Валентин Карасев - Коррупция как механизм социальной деградации
С позиций второго процесса ситуация в отношении оценки следствий первой стороны уже не столь отчетлива. Так, переход к управляемому социальному развитию, по сути – к сознательному управлению историей, диктует необходимость преобладания позитивного нормативного права. В свою очередь спонтанное формирование содержания, формы и функций системы более широкого и высокого эквипотенциального уровня предполагает инновацию не опережающего социальную практику сознания субъекта, а адаптивного мышления в условиях качественного изменения характера и границ окружающей среды. В подобных условиях господствующие позиции в философии права и правовой практике должно занять естественное право, однако как рефлексия осмысленное уже с позиций нового качества природы, человека и их отношения.
Складывающаяся в границах процесса глобализации мировая система превращает современную цивилизацию во всеобщую технологию потребления. В данном случае важно уже не то, что это – потребление, а то, что это – технология.
Страны ядра мировой западной цивилизации распространяют идею о том, что именно наличие передовых технологий приведет человечество к невиданным ранее масштабам благосостояния. Это соответствует действительности, но только в той малой ее части, в которой речь может идти о материальном уровне, достигаемом современными способами орудийной деятельности. Функционирование сознания не орудийно, равно как и содержание духовности не поддается количественным оценкам.
Следовательно, если говорить о возможности в современном мире прогрессивной линии развития, то она в действительности касается только технологии как науки о совершенствовании технических средств деятельности и самой техники как результата внедрения передовых технологий в практику производства и потребления. Это не мало, если иметь в виду развитие одной из сторон человеческого бытия, но невероятно мало, если иметь в виду необходимость совершенствования всей его целокупности.
В человеческом познании есть еще один аспект, который не может быть определен технологически по определению. Это отношение самого субъекта к окружающему его миру: ко всей совокупности материального мира, к иным субъектам и самому себе. Материален мир или субъективен, познаваем или нет, антропоцентричен или космичен (холизм), детерминирован или вероятностен – в любом из этих аспектов человеку необходимо сформировать некую систему ценностей, которая позволяла бы ему ориентироваться во всей сложности и многоуровности системы мироздания и развиваться в качестве человека разумного.
Это мир вечных вопросов, и это путь вечного поиска асимптотически приближающихся к истине ответов на них. На протяжении всего человеческого существования, возможно, никогда не будут даны окончательные ответы, но именно здесь встроена наиболее значимая для человека как родового существа шкала мерностей осознания собственного существования.
Изложенное позволяет говорить о необходимости переосмысления того теоретического знания и социальной практики, которые наработаны в условиях правовой реальности новейшего времени. Достижения современной науки выступают на основе принципа дополнительности тем стержнем, который позволяет существующую форму наполнить относительно новым содержанием.
При формировании уголовно-правового законодательства важным инструментом научного уровня правовой нормы выступает криминологический анализ, в ходе которого определятся параметры состояния и динамики преступности, степень ее влияния на социум и возможность средствами уголовно-правового законодательства и социального контроля сохранить безопасность общественной жизнедеятельности.
Современные криминологические исследования проводятся комплексно на базе ряда смежных социальных и правовых дисциплин. При этом акцент делается на определении преступного поведения в границах девиантности как социального феномена отклоняющегося общественного поведения.
Впервые социологическое объяснение девиации было предложено в теории аномии (разрегулированности), разработанной Э. Дюркгеймом, который считал, что неожиданные упадок и процветание связаны с нарушениями коллективного порядка. Социальные нормы разрушаются, люди теряют ориентацию, и все это способствует девиантному поведению.[51]
Основная мысль Э. Дюркгейма о том, что социальная дезорганизация является причиной девиантного поведения, в наши дни считается общепризнанной. Под социальной дезорганизацией понимается «состояние общества, когда культурные ценности, нормы и социальные взаимосвязи отсутствуют, ослабевают или противоречат друг другу».[52]
Новое выражение теория аномии нашла в понятии «социальных обручей» Т. Хирши, связавшей отклоняющееся поведение с отсутствием веры и социальных ценностей.
