Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт
Этот разговор, заведенный после воскресения, вряд ли происходил на самом деле. Смысл в том, что автор Деяний (также автор Евангелия от Луки), наверняка опирался на местные предания о служении Иисуса и рассудил, что апостолы могли бы задать такой вопрос. Более того, Иисус не пользуется возможностью и не поправляет их с нарастающим универсализмом: «Это не об Израиле». Он, похоже, согласен с тем, что близится царство Израиля, и дает пояснение лишь к вопросу о времени: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти»[769].
В чем же новизна?
Иисуса часто называют радикалом и революционером, а наша попытка составить приблизительное представление об «историческом Иисусе» свидетельствует о том, что во многих отношениях он выглядел традиционно.
В первую очередь он, как утверждал Альберт Швейцер в книге «В поисках исторического Иисуса» (1906), пророк апокалипсиса[770]. А также прямой наследник ранних еврейских апокалиптических пророков, а именно — Второисайи. «Царство Божье» Иисуса хотя и упоминается Матфеем как «Царство Небесное», представляет собой царство, которое во Второсайе ждали прямо на земле. И подобно царству Исайи, в его центре окажется не просто Бог Израиля, а сам Израиль. Э. П. Сандерс, выдающийся знаток раннего христианства, писал: «Надежда Иисуса на царство совпадает с давними, глубоко пустившими корни надеждами в среде евреев, которые продолжали ждать, что Бог искупит свой народ и создаст новое царство, в котором Израиль будет занимать надежное мирное положение, а язычники — служить Богу Израиля. Иисус вынашивал традиционные мысли об Израиле и Боге: Бог избрал весь Израиль и когда-нибудь искупит весь народ»[771].
Ничего нового не было и в заступничестве за бедных и слабых. Библейские пророки делали это как минимум со времен Амоса и Первоисайи, то есть более чем за семь веков до Иисуса. Они сетовали, что угнетение бессильных — один из признаков нарушения Израилем воли Яхве.
Но если в апокалиптических представлениях Иисуса и в его прогрессивной политике не было ничего нового, возможно, какие-то новшества содержатся в том, как он их сочетал. Как мы уже видели, апокалиптические видения — как в Древнем Израиле, так и во всем мире, — обычно содержали смену полюсов: когда-нибудь угнетенные взойдут на верхнюю ступень, а угнетатели окажутся на нижней. Обычно такая перестановка сил происходит на международной арене: целые народы, например израильский, в конце концов возвышаются над долгое время господствовавшими соседскими народами. Но Иисус, по-видимому, представлял себе эту обратную перестановку не только между разными народами, но и в пределах израильского народа. Его знаменитое обещание, что «первые станут последними, а последние первыми», могло подвести итог прогнозам Второисайе на геополитическое будущее, но Иисусу предстояло найти им внутреннее применение, направить на будущее израильского общества. Говоря «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божье», он подразумевал, что в Судный день бедные израильтяне поднимутся по иерархической лестнице общества. Иисус сочетал прогрессивную политику Первоисайи с апокалиптической инверсией, которая достигает таких высот во Второсайе и оправдывает первое посредством второго[772].
Этот риторический маневр мог оказаться политически удобным. Угнетенных, по-видимому, было немало в кругу Иисуса; их наверняка грело сознание будущего возвышения. Призыв Иисуса мог также обеспечить ему новых последователей не из числа угнетенных. Всякий раз, когда он прибегает к метафоре с верблюдом и игольным ушком, он пытается убедить состоятельных людей распродать имущество и примкнуть к остальным.
Разумеется, мы не можем утверждать, что Иисус был на стороне угнетенных. Эта тема редко всплывает и у Марка, и даже в источнике Q, в Нагорной проповеди, она звучит двусмысленно: у Луки — «блаженны нищие», а у Матфея — «блаженны нищие духом»[773].
Тем не менее эта весть имеет скорее всего политический смысл: подстрекатели часто находят поддержку у низших классов. По крайней мере, это не противоречит множеству фрагментов древнейшего евангелия. И напротив, идея вселенской любви явно противоречит отрывкам из Марка и не относится к категории политически выгодных. Так каким же образом идея вошла в христианскую традицию?
Для ответа на этот вопрос нам необходимо обратиться не только к «историческому Иисусу». Нам надо познать не холмы Галилеи, где проповедовал Иисус, и даже не улицы Иерусалима, где его служение достигло насильственной кульминации. Познать надо крупные города повсюду в Римской империи, по которым движение сторонников Иисуса распространилось в последующие десятилетия. Именно там Иисус, знакомый ныне христианам, обрел форму после того, как умер истинный Иисус. Так Иисус Христос, распятый Мессия, которому вообще не полагалось умирать, родился вновь.
Глава 11
Апостол любви
• Дефицит любви • Павел как топ-менеджер • Любовь, пересекающая границы • Бизнес-модель Павла • Полеты бизнес-классом • Льготы и компенсации • Империя как источник возможностей • Насколько универсален универсализм? • Братьев — да, но врагов?.. • Развитие Бога (продолжение)
Если любовь, как предполагается в предыдущей главе, действительно не была важной темой подлинных высказываний Иисуса, кто отвел ей видное место в христианстве? Многие, но главную роль, вероятно, сыграл апостол Павел.
В современном мире представления Павла о любви известны прежде всего по знаменитому библейскому отрывку, который часто зачитывают на свадьбах: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится…»[774]. Однако этот отрывок из Первого послания к Коринфянам — лишь малая частица трудов Павла, посвященных данному предмету. Если Иисус произносит слово «любовь» всего несколько раз во всем Евангелии от Марка, Павел в одном Послании к Римлянам употребляет его более десяти раз. В одних случаях он говорит о любви Бога к человеку, в других — о потребности человека любить Бога, и примерно в половине случаев — о потребности людей любить друг друга, как он выражается, о «братолюбии»[775]. Павел действительно является автором выразительного распространения братолюбия в Новом Завете, — распространения, не признающего этнических, классовых и даже (несмотря на сам термин) гендерных границ. В предыдущей главе я цитировал его Послание к Галатам: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»[776].
Апостол Павел не входил в число двенадцати апостолов Иисуса[777]. Наоборот: сторонников Иисуса после казни на кресте он, по-видимому, преследовал. Согласно Деяниям апостолов, он «терзал церковь, входя в дом, и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу»[778]. Но собираясь так же расправиться с сирийскими почитателями Иисуса, по пути в Дамаск он претерпел обращение в веру. Его ослепил свет, он услышал голос Иисуса. Взгляды Павла изменились. Он уверовал, что Иисус умер во искупление грехов человечества.
Остаток своей жизни Павел посвятил распространению этой вести, причем проявил редкую добросовестность. Некоторые библеисты считают, что в успехе религиозного движения, со временем названного христианством, Павел сыграл такую же значительную роль, как и сам Иисус. И в большей степени, чем Иисус, Павел нес ответственность за внедрение в эту религию идеи межнациональной братской любви.
