Свобода и евреи - Шмаков Алексей Семенович
Поставленное на один уровень с вьючными животными «произволом тиранов старого порядка», еврейское племя должно бы, казалось, отдаться всецело защите свободы, поднявшей его до прав человека. Ничуть не бывало. Евреи изменяли нам неоднократно в городах и сёлах области Вейссенбурга, и едва ли, с другой стороны, нашёлся бы между ними десяток патриотов на всём Верхнем и Нижнем Рейне. То же самое происходило в Байонне и Бордо. Повсюду алчность они ставили на место любви к отечеству, а смешные предрассудки свои — на место разума».
(Марк Антоний Бодо, представитель народа в армиях Рейна и Мозеля)«L’Assemblee a mis hier comble a toutes ses sottises et ses irreligions en donnant aux juifs ie droit d’ctre admis a tous les emplois. Je ne puis te rendre combien je suis en colere de ce decrel. Mais Dieu a ses jours de vengeance, et s’il souffre longtemps, il ne punit pourtant avec moins de force».
(Принцесса Елизавета — госпоже Бомбелль, 29 сентября 1791 года)Эти пророческие слова, к сожалению, оправдались на всей последующей истории Франции и в такой мере, как, вероятно, не ожидала сама принцесса Елизавета.
В гармонии с этим известно, что Виктор Гюго не был враждебен евреям, а между тем, вот его отзыв о них:
«Можно было бы написать интересную книгу о евреях в эпоху Средних веков. Их ненавидели глубоко, но и насколько же они были достойны ненависти! Их презирали от всей души, но и какова же была их собственная низость?!.. Народ-Богоубийца был и воровским народом. Он грабил назареев, как он называл христиан, ни мало не стесняясь, почему и становился, наконец, жертвой собственной жадности. Во время похода Петра Пустынника крестоносцы, увлекаясь религиозным рвением, поклялись истребить всех жидов, которых встретят на своём пути, и они свой обет исполнили. Но это было лишь возмездием за ханаанские убийства, совершаемые самими же евреями. Суарец справедливо замечает, что иудеи вырезали своих соседей во имя благочестия, которое было понято ими хорошо, тогда как крестоносцы истребляли евреев ради того же благочестия, но понятого ими дурно».
Знаменитый юрист и главный автор Наполеоновского кодекса, Порталис, в свою очередь, рассуждал по еврейскому вопросу так: «Учредительное Собрание полагало, что для обращения евреев в добрых граждан достаточно открыть им безразлично и безусловно доступ к правам, которыми пользуются французы. К несчастью, опыт доказал, что если тогда не было недостатка в философии, то не хватало прозорливости, и что, в известных пределах, нельзя с пользой издавать новые законы раньше, чем озаботиться о подготовке новых людей. Ошибка проистекает из того, что в разрешении проблемы о гражданском состоянии евреев не хотели видеть ничего, кроме вопроса о веротерпимости. Но евреи представляют не просто секту, а народ, у которого некогда, были свои территории и правительство. Он был рассеян, но не мог быть растворён. Блуждая по лицу земного шара, он ищет убежища, а отнюдь не отечества. Он проживает среди других народов, не смешиваясь с ними, и повсюду считает себя иноземцем. Такой порядок вещей обусловливается природой и характером еврейских учреждений. В настоящее время евреи — приблизительно то же самое, чем они были всегда. Наши законы признаются ими, лишь поскольку не противоречат их собственным. Они не французы, не поляки, не немцы и не англичане, — они только евреи. Из факта, что сын Иуды — меньшая секта, чем народ, явствует до какой степени было неразумным провозглашать их гражданами Франции без исследования хотя бы того, могут ли и действительно желают ли они сделаться таковыми?»
«Владычество еврейских банкиров — основная причина современного пауперизма», в оправдание государственных соображений Порталиса сказал и Прудон.
«Кто втёрся в знатный дом лисой, тот в этом чине будет волком», — мудро заметил, в свою очередь, наш вдохновенный поэт Жуковский.
