Логика монотеизма. Избранные лекции - Гейдар Джахидович Джемаль
Когда есть мысль о том, что есть первоединое, у которого нет рядом ничего, что стояло бы до и после и как бы это ограничивало, тогда получается правильная мысль, абсолютное утверждение.
Есть одно «но». Мешает первая площадка – площадка опыта. Есть мыслящее, свидетельствующее Я – куда его девать? Потому что если есть Абсолют, то каким образом я в данный момент могу о нем свидетельствовать? Если я о нем свидетельствую, то я в данный момент не являюсь с ним тождественным: в противном случае никакого свидетельствования не будет. А если я не являюсь ему тождественным, значит, я его ограничиваю, значит оно – не Абсолют.
Трудно себе представить, насколько эта мысль выглядит очевидной на первый взгляд, но трудно себе представить, насколько эта мысль драматична и насколько она является постоянным мотором человеческой истории, человеческого интеллекта и человеческого духа. Потому что все традиционные метафизики учат своих адептов: «Ваше подозрение о том, что вы существуете вне Абсолюта и свидетельствуете о нем, не будучи ему тождественными, – это иллюзия, это впадение в грех невежества, в авидию[31], потому что вы будете слишком далеко от него и просто не понимаете, что вас нет. Точнее, по большому счету, вы есть он».
Иными словами, жрецы всех традиций учат своих последователей, что их самоощущение себя как мыслящих Я в данный момент, которые готовы и способны отразить какую бы то ни было реальность заведомо, – в том числе и реальность абсолютной бесконечности, – их самостоятельное существование есть ложь. Нет этого самостоятельного существования, есть только универсальное и тотальное Всё, которое апофатично, не имеет квалификации, поглощает все и является верховным и последним тождеством.
Правда, чувства, опыт противятся этому. Логика нашептывает каверзные вопросы: а каким же образом все-таки этот Абсолют попускает, чтобы на секунду возникла такая иллюзия? Если она – иллюзия, то в ней какая-то доля правды все-таки есть? Ведь есть же некая комната, где сидим все мы, – я это все ощущаю, но пусть это иллюзия, – но как же Абсолют, самодостаточный и дифференцированный, это попускает?
На это существует очень много умных и сложных ответов, разработок – «сансара» и прочее, – но все они в конечном счете не убеждают, потому что плетью обуха не перешибешь. Вот я, и если я – не Абсолют, то Абсолют не так безграничен, как он на это претендует. Это первый срыв площадки, на которой работает мысль, это катастрофа мысли, которую предлагается заполнить посвятительным изотерическим путем прохождения через очень глубокие системные отречения от того, что здесь и теперь – это здесь и теперь.
Иными словами, возникает деление между непосредственным опытом человека, который родился, и тем результатом, к которому он должен прийти в результате долгого просветительного пути. И возникает принудительная позиция тех, кто этот путь прошел или намерен пройти, по отношению к тем, кто настаивает на очевидности «первичного восприятия», первичной логики, – не опыта в его суровом виде, а «первичной мысли».
А ведь остается еще вторая площадка, которая также проблемна. Что значит четвертый ответ: «Подлинным является тот остаток, который не участвует в становлении и неисчезновении, и он-то и есть подлинное Бытие»? И есть ли Бытие – Абсолют? Можно ли связать тот Абсолют, который претендует на бесконечность, с этим кусочком, с этим остатком, который ни в чем не участвует, перманентно равен себе?
Огромная работа в этом направлении ведется тысячелетиями и составляет содержание классических цивилизаций, – цивилизаций древности, средневековья, современности и практически во всех географических регионах. Эта работа ориентирована на то, чтобы провести знак равенства между тем, что положено как гипостезированное Бытие, то есть выведенное в качестве несводимого ни к чему – ни к становлению, ни к конкретике, – и вот этим «Бытием, равным самому себе». Всегда и везде сделать его тождественным этому абсолютному утверждению, которое должно задаваться мыслью через все логические оговорки и вопреки им. Есть очень много в этом плане ухищрений, но в результате все они сводятся к тому, что Бытие и сознание – должно быть, одно и то же.
В частности, если мы имеем дело с частными утверждениями. Что такое частное утверждение? «Это – ель». Конкретная елка исчезает, но утверждение «ель» не исчезает. «Ель» как идея – неисчезающая идея. Якобы неисчезающая в контексте сиюминутной человеческой программы. Значит, есть идея «ели», а если представить себе, что есть «идея всех идей», то не это ли ответ на вопрос о том, каким образом можно выйти из потока хаоса исчезновения и становления?
«Идея всех идей», она же – Бытие, она же – сознание. Тут мы ступаем как раз на любимое поле платонизма, который формулирует эти крайне обаятельные и привлекавшие многие поколения незаурядных мыслителей ответы. Мы попадаем на заранее накатанную дорогу, когда оказывается, что субъект – это всего лишь негативный оттиск объекта, познание есть совпадение «штампа» и «оттиска», слияние их в экстатическом познании, когда не существует ни объекта, ни субъекта, а есть непосредственное переживание, выходящее за рамки всяких разграничений, которое является безальтернативным знанием.
Тем не менее проходит некоторое время и оказывается, что две эти площадки так и не удалось свести воедино. Две эти площадки продолжают работать по собственным правилам. Приходят новые поколения, которые снова и снова бросают вызов и снова и снова говорят: «Мы не понимаем, что такое Бытие, и мы не понимаем, что такое истина». То есть истина в эпистемологическом смысле, безальтернативное утверждение которой абсолютно справедливо, и Бытие, которое есть то подлинное, что не связано с исчезновением, уходом, приходом, со всем этим потоком становящейся вокруг нас субстанции.
Неслучайно Авраам, когда он порвал со своим народом идолопоклонников и многобожников и обратился к поиску истинного Бога, перебрал очень много символов перманентности как то, к чему он мог бы прильнуть и чему он мог бы поклониться. Оказалось, что все эти символы не выдерживают ближайшего рассмотрения: вода высыхает, огонь тухнет, звезда гаснет, солнце заходит, то есть нет ничего даже не только из конкретных вещей, но даже из образов, которые позволили бы «инвестировать капитал» абсолютного доверия в этом направлении. Таким образом, во внешнем мире и, более того, в системе мироощущений индивидуума, брошенного в эту реальность, не остается ничего, заслуживающего этого доверия.
Но есть одна вещь, помимо здесь упоминавшейся смерти, которая является жестким пределом и жесткой онтологической точкой в конце пути каждого и которая является подлинной в негативном смысле всегда и всюду, – есть еще нечто. У смерти есть тот «пропедевтический» минус, что она всегда случается с другим, пока не случится с нами, а если она случается с другим, то ее
