Сергей Кара-Мурза - Угрозы России. Точка невозврата
Но самое тяжелое – это молчание власти, которая, на деле, создает этим хищникам режим наибольшего благоприятствования. На какую же легитимность она может рассчитывать со стороны основной массы граждан? Государство содержит огромную армию социологов. Они неустанно исследуют установки людей из всех социальных слоев и регионов. В тысячах докладах и статей почти в одних и тех же выражениях власти сообщают один и тот же вывод: господствующее меньшинство (численно очень небольшое) нагло попирает ценности, права и интересы большинства. Более того, оплаченные этим меньшинством СМИ непрерывно оскорбляют большинство, доходя до культурного садизма – при полном невмешательстве власти. Мы здесь не говорим уж об экономической и социальной стороне дела.
Власть не верит социологам? Почему? Ведь они почти в полном составе приняли рыночную реформу и были абсолютно лояльны этому государству, прилагая все силы, чтобы помочь ему в тяжелой ситуации кризиса. Можно упрекнуть социологию за то, что она медленно разрабатывает общую объяснительную теорию кризиса, но собранный эмпирический материал огромен по масштабам, проверен и хорошо организован. Игнорировать его глупо. Неужели так отчаялись, что ждут краха, сложа руки? Или, что еще хуже, уповают на милость «оранжевых»? Все это не решит проблем, и от них никуда не убежать.
Вот резюме из исследования социологов РАГС. В статье директора социологического центра Российской академии государственной службы при Президенте РФ В.Э. Бойкова сказано:
«48,3 % – чувствуют полную беззащитность перед преступностью; 46 % – полагают, что, если в стране все будет происходить как прежде, то наше общество ожидает катастрофа. Заметим, тревожность и неуверенность в завтрашнем дне присущи представителям всех слоев и групп населения, хотя, конечно, у бедных и пожилых людей эти чувства проявляются чаще и острее….
При таком состоянии государственной машины невозможно не только формирование гражданского общества, но и более-менее приемлемое соблюдение элементарных прав личности – гражданских, социальных и экономических прав. Население и организации не имеют возможности получать от органов государственной власти и муниципального управления жизненно необходимые услуги, вынуждены приспосабливаться к непредсказуемым их действиям…
Наибольшее количество сторонников социализма среди крестьян (68 % респондентов) и рабочих (58 %); за развитие капиталистической рыночной экономики отдали голоса 65,5 % представителей малого и 75 % – среднего бизнеса. Последние данные отражают социально-классовый аспект дифференциации нормативно-ценностных ориентаций. Любопытна и латентная связь, обнаруженная с помощью семантического дифференциала и кластерного анализа данных опроса. Капитализм ассоциируется в сознании многих людей с диктатурой и национализмом, а социализм – с демократией» [51].
Что важно в первом абзаце – то, что тревожность и неуверенность в завтрашнем дне присущи представителям всех слоев и групп населения. Это уже курс на катастрофу.
Не менее тяжел вывод второго абзаца: при таком состоянии государственной машины невозможно не только формирование гражданского общества, но и более-менее приемлемое соблюдение элементарных прав личности. Значит, государственная машина не создает структуры, необходимые для выхода из кризиса, а разрушает их зародыши. Такая машина нелегитимна по определению!
Наконец, третий абзац, едва ли не самый главный. Что же выходит! Почти 70 % рабочих и крестьян, двух самых массивных «тягловых» социальных групп – сторонники социализма. Сторонники пассивные, бороться не стали, но это для власти обстоятельство даже отягчающее. Против них – неустойчивые, почти маргинальные группы «представителей малого и среднего бизнеса». За двадцать лет стало ясно, что держать страну они не смогут и не будут.
И вот, в информационно-символической сфере государство выступает как яростный, почти фанатичный противник «советского человека», которым и заполнен личный состав страны (неважно, каким идеологическим мусором припорошили головы этой тягловой силы). На этих людей, которые все еще каким-то чудом кормят и обогревают страну, натравили целую свору цепных идеологических псов! Ни одной передачи не проходит, чтобы какой-нибудь «интеллектуал» не плюнул в душу или в память советского человека, особенно рабочего или крестьянина.
Ну какая власть в ее нынешнем положении и в здравом уме стала так бы поступать!
