Мусульмане в Европе: Сосуществование, взаимодействие, межцивилизационный диалог - Роман Николаевич Лункин
В качестве очередного аргумента в пользу всеохватности божественного милосердия М. Бигиев приводит 62-й аят суры «Корова», краткий перевод которой звучит так: «Поистине, те, которые уверовали, и те, кто обратились в иудейство, и христиане, и сабии, которые уверовали в Аллаха и в последний день и творили благое, — им их награда у Господа их, нет над ними страха, и не будут они печальны»[66].
Разъясняя смысл этого аята, М. Бигиев пишет: «В этом аяте ясно обозначена своего рода матерь спасения, а именно — вера в существование Аллаха, повелевающего творить добро и отстраняться от зла, вера в День, когда воздастся за каждое доброе и злое деяние, совершённое при жизни. Если человек под влиянием этих двух факторов отстраняется от зла и порока, усердствуя в добре и благе, тогда такой человек в своей будущей жизни добьётся вечного счастья»[67].
Говоря о всеохватности Божьей милости, М. Бигиев основной акцент делает на том, что мусульмане заблуждаются в понимании смысла того, что сказано в Коране. Беспощадно сокрушая основы традиционно прививаемого мусульманам чувства религиозного эксклюзивизма и богоизбранности, он пишет: «Например, в суре «Предвечернее время» Властелин миров Всевышний Аллах говорит: «Клянусь предвечерним временем! Поистине, человек ведь в убытке, кроме тех, которые уверовали, творили добрые дела…»[68]. Употреблённое здесь слово «человек, люди» не означает европейцев или татар.
В Драгоценном Коране, в 141-м аяте суры «Женщины» Всевышний Аллах говорит: «И никогда Аллах не устроит неверным пути против верующих»[69]. Подразумевается ли здесь, что первые это саксонцы, а вторые — индийские мусульмане или земледельцы Египта? Не является ли реальность прямо тому противоположной?
В 29-м аяте суры «Ангелы» Благородный Коран говорит: «Ведь боятся Аллаха из Его рабов знающие»[70]. В качестве знающих, учёных мужей здесь не подразумеваются стамбульские ходжи, шейхи аль-Азхара, мевлевии Индии, дамеллы Бухары, российские му’аллимы и татарские муллы.
В 105-м аяте суры «Пророки» Драгоценный Коран говорит следующее: «И написали Мы уже в Псалтири после напоминания, что землю наследуют рабы Мои праведные»[71]. Здесь под словом «рабы Мои праведные» также не подразумеваются египетские крестьяне-феллахи, магрибские сенуситы, стамбульские каландары, индийские нищие-факиры, татарские суфии, ишаны из Альметьевска, накшбандии из Бухары.
Властелин миров, Всевышний Аллах говорит в Благородном Коране: «И была обязанностью для Нас защита верующих»[72].
Кого Он имел в виду, когда упомянул здесь «верующих»? Десятки миллионов индийских мусульман, оказавшихся в неволе у нескольких англичан? Мусульман-яванцев, ставших рабами Голландии? Или?..»[73].
Таким образом, Муса Бигиев подверг переоценке многие традиционные убеждения мусульман, сложившиеся не на основе знаний, излагаемых в источниках ислама, а сформировавшиеся под влиянием внешних объективных и субъективных факторов. Как видим, М. Бигиев был совершенно не согласен с широко распространившейся среди мусульман убеждённостью в обречённости т.н. «неверных», т.е. представителей немусульманских народов, на вечные муки в аду. По мнению М. Бигиева, это убеждение не имело под собой основы, поскольку, во-первых, оно противоречит провозглашаемому Кораном принципу наместничества (хилафа) человека на Земле, а во-вторых, не согласуется с фундаментальными установками ислама о безграничном милосердии Всевышнего и Его всеобъемлющей мудрости.
Обратив внимание на тот факт, что люди, проживая свои жизни в границах отпущенного им исчезающе малого по сравнению с вечностью вселенной отрезка времени, больше страдают, чем наслаждаются, М. Бигиев поставил вопрос о несоизмеримости наказания человека за совершённые им прегрешения, за которые его ожидают неописуемо ужасные и вечные муки ада. В этой связи мыслитель задаётся вопросом: может ли Бог, давший человеку краткий миг жизни, полной страданий, а затем обрекающий его на вечные муки, быть Милостивым и Милосердным Богом, каковым Он себя раз за разом называет?
В конце концов М. Бигиев пришёл к кардинальной переоценке природы всеобъемлющей милости Аллаха, которая была выражена им в учении о всеохватности Божьей милости. Данное учение знаменовало качественный скачок в трансформации представлений о Боге и его отношениях с человеком, подняв данный вопрос на принципиально новый философский и этический уровень.
Идеи Мусы Бигиева и его интерес к вопросу о сути отношений между Богом и человеком сформировались в условиях современных ему российских реалий начала XX в., когда татары, проживая на своих исторических территориях, оказались нежелательным инородческим меньшинством в окружении обласканного государством христианского большинства. Несмотря на это, провозглашённые выдающимся мыслителем идеи востребованы и сегодня, в том числе в условиях миграционного кризиса, принявшего глобальный характер. Сущностные параллели между двумя социальными реальностями очевидны, пусть в силу определённых исторических особенностей они и не совпадают в полной мере.
М. Бигиев пришёл к новаторскому осознанию природы Божьей милости будучи представителем татаро-мусульманского социума, осознававшего своё плачевное состояние. При этом народная память хранила картины великого прошлого: самостоятельную государственность, свободно исповедуемую религию, развитую культуру. Отсюда происходило, мягко говоря, настороженное отношение к русским и к национальной политике государства в отношении инородцев, которое раз за разом показывало татарам их место. В таких условиях у народа оставалась единственная духовная «отдушина» — ислам, и его нюансы, описанные в тысячах религиозных книг. Здесь народ черпал знания о том, что всем последователям ислама обещается грядущее райское блаженство, а всем притеснителям и гонителям мусульман — вечные муки в аду.
В подобных условиях водораздел между такими этическими и духовными категориями, как богоугодный и богопротивный, легко утратил своё первоначальное значение и приобрёл, на наш взгляд, несколько иную форму. Согласно кораническому исламу, люди разделены на две категории: верующие (му’мины), т.е. верующие в Бога, и т.н. «неверные» (кяфиры). Первые — богоугодные, а вторые — богопротивные. Быть в числе первых означает быть покорным Богу, совершать то, что велено Им, и воздерживаться от того, что Им запрещено. Это — минимум, необходимый для того, чтобы заслужить Божью милость. Богопротивные при этом — своего рода зеркало, в котором верующий видит образец того, каким быть нельзя. В данном различении (и именно на это обратил внимание М. Бигиев) отсутствует какой-либо намёк на религиозную, этническую или иную идентичность.
В упомянутой выше этно-конфессиональной ситуации в Российской империи в этом «зеркале богоугодности» оказались христиане-русские, автоматически оценённые покорёнными мусульманами как богопротивные. Так в национальном сознании российских мусульман-татар произошла подмена ценностей: мы — богоугодные, ибо мы — мусульмане, а против нас — богопротивные, неверные, которым гореть в аду.
Но если отталкиваться от учения Корана, то очевидно, что последнее неверно, поскольку русские, христиане, признаются в Исламе как «Обладатели
