. Но, кроме бондарства, на нем лежит и все мужское хозяйство и общественное дело». Разный и характер у ребятишек, но Настя, как маленькая женщина, умеет выправлять братово упрямство: «Настя оглаживает его по затылку. И как только маленькая ручка сестры коснется широкого затылка брата, отцовский задор покидает хозяина».
Однако кроме дома – мира, полностью преобразованного, прирученного человеком, мир как таковой подчас жестко, иногда жестоко проверяет человека и обучает его основам нравственности.
В сказке Пришвина дети остаются один на один с дикой природой в момент ее особого торжества – встречи солнца.
«И вдруг стало свежо и бодро, как будто вся земля сразу умылась, и небо засветилось, и все деревья запахли корой своей и почками. Вот тогда как будто над всеми звуками вырвался, вылетел и все покрыл особый, торжествующий крик, похожий, как если бы все люди радостно в стройном согласии могли закричать:
– Победа, победа!
– Что это? – спросила обрадованная Настя.
– Отец говорил: это так журавли солнце встречают. Это значит, что скоро солнце взойдет».
Солнце – царственный участник повествования. Появляется оно, и все вокруг оживает. Закрывается тучкой, – и вновь возвращаются холод и тревога. «Только слышался тут тягостный, щемящий и нерадостный вой». По законам сказки, мир повествования Пришвина четко поделен на дружелюбный человеку и враждебный ему. Враждебны – волк (Серый помещик с его «нерадостным воем») и болото. Вернее, не само болото как таковое; оно частично освоено теми, кто приходит сюда за клюквой, другими богатствами, а враждебна Слепая елань.
Слепая елань – это топкое место на болоте, об опасности которого, как всегда бывает в сказках, предупреждали родители. И как это бывает уже в реальной жизни, подрастающий человек сам должен уметь узнать трясину, отличить ее от надежной тропки. И природа дает свои сигналы-знаки, только ведь их тоже надо научиться читать и понимать. «Но случилось на небе в это время одно облачко. Оно явилось, как холодная синяя стрелка и пересекло собой пополам восходящее солнце. В то же время вдруг ветер рванул еще раз, и тогда нажала сосна, и ель зарычала». Два сплетенных между собой дерева (о них также есть запись в дневнике Пришвина) издают тревожный звук.
Но дети не слышат предупреждения. Они усвоили от родителей знание, но собственного опыта у них еще мало. А тут еще вмешиваются чувства. Как только над мальчиком взяло верх упрямство первооткрывателя и над сестренкой одержало победу чувство обиды, дружное их семейство раскололось в прямом смысле слова: они отправились по разным тропинкам.
Отрицательные чувства не приходят по одиночке. Следом за обидой девочкой овладела жадность, а там уж и забыла она о братишке, который остался и без корзины, и без еды. «Насте бы надо было об этом напомнить ему, но она так сама рассердилась, что вся красная как кумач, плюнула вслед ему и пошла за клюквой по общей тропе». Нашла девочка заветную «палестинку», полную клюквы, о которой говорил им отец.
Но оказалось, что к «палестинке» можно было бы пройти и той, и другой тропинкой. Девочка, как всякая женщина, наделенная осторожностью, выбрала широкую тропу, по которой прошло много людей. Так в нормальном своем развитии и бывает в жизни. Женщины – хранители традиции и защитники жизни. А узкая тропка, по которой прошли немногие, – удел мужчины-первооткрывателя.
Если бы мальчик ступал только там, где виднелись следы других людей (особая болотная трава, о которой ему говорил отец)! Но в какой-то момент он забыл отцовское предостережение и, чтобы сократить путь, ступил на место, где не было никаких следов. «Тогда серая хмарь плотно надвинулась и закрыла все солнце с его живительными лучами. Злой ветер очень резко рванул. Сплетенные корнями деревья, прокалывая друг друга сучьями, на все Блудово болото зарычали, завыли, застонали».
Слепая елань внешне выглядела безопасной, но это была «бездна», способная поглотить жертву в считанные минуты. «В обыкновенной елани всегда бывает видна хоть чуть-чуть водица, прикрытая белыми прекрасными купавами, водяными лилиями. Вот за то эта елань называлась Слепою, что по виду ее невозможно узнать». Бывают такие моменты в развитии мальчиков (девочек в этой сказке ждут другие опасности), когда нужно успеть остановиться у бездны. Но Митраша «не узнал» опасности и выбрал путь через Слепую елань.
Продержаться некоторое время на поверхности мальчику помогли смекалка и некоторые охотничьи навыки. В момент смертельной опасности он сразу же вспоминает все наставления отца. И все-таки наступил миг, когда самому, без помощи, человеку не выбраться из беды. Такова жизненная реальность, разрешаемая в повествовании традиционным сказочным способом. В сказках волшебные помощники, как правило, звери.
Животный мир дикой природы в «Кладовой солнца» представлен двумя существами, внешне очень похожими друг на друга. Но от этой внешней похожести особенно явным становится различие. Одно существо (собака) – друг человека, другое (волк) – злейший враг. «Какой это жалобный вой! Но ты, прохожий человек, если услышишь и у тебя поднимется ответное чувство, не верь жалости: воет не собака, вернейший друг человека, – это волк, злейший враг его, самой злобой своей обреченный на гибель. Ты, прохожий, побереги свою жалость не для того, кто о себе воет, как волк, а для того, кто как собака, потерявшая хозяина, воет, не зная кому же теперь, после него, послужить».
Все-таки здесь говорится не только о животных, но и о двух состояниях: крайнего эгоизма, «воющего от жалости к себе», и стремления «послужить другим». Первое состояние – злейший враг человека, второе – его последняя надежда на помощь.
В сказке волка звали Серый помещик, а собаку – Травка (имя, переделанное постепенно из прежнего – Затравка). Осиротела Травка после смерти хозяина Антипыча. И вот через образ «четвероногого друга» писателю удается сказать главную мысль, ради которой, возможно, и книга затевалась: по сути своей все люди едины как одно человеческое существо. Только самому человеку это трудно про себя увидеть: то брат с сестрою поссорятся, то супруги, которые должны представлять собою образ единства, «разведутся» на самостоятельные «половины» – вот и трудно уже встретить пример «целого» человеческого существа.
Но «друг человека» на то ему и друг, чтобы верно понимать «правду о человеке»: «Может быть, для нее, в ее собачьем понимании, Антипыч вовсе даже не умирал, а только отвернул от нее лицо свое. Может быть, она даже так понимала, что весь человек – это и есть один Антипыч с множеством лиц. И если одно лицо его отвернулось, то, может быть, скоро ее позовет к себе опять тот же Антипыч, только с другим лицом, и она этому лицу будет также верно служить, как тому…».