Глава 20 «ОРАНЖЕВЫЕ» ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕХНОЛОГИИ
Для любого государства, особенно в условиях кризиса или в переходный период модернизации, глобализации и других типов трансформации, актуальна угроза революции – радикальной смены властной верхушки с глубокими преобразованиями в государстве и социальном порядке. Это – широкая тема, здесь мы ограничимся обсуждением того типа революций, который сложился и получил технологическое оформление в конце XX века.
Это специфический тип революций, который иногда обозначается словом «бархатные», «цветные», а в России чаще словом «оранжевые» – по названию самой крупной из них, которая произошла на Украине в конце 2004 – начале 2005 года. Две другие сходные революции имели место в 2000 г. в Югославии и в 2003 г. в Грузии. Предшественницы «оранжевых» революций – «бархатные» революции 80-х годов в восточноевропейских странах.
Эти неклассические революции по многим своим важнейшим признакам отличаются от прежних и классовых, и цивилизационных революций. Те, кто следуют представлениям о революциях, принятым в историческом материализме (революция – это смена формации), даже отрицают за «бархатными» и «оранжевыми» операциями по смене власти статус революций.
На деле «оранжевые» революции не просто приводят к смене властной верхушки государства и его геополитической ориентации, а и меняют основание легитимности всей государственности. Более того, меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма. Признают США, что на выборах победил Ющенко – и его режим становится легитимным. Признают США, что Каддафи – диктатор, а «народом Ливии» будет назначена небольшая группа «повстанцев», и ради утверждения их «легитимной власти» НАТО будет почти год бомбить всю страну.
Да, «оранжевые» – это не классические революции. Но общественные явления и не ограничиваются классикой. Смена власти и в Грузии, и на Украине сопровождалась глубокими структурными изменениями не только в государстве и обществе этих стран, но и в структуре мироустройства. Две постсоветские территории резко изменили (хотя бы на время) свой цивилизационный тип и траекторию развития – они вырваны из той страны, которая еще оставалась на месте СССР, пусть и с расчлененной государственностью. Они перестали быть постсоветскими. Будущее покажет, будет ли это новое состояние устойчивым, но в тот момент приходилось признать, что свершилась именно революция.
Для описания «бархатных» и «оранжевых» революций, которые сложились как технология свержения власти в самые последние десятилетия ( на пороге постмодерна ) – нет необходимости вдаваться в детальную классификацию множества революций второй половины XX века. Перед нами явление качественно новое, однако в него включены многие элементы прежних революций (обзор предыстории «цветных» революций и, более подробно, описание таких революций в 2000–2005 годы, особенно с точки зрения угроз для России, дается в [261]).
Мы видели революции, в которых часть общества добивалась изменения общественного строя, но при этом формационные изменения поначалу были лишь инструментами изменения, а не целью. Таковы были и Февральская революция 1917 года, и революция либеральной интеллигенции в СССР, и массовый порыв части украинского общества в 2003–2004 гг. Но мы видели и революции, которые другая часть общества производила, чтобы предотвратить эти изменения – и для этого приходилось переделывать общественно-экономические структуры. В 1917 году большинству, не принявшему либерально-западнический проект кадетов, пришлось пойти на революцию с очень глубокой трансформацией всего жизнеустройства – поначалу этого не предвидели.
Для понимания хода революций надо вглядываться не только в противоречия, созревшие в базисе общества, но и в процессы, происходящие или возбуждаемые в надстройке общества – в культуре, идеологии и сфере массового сознания. Грамши дал сильную теорию таких революций, а в последние полвека накапливается и систематизируется богатый эмпирический материал. Эта работа достигла того уровня зрелости, когда появилась возможность быстро разрабатывать технологии таких революций применительно к конкретной социокультурной обстановке. Для всех стран, не входящих в «метрополию» современного Запада и пытающихся противостоять втягиванию их в периферию этой метрополии, именно технологии этих «цветных» революций будут в среднесрочной перспективе представлять главную опасность их независимости. Эти технологии обеспечиваются мощью западных наук о человеке и обществе, а также СМИ, что обходится гораздо дешевле, чем обычные войны, и не вызывают протестов в собственных обществах.
