Леонид Зданович - Тайны великих пророков

Но мы сочли бы их причины и основные начала достаточными для того, чтобы возвысить их до понимания духовных, сверхчувственных предметов.

Для такого понимания учение их: было бы более пригодно, чем для понимания физического мира».

Этим замечанием Аристотеля вполне опровергается мнение, будто философия Пифагора содержит следы символизма. Аристотель говорит, что философия эта была бы гораздо рациональнее, если бы она имела символический смысл; следовательно, на самом деле она не имела такого смысла.

Серафим Саровский о смысле христианской жизни

«Господь открыл мне, — сказал великий старец, — что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни христианской… Но никто, — продолжал о. Серафим, — не сказал вам о том определенно. Говорили: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро — вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за это. Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит. Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколь бы ни хороши они были, недостаточны для реализации цели нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего. Пост же, и бдения, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело — суть средства для стяжания Святого Духа Божьего.

«Как же стяжание?» — спросил я батюшку Серафима. «Стяжание все равно что приобретение, — отвечал мне преп. Серафим, — ведь вы разумеете, что значит стяжание денег? Так все равно и стяжание Духа Божия. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный и временный, приобретается одними и теми же путями, очень сходными друг с другом. Иисус Христос уподобляет жизнь нашу торжищу и дело жизни нашей на земле именует куплею, для получения небесных благ через земные товары. Земные товары — это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятого Духа. Конечно, всякая добродетель, творимая ради Христа, дает благодать Духа Святого, но более всего дает молитва, потому что она как бы всегда в руках наших как оружие для стяжания благодати Духа. Захотели бы вы, например, в церковь сходить, да либо церкви нет, либо служба отошла; захотели бы нищему подать, да нищего нет, либо нечего дать. Или захотели бы вы девство соблюсти, да сил нет это исполнить по вашему сложению или по усилиям вражеских козней, которым вы по немощи человеческой противостоять не можете; захотели бы и другую какую-либо добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет или случая сыскать не можно. А до молитвы это уже никак не относится; на нее всякому и всегда есть возможность — и богатому и бедному, и знатному и простому, и сильному и слабому, и здоровому и больному, и праведнику и грешнику. Ведь молитвою мы с вами, со Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся. Но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святой не сойдет на нас в известных Ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться… При нашествии Духа Святого надлежит быть в полном безмолвии, слушать явственно и разумительно все глаголы живота вечного, которые Он тогда возвестить соизволит».

«Каким же образом, — спросил я о. Серафима, — узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святого?» — «Это очень просто, — отвечал он мне, — поэтому-то и Господь говорит: «Вся простота суть обретающим разум». Да беда-то вся наша в том, что сами-то мы не имеем этого разума Божественного, который не кичит (не нажмевает), ибо не от мира сего есть. Разум этот, исполненный любовью к Богу и ближнему, созидает всякого человека во спасение ему. Про этот разум Господь сказал: «Бог хочет всем спастися и в разум истины прийти…» Находясь в этом разуме, апостолы всегда видели, пребывает ли Дух Божий в них или нет и, проникнутые им и видя сопребывание с ними Духа Божия, утвердительно говорили, что их дела святы и вполне угодны Господу Богу».

Я отвечал: «Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я в Духе Божием, как мне самому в себе распознавать истинное Его явление?» Тогда о. Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою. Что же ты не смотришь на меня?» Я взглянул после этих слов в лицо его, и на меня напал еще больший ужас. Представьте себе в середине солнца лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук не видите, не видите ни самих себя, ни его фигуры, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом и озаряющий ярким блеском и снежную поляну, и меня, и великого старца. «Что же чувствуете вы теперь?» — спросил меня отец Серафим. «Необыкновенно хорошо», — сказал я. «Да, как же хорошо? Что именно?» Я отвечал: «Чувствую я тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу». — «Это, — сказал о. Серафим, — тот мир, про который Господь сказал ученикам своим: «Мир Мой даю вам, не яко мир дает, Я даю вам». Что же еще чувствуете вы?» — спросил меня о. Серафим. «Необыкновенную сладость», — отвечал я. «Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: «От тука дому твоего упиются и потоком сладости Твоея напоиши я». От этой сладости наши сердца как будто тают, и мы исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может… Что же вы еще чувствуете?» — «Необыкновенную радость во всем моем сердце». — «Когда Дух Божий нисходит к человеку и осеняет его полнотою своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостию, ибо Дух Божий радость все, к чему бы Он ни прикоснулся… Что еще чувствуете?» — «Теплоту необыкновенную». — «Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?» — «Какая в бане бывает…» — «И запах как в бане?» — «Нет, на земле нет ничего, подобного этому благоуханию!»

