Барт Эрман - Петр, Павел и Мария Магдалина. Последователи Иисуса в истории и легендах
Это кажется маловероятным. Но тогда откуда первоначально взялись истории о Марии Магдалине, о ней одной или в обществе других женщин? Если трудно представить, что они были сочинены ранними христианскими рассказчиками, то, возможно, эти истории имеют реальное историческое основание. Возможно, Мария действительно нашла гробницу пустой на третий день и возвестила, что Иисус воскрес из мертвых. Следует подчеркнуть, что хотя в конечном счете христианство основывается на жизни и служении Иисуса, оно этим не исчерпывается. Традиционное христианство — это вера в то, что он умер за грехи мира и воскрес из мертвых. Так сказать, технически христианство не могло начаться до тех пор, пока кто-то не возвестил, что Иисус воскрес из мертвых. По-видимому, первой это сделала Мария Магдалина. Если это так, что я доказывал в предыдущей главе, то действительно, именно Мария дала начало христианству. Едва ли в истории западной цивилизации есть более значительная для нее женщина, — или, коли на то пошло, мужчина, — которая вместе с тем была бы менее известной, чем Мария Магдалина.
В некоторых регионах ее роль в истории христианства уменьшалась, тем более что мужчины все в большей степени возглавляли Церковь, а женщины-руководители, среди них были и апостолы, замолкали. В других местах слава Марии продолжала жить, как свидетельствуют разрозненные упоминания о ней в различных документах раннего христианского движения, особенно среди гностиков. Но в ортодоксальном христианстве в конечном счете одержали победу Петр и Павел.
В каких отношениях представление Петра и Павла о христианской вере отличалось от ее понимания Марией? К сожалению, мы никогда не узнаем об этом наверняка, поскольку Мария не оставила после себя текстов и едва упоминается в ранних первоисточниках. Мы знаем от Оригена, автора начала III века, что у Марии были последователи ее понимания религии. Но, к сожалению, мы не знаем, каким оно было, — в чем состояла ее вера в отношении Христа — за исключением того, что можно логически вывести из некоторых исторических фактов.
К их числу относится и тот факт, что она была еврейской женщиной из Галилеи и преданной ученицей Иисуса. Должно быть, ее привлекло его учение, иначе она не последовала бы за ним и не поддерживала его служение своими средствами. Это означает, что она, должно быть, была также сторонницей иудейского апокалиптизма, ожидавшей, что этот греховный век боли, страдания и гнета скоро подойдет к концу, и здесь, на земле, наступит Царство Божье. В этом Царстве не станет больше войн, ненависти, несправедливости, бедности, болезней, бесовских сил, угнетения. Наступит райский век, когда высшей властью будут Бог и те, кого он поставит править. Больше не будет угнетения, основанного на классовых различиях, богатстве, престиже или половых различиях. Не будет нужды, бедности, рабства, половой дискриминации. Женщинам больше не придется подчиняться мужчинам. Они, как и мужчины, станут похожими на ангелов небесных. Учение Иисуса о будущем освобождении земли сама Мария, должно быть, восприняла как весть о своем собственном освобождении в будущем веке, полном только всего благого, когда будет безраздельно властвовать Бог.
И как только она поверила, что Иисус воскрес из мертвых, она, подобно другим иудеям-апокалиптикам, таким как Павел, вероятно, сделала логический вывод: конец близок. Царство Божье — почти уже здесь. Ожидания Иисуса скоро должны осуществиться, и скоро исполнятся обещания Бога. Мария, возможно, надеялась встретить освобождение земли еще при своей жизни.
Заключение:
Петр, Павел и Мария в перспективе
В ходе этого исследования я утверждал, что Петр, Павел и Мария, как Иисус до них, были иудейскими апокалиптиками. Мыслители-апокалиптики полагали, что конец мира будет похож на его начало: земля вернется в свое первоначальное райское состояние — наступит новый Эдем, где больше не будет греха, зла, боли и страданий. В том же духе — что конец света должен быть похожим на начало — хотелось бы закончить эту книгу замечанием, с которого я ее начал — о «Петре, Павле и Марии».
Эта фольк-группа 1960-х годов тоже были рассказчиком своего века. Как и у большинства рассказчиков, многие из их самых популярных песен воспроизводили песни, уже сочиненные когда-то другими людьми. Но такое воспроизведение всегда подвержено множеству истолкований применительно к широкому диапазону ситуаций.
Некоторые из самых известных песен группы «Петр, Павел и Мария» говорят о личной утрате и разлуке. Например, в популярной песне «500 миль» говорится о влюбленном, пропустившем поезд, в котором ехала она; он услышал лишь его свисток на расстоянии в сто миль.
