Алексей Шмаков - Свобода и евреи
На фоне этой мрачной картины всеобщего распутства и злодеяний, совершённых во имя фанатического, исступлённого изуверства, стремящегося к низвержению основ русской государственной жизни, рисуется коллективная ответственность еврейского населения города Одессы за все те позорящие имя человека преступления, свидетелями которых были тысячи людей.
Установление этой коллективной ответственности было бы, по моему мнению, первым актом образумливающего воздействия на население города, в котором нарушены самые коренные основы общежития. Долг и обязанности власти — закрепить показаниями очевидцев характер коллективного участия еврейского анархического кагала самообороны во всех разительных моментах пережитой бури.
Не установления личной уголовной ответственности евреев-анархистов или фанатизированных ими босяков и грабителей желаю я, не о каре отдельных преступных личностей говорю. Об этом, я знаю, позаботится судебная власть в порядке судебного следствия. Нет, не о таком следствии идёт речь. Я настаиваю на исследовании, путём опроса очевидцев, об общем характере погрома, о всех перипетиях в развитии хода погрома, его постепенного роста и о виденном всеми нами участии еврейского населения Одессы в произведении возмущения черни, в грабежах, убийствах, в поджогах, в бунте и восстании против правительства с целью низвержения устоев государственного управления.
По выяснении объёма этого коллективного участия евреев в злодеяниях, совершённых ими в течение дней с 14 по 19 июня, должны быть предприняты меры воздействия для восстановления нарушенных прав пострадавших лиц и учреждений путём возложения коллективной же ответственности на всё еврейское население города Одессы для возмещения убытков потерпевших.
Не ожидая окончания результатов исследования, надлежит приступить немедленно к обезоруживанию еврейского населения. Ограничиваться требованием выдачи оружия, как принято делать в подобных случаях, недостаточно. Оружие должно быть отобрано, а не выдано самостоятельно. И для такой цели не следует останавливаться перед поголовным обыском еврейских квартир во всём городе.
Если эти две меры не будут приведены в исполнение, то в Одессе нельзя будет жить христианам, и завоёванный русской кровью, город Одессу придётся уступить евреям.[75]
II. «гг. Одесситы»
Письмо к редактору «Русского Дела». Одесса, 24 июля 1905 года.После погрома 14–19 июня «Одесские дни» протекают далеко не мирно.
Возбуждённость еврейского населения очень велика, а настроение еврейского кагала самообороны по-прежнему резко враждебно порядку.
На первых порах здешняя жалкая полиция понатужилась сделать открытие четырёх бомб, да на том и остановилась. Открытием этим, видимо, желали отличиться как проявлением энергии полицейской службы после объявления города на военном положении. Богачка-еврейка Розалия Бродская и банкир 3. Ашкинази, в домах которых найдены бомбы, оштрафованы тремя тысячами рублей каждый. Назначение штрафа в таком размере показывает намерение усилить меру взыскания: до сих пор штрафы назначались до суммы не более 500 р. Но в сущности кара получилась ничтожная, потому что Розалии Бродской и банкиру Ашкинази уплатить штраф в 3.000 р. — всё равно, что мне подать нищему 3 копейки. Уж если попались в руки такие жирные птицы, то следовало ощипать их так, чтобы хватило денег на починку порта. Тогда и другим евреям стало бы ясно, что с ними шутить не будут.
Стрельба евреев по полицейским стражникам и по казачьим казармам продолжается. Не прекращаются также и сборища еврейских шаек. В этом отношении военное положение действует слишком снисходительно и когда-нибудь поплатится за свою непредусмотрительность.
Сборища евреев на улицах Преображенской, Дерибасовской и Ришельевской весьма велики. Здесь на тротуарах поставлены скамьи, у которых собираются кучки евреев, вечно сговаривающихся, вечно галдящих на своём варварском жаргоне. Тут, на небольшом пространстве, всегда в сборе тысяча и больше евреев, и случись какая-нибудь выходка безумствующих анархистов еврейской самообороны, вот вам и готовая тысячная толпа единомышленников, толпа, нафанатизированная, готовая скрыть преступника и оказать вооружённое сопротивление полиции, которая у нас отличается неповоротливостью и нераспорядительностью.
На мой взгляд, эти уличные сборища евреев следовало бы прекратить, убрав скамьи с улиц.