Муста Эд-Дин

Предсказание о падении Турецкого царства

Всем известно, что турки, будучи во все время владения своего на Востоке победителями, никакого народа столько не боятся и не уважают, как русских. Солиман, султан турецкий, был государь мудрый, справедливый, воздержный и милостивый до такой степени, что снабжал не токмо турецкие, но даже и христианские семейства милостынею; особливо же упражнялся он много в явлениях и знамениях небесных и, приобретя в сем глубокие сведения, узнал, что власть и царство Турецкое не погибнет ни от какого другого народа, как от русского. А посему, написав завещание, вручил оное для хранения одному из знаменитейших своих визирей по имени Могамед-Паша, в коем написано было следующее: «Если я пойду войною на русских, то наверное знаю, что из той войны назад не возвращуся; но уповаю на Бога и великого Пророка, что не пойду на землю Русскую. Так же и сын мой Селим, долженствующий вступить по мне на престол, а равно и наследники по нем, да знают, что Бог, небо и звезды Его возвещают, что никакой народ царству Оттоманскому никогда вредить не может, кроме одного только народа русского. По сей причине повелеваю и увещеваю, чтобы вы никогда на русских войною не наступали и мечей своих обнажать на оных не дерзали. Особенно старайтесь наблюдать, чтоб нога ваша не преткнулась о камень соблазна, ибо то неоспоримая истина, что, пока вы будете соблюдать в отношении к сему народу нерушимый мир и веру, то и оный равномерно станет воздавать вам тем же. Но ежели захотите наступить на него неправдою и силою, то претерпите великое бедствие. И так заклинаю моего сына и его визирей, а равно и всех наследников Оттоманской Империи, да не вознесут против народа русского главы своей, если хотят, чтобы царство их пребывало на долгое время нерушимо». Таков смысл завещания Солимана, султана туредкого, которое и поныне хранится в казнохранилище султанском в Серале и которое султан Селим, сын его, соблюдал во всю жизнь свою нерушимо. После сего сын Салимов, Амурат, начал сомневаться о сем завещании, говоря, что дед его сделал оное в угодность жены своей, которая была из русских, дочь некоторого священника; и лишь только вступил на престол, то и вздумал идти войною на сей непобедимый народ. В то время Могамед-Паша, которому султан Солиман вручил для хранения оное завещание как первейшему визирю, был еще жив; он приказал сие письмо принести из казнохранилища и, прочитав оное султану, представлял ему в рассуждение всю важность его содержания; но султан отринул его совет, и ополчился на великую брань в «полуночной стране». Между тем Господь Бог устроил иначе и возбудил на него войною персидского шаха и некоторых князей от Аравии, против которых и должен был он обратить все свое войско. Напоследок, когда оный султан, будучи одержим частыми болезнями, не мог сам лично присутствовать в войске, то прилепился к астрологии и призвал к себе из Египта, Дамаска и других областей славнейших звездословов, от которых хотел научиться сей науке. Услыша о сем, некоторый аравийский астролог, по имени Муста Эддин, муж, имевший в науке своей необыкновенные познания, прибыл с персидскими купцами в Царьград и нанял себе дом в предместии оного Скутари, где и жил некоторое время. Когда же донесено было об этом султану Амурату, то он приказал его позвать к себе и спрашивал: более ли прочих мудрецов научен он астрологии? На сие отвечал он: — Великий государь! Что я знаю, то все объясню тебе; пусть и они также объяснят, что знают. Ты же, как государь премудрый, можешь сам различить, что бело и что черно. Потом спросил его султан: — Можешь ли ты, Муста Эддин, сказать мне будущее или нет? Он