Еще более известна песня (написанная Джоном Денвером, не иначе) могла взволновать до глубины души, даже если теперь она кажется несколько пресноватой:
«Все мои сумки упакованы, я готов идти.Я стою здесь, за твоей дверью,Я не хочу будить тебя, чтобы сказать — до свидания.
Но забрезжил рассвет, это раннее утро.Такси ждет, сигналит.Я так одинок, что мог бы умереть…
Потому что я улетаю на реактивном самолете,Не знаю, когда вернусь снова.О, малышка, я очень не хочу уходить…»
Эти песни — просто о душераздирающей боли, вызванной отъездом? Они о любимой, теряемой навсегда? Или, возможно, они о перемещении в модерный мир 1960-х, далекий от уюта послевоенных 50-х, в век гонки вооружений, протестов и напряженности межрасовых отношений? Возможно, они об ощущении утраты, поскольку мы движемся в новый мир, оставляя позади старый, добрый мир?
Первые христиане знали подобное чувство отчуждения от мира. Фактически оно было одним из основных рефренов их писаний. Несомненно, его знали и христиане-гностики, включая автора «Евангелия от Марии». С их точки зрения, глубоко внутри человека, в его сущности, есть искра божественного, которая оказалась отчужденной от своей небесной обители. Эта искра поймана в ловушку греховного материального мира, отделенного от духовного царства, из которого она пришла и куда стремится вернуться. Другие христиане тоже переживали чувство отчуждения, в том числе апостол Павел и автор Первого послания Петра, который полагал, что их настоящая родина — на небе. По их мнению, душа временно приходит в этот мир боли и горя, которые они теперь переживали.
Многие ранние последователи Христа рассказывали истории о красоте иного мира, сила которого иногда проявлялась здесь, на земле, и благословения которого ждали те, кто еще оставался в лапах смерти. Как нужно интерпретировать эти истории? Следует ли понимать великолепие грядущего Царства Божьего как выражение того, что случится здесь, на земле? Бог свергнет силы зла, чтобы установить свое владычество раз и навсегда. Так, по-видимому, учил сам Иисус и так, очевидно, верили его последователи Петр, Павел и Мария. Или эти истории относятся к жизни на небе, которую обретут души, как только они уйдут из этой смертной жизни, как учит апокрифический «Апокалипсис Петра»? Или, возможно, они имели в виду блага жизни здесь и сейчас для тех, кто испытал все преимущества спасения в момент крещения и кто, следовательно, уже «правил в небесных обителях», как учили противники Павла в Коринфе и некоторые из его собственных более поздних последователей, включая автора Послания к Эфесянам?
Соль этих историй в том, что никто, даже их авторы, не могут контролировать ход их истолкования. После возникновения они живут своей жизнью. И пока они живут, они меняются. Это особенно верно для Древнего мира, когда не было ни одной из возможностей и ограничений, предоставляемых и налагаемых современными средствами массовой информации. Скажем, я покупаю в своем городе компакт-диск с «Петром, Павлом и Марией», поющими: «Лимонное дерево очень красивое, и лимонный цветок — сладок / Но плод бедного лимона невозможно съесть». Но если я окажусь в другом городе, в другой стране, я тоже могу купить такой же диск с этой же песней, и на диске будет в точности та же самая песня. И я могу многократно повторять ее.
В Древнем мире такое было невозможно, потому что не существовало механических или электронных средств, которые могли бы гарантировать точность воспроизведения. Поэтому рассказчики не видели необходимости сохранять предания неизменными от одного пересказа к другому. Это вообще верно для людей, живущих в условиях устной культуры. Они изменяли свои песни и истории под воздействием своих собственных чувств или ситуации, в которой пели или рассказывали их. Изменения могли быть сделаны в зависимости от состава слушателей, времени дня, исторических, культурных или политических обстоятельств и так далее. Иногда истории подправляли от уверенности, что они должны быть изменены. Слова «Лимонного дерева» могли быть «доработаны» просто потому, что некоторые из них не имеют смысла. В самом деле, ведь плод лимона не «невозможно» съесть. И кто-то мог бы выразиться, что «плод бедного лимона не очень приятен на вкус». Но тогда ритм был бы нарушен, поэтому пришлось бы снова изменить слова как-то иначе. Кто-нибудь третий мог бы решить, что песня станет лучше по смыслу, если будет не о лимонах, а, скажем, о кумкватах. Тогда нарушилась бы рифма, и все пришлось бы переделывать. И так далее.
