Восточные религии в римском язычестве - Франц Кюмон
Но египетские и азиатские боги не только никогда не позволяли себя оттеснить, как божества Галлии и Испании, а вскоре переправились через моря и начали завоевывать себе адептов во всех римских провинциях. Исиде и Серапису, Кибеле и Аттису, сирийским Ваалам, Сабазию и Митре поклонялись братства верующих до самых окраин Германии. Восточное влияние, которое наблюдается с начала нашей эры при изучении истории искусства, литературы или философии, в религиозной сфере проявляется с несравнимо большей силой. В прошлом проникновение экзотических культов, тогда еще презираемых, было медленным, а к концу I в., говоря словами Ювенала, Оронт вместе с Нилом и Галисом хлынули в Тибр к великому негодованию истинных римлян. Наконец, сто лет спустя, началось нашествие египетских, семитских, иранских верований и концепций, которое едва не поглотило все то, что трудолюбиво строил греческий и римский гений. Какие причины спровоцировали, какие обстоятельства сделали возможным это духовное потрясение, отдаленным последствием которого стал триумф христианства, и почему в религиозной сфере влияние Востока проявилось с самой большой силой? Это первые вопросы, привлекающие к себе наше внимание.
Как и все крупные феномены истории, этот был обусловлен множеством воздействий, которые ему способствовали. Однако в числе вызвавших его конкретных явлений, отчасти неизвестных, можно выделить, и это уже сделано, определенные факторы, которые попеременно рассматривались как важнейшие и некоторые основные причины.
Если, поддавшись тенденции, увлекшей в настоящее время немало блестящих умов, мы начнем рассматривать всю историю как сумму экономических и социальных сил, нам будет нетрудно показать их действие в этом мощном религиозном процессе. Индустриальное и коммерческое преобладание Востока очевидно; именно там находятся главные центры производства и экспорта. Все более и более оживленная торговля с Востоком повлекла за собой появление в Италии, Галлии, в придунайских странах купцов, которые в некоторых городах образовывали по-настоящему крупные сообщества. Особенно многочисленными были сирийские эмигранты. Подвижные, бойкие, трудолюбивые, они приживались повсюду, где у них была надежда получить какую-то прибыль, и их колонии, разбросанные вплоть до севера Галлии, служили опорными пунктами для проповеди язычества, точно так же как еврейские общины диаспоры — для проповеди христианства. Италия не только покупала в Египте необходимое ей зерно, она также ввозила людей; к обработке своих обезлюдевших полей она привлекала рабов из Фригии, Каппадокии и Сирии; а для исполнения функций прислуги в ее дворцах ей снова понадобились сирийцы или александрийцы. Кто скажет, какое влияние оказывали горничные из Антиохии или Мемфиса на состояние духа своих хозяек? В то же время оборонные и военные нужды вынуждали офицеров и солдат переходить с границы Евфрата на берега Рейна или окраины Сахары, и повсюду они оставались верными богам своей далекой родины. Административные нужды заставляли перемещаться чиновников и их прислужников, часто рабов по рождению, в самые далекие провинции. Наконец, легкость сообщения, возросшая в результате строительства удобных дорог, увеличила количество и дальность путешествий.
В результате необходимо возрастал обмен товарами, людьми и идеями, и можно утверждать, что теократия была неизбежным следствием этого смешения народов, что боги Востока следовали за мощными коммерческими и социальными потоками и что их укоренение на Западе было естественным следствием движения, которое влекло в малонаселенные страны избыток населения из азиатских городов и сел.
Разумеется, эти рассуждения, которые можно было бы долго развивать, объясняют то, какими путями распространялись восточные религии. Понятно, что купцы служили их проповедниками в портах и торговых пунктах, солдаты — на границах и в столице, рабы — в городских домах{27}, в сельских имениях и государственной администрации; но подобным образом мы в состоянии изучить лишь средства и посредников распространения этих культов, а не причины их принятия римлянами. О способе их неожиданной экспансии мы знаем только кое-что, а не почему она произошла. Главное, мы понимаем причины вышеуказанного расхождения между Востоком и Западом лишь отчасти.
Для уточнения этой мысли приведу один пример. Кельтская богиня, Эпона{28}, как известно, особенно почиталась как покровительница лошадей. Галльские всадники отправляли свой языческий культ повсюду, где располагались лагерем, и его следы можно обнаружить от Шотландии до Трансильвании. И тем не менее, хотя эта богиня находилась в тех же самых условиях, что и, например, Юпитер Долихенский, принесенный в Европу когортами из Коммагены, что-то незаметно, чтобы она получила признание со стороны многих иноплеменников; а главное, мы не видим, чтобы друидизм принял форму мистерий Эпоны, посвящения в которые искали бы греки и римляне. Для того чтобы находить прозелитов, ему не хватало характерных достоинств, присущих восточным культам.
Другие историки или мыслители сегодня предпочитают прилагать к религиозным феноменам законы естественных наук, и тогда неожиданное применение находят теории по поводу эволюции видов. Иммиграция жителей Востока, и в частности сирийцев, была достаточно значительной, утверждают они, чтобы вызвать стремительную порчу и вырождение здоровых италийских и кельтских народов. В то же время противоестественное социальное положение и пагубный политический строй привели к ослаблению энергии народа, к истреблению лучших и возвышению худших представителей населения. Эта толпа, вырождению которой способствовали гибельные сплетения, взвинченная в результате отбора наоборот, утратила способность противостоять вторжению азиатских химер и извращений. Снижение интеллектуального уровня, утрата критического духа сопровождалась падением нравов и удрученным состоянием духа. В эволюции верований триумф Востока знаменует собой регресс в сторону варварства, возврат к далеким истокам веры, к обожествлению сил природы. Таковы, в двух словах, недавно предложенные системы, которые были встречены с некоторой благосклонностью{29}.
Нельзя отрицать того, что в период упадка Рима души, по-видимому, стали более косными, а нравы грубыми; в своей совокупности это общество было самым плачевным образом лишено воображения, разума и вкуса. Кажется, что оно впало в