ответствовал: — Когда дал Бог врачу дар узнавать по лицу человека смертного, то кольми паче даровал он тем, которые от небесных знамений научаются, познавать будущее. Господь Бог да сохранит тебя, моего государя, и дарует тебе из всякого дня тысячу дней на долгое житие; мне же возможно по науке небесной сказать будущее, если б только имел особливый на высоком месте, со звездочетными орудиями, сад. Султан приказал выдать ему 10 тысяч золотых монет и приготовить все для него потребное. Тогда он (Муста Эддин), усмо-тря за Галатою удобное для себя место, принадлежавшее одному итальянцу, купил у него оное и послал несколько сот своих человек для обнесения его каменною стеною и насаждения отличнейших деревьев, благовонных трав и цветов. Посреди же сего сада велел построить великолепный колодезь и воздвигнуть каменный столп, вышиною на два древка долгих метательных копий, и на вершине оного сделать из дерева увеселительный терем, который бы обращался на все стороны. Пребывая в оном днем и ночью, созерцал он явления небесные сквозь медную трубу, имея при себе огромную сферу, составленную из кругов в 12 саженей, на которых изображены были различные арабские письменные знаки Зодиака. Сей столп был видим из царских чертогов и из всех градских зданий. В один день султан, севши, по обыкновению, со свитою своею на галеру, переплыл морем до Галаты и там, сев на лошадь, приехал к вышесказанному саду, в котором нашел астролога Муста Эддина, смотрящего на небо и пишущего некоторые черты. Султан спросил его: — Не видал ли ты какого-нибудь небесного знамения? Он ответствовал: — Нет никакого тебе зла, государь, я видел все доброе и благополучное. Тогда султан сказал ему: — Но что же ты видел? Открой мне, чтобы я мог знать учение твое. Астролог ответствовал: — Будь долголетен, государь! Ныне, и притом вскоре, великий и первейший твой визирь погибнет от невольника лютою смертью. Султан спросил его: — Где же это случится: в Константинополе, или в Египте, или в другом каком месте? Он ответствовал: — Тот погибнет лютою смертью, кто у бока твоего пребывает. Лишь только султан погрузился в размышление о сем предсказании, как вдруг докладывают ему, что Мустафа-Паша, первейший визирь его, убит. Сильный гнев изобразился на лице султана, и он приказал в ту же минуту сыскать убийцу и представить перед ним. Когда же оный был приведен, то султан спросил его: — По какой причине убил ты, окаянный, визиря? Виновный ответствовал: — За то, что он, убогую заслугу мою взяв, отдал другому; я никакими убеждениями не мог его преклонить к справедливости и, притворившись безумным, стерег его долго; когда же усмотрел удобное время, то ножом, сокрытым в свертке бумаг моих, заколол его и таким образом отомстил за мою обиду. Султан же, выслушав сие, приказал злонамеренного сего убийцу влачить на лошадях по городу, пока не умрет, а потом повесить на крюк. Между тем чрезвычайно дивился науке сего астролога и сбывшемуся его предсказанию. В другое время случилось султану плыть морем из некоторого места, находящегося при Азийском Понте. Он приказал пристать к тому берегу, где находился сад астролога, и позвать его к себе. Астролог вышел, но с лицом смущенным. Тогда султан сказал: — Мне известна уже истина твоей науки; итак, скажи мне теперь, не видал ли ты чего опасного? Он ответствовал: — Здрав будь, государь! Все доброе — в твоей власти, и тебе не приключится никакого зла. Султан, заметя трепет астролога, возразил: — Доброе или худое, однако, скажи мне. Муста Эддин ответствовал: — Если ты, государь, сотворишь перемирие между гневом твоим и душою моею, тогда я, раб твой, скажу тебе все, что я посредством науки моей достиг и