У самих евреев есть книга «Сефер-Гаюшор». Она претендует на очень древнее происхождение и на такую важность, что чтение её может заменить обязательные и срочные занятия Торой (Пятикнижием) для торговцев и путешественников из евреев, не располагающих временем, чтобы изучать Тору. На странице 100-й этой книги (см. издание 1874 г., в Варшаве) в назидание правоверным израильтянам повествуется, что один из сыновей патриарха Иакова, Иосиф, проданный братьями в Египет, стал там первым при Фараоне лицом и, воспользовавшись семилетним голодом, привёл коренное население за его же счёт в такое состояние, что не только они лишилось всей своей движимости и недвижимости, но и самого себя закабалило в рабство. Вместе с этим, отца своего и братьев Иосиф поселил в самой лучшей части страны, а из отобранного у египтян золота и серебра семьдесят два кикара (кикар около 3.000 р.), равно как множество драгоценных камней разделил на четыре доли и припрятал на будущие времена, т. е. для грядущих поколений «избранного народа», у Чёрного моря, на берегу Евфрата, в пределах Индии и Персии. Всем остальным золотом Иосиф наделил своих братьев, невесток и их домочадцев так, что в сокровищницу Фараона поступило всего двадцать кикаров. Таков идеал сынов Иуды. Dio de For, о Dio de For — d’el mondo signer!.. Просвещающие нас в этом направлении цитаты можно было бы приводить, по желанию, в произвольных количествах. Для этого не требуется даже обращаться к таким новейшим знатокам еврейства, каковы: Бональд и Туссенель, Прудон и Ширак, Капефиг и Жаннэ; Гартман и Штилле, Делагэ и Дэни, Вармунд и Дюринг; Фрич и Андрее, фон-Ланген и Глагау, Либреман фон-Зонненберг и Штеккер, Три-дон и Пикар, Вергани и Лихтенштейн, Пранаитис и Ролин; Брунер и Шлейшер, Дженкинс и Шонерер, Источи и Люгер, Морес и Дрюмон.
Древние и новые историки и поэты, философы и ораторы, государственные люди и полководцы, духовные и светские патриоты, одинаково и неустанно, предостерегали от евреев: Аристофан и Плутарх, Набу-Куддур-Уссур и Антиох Епифан, Катон и Тацит, Гомер и Ювенал, Персии и Диодор Силицийский, Марциал и Тит Ливии, Цицерон и Апион, Полибий и Аммиан Марцеллин, Сенека и Рутилий Нумантийский, Помпей и Веспассиан, Тит и Луций Квиета, Иероним и Дион Кассий; Сципион и Адриан, Магомет и Ричард Львиное сердце, Лютер и Вольтер, Эйзенменгер и Леманн, Гердер и Трейчке, Дройзен и Вагнер, д’Агессо и Наполеон, Гужено де-Муссо и Иоганн Шерр, Тьер и Мишлэ, Гиббон и Эдгар Кинэ, Шекспир и Шопенгауэр, Хозе Амадор де Лос-Риос и Ренан, Кант и Фихте, Шампаньи и Литтре, Франц Лист и Виктор Гюго, Чацкий и Мацевский, Державин и Достоевский, Костомаров, гр. Мордвинов, Иловайский и Гоголь, Аксаков и Грановский, Бисмарк и Мольтке, О’Коннель и Карлейль, Роберт Пиль и Гладстон, — все по фактам свидетельствовали об опасностях, которыми грозят сыны Иуды остальным народам, религиям и государствам.
О странах, уже порабощенных ими, например, об Австрии, сами же евреи, никогда не отказывая себе в удовольствии поглумиться над своими жертвами, замечают, что если бы и существовало страхование государств от погибели, то и тогда ни одно общество не приняло бы империи Габсбургов на страх.
Apparent rari nautes in gurgite vasto!..
И, наоборот, как это ни удивительно, а есть страна, где иудеи беспомощны. «Its hard for a Jew to take the breeks off a higlander» — трудненько жиду снять штаны с шотландца!..[4] Но исключение лишь подтверждает правило.
Вообще же говоря, проследить на пути истории или хотя бы в одном XIX столетии операции иудейских банкиров и монополистов (в Антверпене, например, есть Коган, который в одну биржу продаёт иной раз или покупает для игры на разнице, конечно, больше кофе, чем его родится за пять лет), а за ними и других гешефтмахеров, неизменно эксплуатирующих чужое горе и нищету как отдельных лиц, так и целых народов или государств, было бы высоко поучительным. К сожалению, мы и так слишком удалились в подробности той проблемы, лишь основные черты которой могут входить в нашу задачу. На всякий же случай мы просим читателя сообразить, какова сила еврейского капитала, между прочим, арендующего французский государственный банк, когда он сегодня через скупку акций у египетского хедива может передать Англии главенство по распоряжению Суэцким каналом, завтра объявить войну бурам, а после завтра для увенчания задания новой англо-трансафриканской империи затеять пересмотр процесса Дрейфуса (в Ренне) для того, чтобы раздираемую междоусобицей Францию принудить к уступке Фашоды, без которой немыслима и новая империя.