Р. Мертон считал, что причиной девиации является разрыв между культурными целями общества и социально одобряемыми средствами их достижения.[53]
Если концепции социальной дезорганизации рассматривают социальные силы, которые «толкают» человека на путь девиации, то культурологические теории девиации делают акцент на анализе культурных ценностей, благоприятствующих девиантному поведению, по сути, на их культурной мотивации. Селлин подчеркивал, что девиация возникает в результате конфликтов между нормами культуры. Это обусловлено тем, что интересы группы не соответствуют нормам большинства.
Миллер углубил идею Селлина о взаимосвязи между культурой и девиантным поведением. Он утверждал, что существует ярко выраженная субкультура низшего слоя общества, одним из проявлений которой выступает групповая преступность. Селлин и Миллер считали, что девиация имеет место, когда индивид идентифицирует себя с субкультурой, нормы которой противоречат нормам доминирующей культуры.
Почему лишь некоторые люди усваивают ценности девиантной субкультуры, пытался объяснить Э. Сатерленд на основе понятия дифференцированной ассоциации. Он утверждал, что преступности обучаются. Теория Сатерленда значительно точнее и глубже, чем подсказанная здравым смыслом уверенность в том, что девиация – это результат того, что человек связался с плохой компанией. Криминальная девиация является результатом преимущественного общения с носителями преступных норм.[54]
Клауорд и Оулин указывают на благоприятные возможности, которые открывает девиантное поведение, особенно если оно сулит реальные блага. В некоторых сферах, в том числе преступной деятельности, молодые люди усваивают ролевые модели преуспевающих девиантов, особенно в отраслях организованной преступности, ибо они завоевали материальное положение, престиж и влияние в обществе. Возможности подобного процветания соблазняют людей, особенно имеющих ограниченный доступ к законным способам достижения успеха.
Г. Беккер в своей книге «Аутсайдеры» предложил концепцию, основанную на том, что девиация на деле обусловлена способностью влиятельных групп общества навязывать другим определенные стандарты поведения. «Социальные группы создают девиацию, – писал он, – поскольку они следуют правилам, нарушение которых считается девиацией; кроме того, они навязывают эти правила определенным людям, которым „наклеиваются ярлыки“ аутсайдеров. С этой точки зрения девиация – не качество поступка, который совершает человек, а скорее следствие применения другими людьми правил и санкций против „нарушителя“».[55]
Подобного рода концепции названы теорией стигматизации. В отличие от концепций, обращающих основное внимание на особенности индивидов, способствующие девиации, теория стигматизации претендует на объяснение того, каким образом формируется отношение к людям как к девиантам.
Новейшие теории намного более критичны к существующему социальному устройству, они доказывают необходимость исправления не отдельных людей, а всего общества в целом. Так, Р. Мертон классифицирует девиантные поступки, опираясь на анализ факторов, способствующих принятию или отрицанию людьми целей общества, социально одобряемых средств их достижения или того и другого вместе. Согласно этой классификации, конформизм предполагает согласие с целями общества и применением законных способов их достижения; инновация подразумевает признание целей, но отрицает социально одобряемые средства их достижения; ритуализм связан с отрицанием целей и признанием средств; ретреатизм или бегство от действительности имеет место тогда, когда человек одновременно отвергает и социально одобряемые цели и средства их достижения; бунт предполагает отрицание целей и средств, но взамен предлагает новые цели и новые средства.[56]
Еще более ярко выраженный политический подход к девиации выбран группой социологов, которые называют себя «радикальными криминологами».[57] Они отвергают все теории преступности, трактующие ее как нарушение общепринятых законов; утверждают, что такие концепции характеризуют общество как абсолютно единое целое. Согласно их точке зрения, создание законов и подчинение им являются частью конфликта, происходящего в обществе между различными группами. Таким образом, «радикальная криминология» не интересуется, почему люди нарушают законы, а занимается анализом сущности самой законодательной системы.