видел. Султан на сие сказал ему: — Душою моею и отцом моим клянусь, что ты не потерпишь никакого вреда, лишь только объяви мне без малейшего опасения. Ободренный сим ответом, астролог отвечал: — Множество людей твоих, и именно несметные твои войска, погибнут от твоих неприятелей. Выслушав сие, султан удалился и не посещал астролога двадцать дней. Между тем предсказание его исполнилось, ибо Османа-Пашу, находившегося под столицею Персии с 80 000 войска турецкого, персы разбили, а Осман-Паша с оставшимися при нем людьми, скрываясь от неприятелей, истомился и умер под бременем скорби. Пораженный сей вестью, султан погрузился в необычайную горесть. Душа его смутилась от учения астролога, и он долго не посещал его; но в один день, прибыв к нему, не застал дома и, спрашивая садовника: «Куда он ушел?», — приказал сыскать его. На другой уже день стражи отыскали и привели его пред лицо султана трепещущего и возмущенного страхом. Султан, ободряя его ласкою своей, сказал: — Не бойся, я обещал уже тебе под клятвою не делать никакого вреда, только объяви мне, что ты видел? Астролог с трепетом ответствовал ему, что не видал ничего зловредного. Тогда султан прибавил: — Углубись внимательнее в созерцание кругообращения небесного, дабы я мог узнать, долго ли царство Оттоманское будет существовать и какой народ разорит и ниспровергнет оное? Астролог с почтительным поклоном отвечал: — Исполню волю твою, государь. Султан удалился. Между тем, горя нетерпением, на третий день прибыл опять в сад к астрологу, и вопрошал его о будущем. Астролог отлагал решение до будущего дня, опасаясь возбудить негодование в сердце султана, но, оживотворясь его снисхождением, он изрек следующее: — Будь здрав, государь! Господь Бог умножит дни твои в долголетнее и благодатное тебе житие; ты поживешь в мире, доколе сам восхочешь, и получишь победу над всеми твоими неприятелями, и никакой народ тебе и царству твоему страшен не будет, и никто победы над тобою не одержит, доколе ты с народом, живущем в соседстве, соблюдешь и сохранишь нерушимо мир и спокойствие. Султан спросил: — С каким же народом? — С живущим от Полуночи к Востоку; сей народ храбр издревле, и от него-то падет держава наследия твоего: слава его распространится во все концы земные, и никто не противостанет ему, ибо так угодно Всевышнему. Выслушав сие, султан удалился от предсказателя и, призвав к себе пашей своих, весь Диван и всех ученых, объявил им все прошедшее и будущее, что сей знаменитый аравийский астролог предсказал, и спрашивал их, что думают и что они знают о владении и державе турецкой, сколь долго оная пребудет непоколебимо? Тогда все единогласно советовали султану погубить Муста Эддина, да с ним купно погибнет и наука его, которую они называли бесовскою, ибо всякое предречение его увенчивалось событием и приводило в страх и трепет народ и войско султана. Убежденный сим единодушным приговором, султан повелел позвать к себе начальника стражи и приказал ему, взяв с собою несколько человек, идти к астрологу Муста Эддину и, связав его, бросить в море. Посланные устремились немедленно в его сад. С безмятежным и веселым видом встретил он их у ворот: — Мир вам, господа мои! — воскликнул он, — Суд Божий никого же мимо не идет: рыбы морские готовят мне гроб. Народ же полуночный вскоре вами обладать будет. Посланные схватили его и низвергли в море между Галатою и Царьградом. Таким образом умер сей славный астролог. Мечтая уничтожить предсказание бестрепетного астролога, султан повелел разрушить столп и истребить все орудия, которыми он руководствовался в наблюдениях тех явлений, которые поражали и поражают Порту Оттоманскую недоумением и страхом.