Такого же рода сборища образуются ежедневно около зданий биржи, куда с 10 часов утра собирается такая толпа, что на тротуарах прохода нет. Нужно вам знать, что биржевой час у нас от 12 до 1 часа пополудни. Но паразитам хлебной торговли этого мало, они не успевают наговориться, и вот, мелкие спекулянты, маклеры, приказчики и т. п. завели обычай собираться у здания биржи с 10 часов утра. В час биржевых собраний их не пускают, потому что они не хотят платить сбора за право входа. Так вот они и размещаются на улице, стесняя движение прохожих. Уж если для оборотов хлебной торговли необходимо существование второй — «вшивой» биржи, то следовало бы отвести место для этих паразитов во дворе биржевого дома, а улицу освободить от еврейской толпы.
Вообще, на мой взгляд, наша администрация при объявлении города на военном положении сразу взяла ненадлежащий тон. Я назову этот тон наблюдательным, но не распорядительным. В дни беспорядков во все частные банки были назначены военные караулы, но их скоро сняли, и охрана банков, как частных, так и Государственного, оставлена на попечение самих учреждений. В Конторе Государственного банка имеется собственный караул из 22 вольнонаёмных стражников, вооружённых шашками и револьверами. Люди эти занимают посты у касс банка, но их сонные фигуры, заплывшие жиром от безделья, не внушают доверия. Огромный штат сторожей с галунами и бесчисленные чиновники банка ничем не вооружены, и при малейшем переполохе, а его можно ожидать, произойдёт скандал: всё это растеряется и разбежится пред появлением вооружённой шайки анархистов. При посещении банка мне привелось видеть «восточного человека», слонявшегося по коридорам банка без всякого дела. Костюм и манеры этого человека явно изобличали отчаянного мошенника, пришедшего в банк для разведки. Я наблюдал за его хождениями из одного места в другое и убедился, что он пришёл в банк не имея никакого дела. Указав на него сторожам, я спросил, приказано ли им следить за подозрительными личностями, приходящими в банк без всякой надобности? «Мы не сыщики!», — таков был ответ сторожей. Вот, судите сами, как велика бесконечность, дряблость отупевшей бюрократии, которая живёт, плодится, множится около государственного сундука и не думает о том, что на её обязанности лежит долг обезопасить государственное достояние от покушения безумствующих анархистов. Расход в 1.000 рублей на покупку 50 револьверов Браунинга для вооружения сторожей и чиновников банка не разорит казну, а между тем, охрана государственного учреждения была бы несравненно лучше обеспечена, чем теперь. Чиновники Банка мне говорили, что, при данном положении города раздача служащим в банке револьверов совершенно необходима в видах охраны банка от попыток анархистов, но начальство об этом и не думает.
Вот в этом-то отношении наблюдательная роль администрации совершенно неуместна. Военная охрана города должна бы надоумить гражданские власти принять меры для безопасности государственных учреждений. Говоря о Конторе Государственного банка, нельзя не вспомнить, как в день погрома один из высших чиновников, проезжая на дачу, потерял портфель со своими собственными процентными бумагами. Чиновник не доверял банку. Это напоминает мне случай в другом роде. Когда генерал Безак был начальником почт и телеграфов и жил на даче в Царском Селе, то всегда посылал приглашения своим знакомым с курьерами. Раз его спросили; почему он не посылает по почте? Генерал отвечал: «Почта всегда перепутает».
Помещаю в мой рассказ эти комические эпизоды не для балагурства. Подобные иллюстрации характерны как верное отражение жизни. Не имея понятия о чиновнической распущенности, о беспечности всего строя администрации в государстве, не поймёшь, каким образом могли произойти возмутительные, позорные деяния в Одессе. Вооружённый, безумствующий кагал еврейской «самообороны» образовался не в мгновение ока. Еврейское население города подготовляло давно свои гнусные, изменнические цели.
Всему городу было известно, что у евреев можно купить револьверы лучших марок — Смита-Вессона и Браунинга, по ценам весьма низким, дешевле, чем в одесских оружейных магазинах. Известно было также, что шайки евреев, преимущественно из учащейся молодёжи и приказчиков, выезжают в море на шлюпках и там учатся стрелять из револьверов. На прибрежных дачах, начиная от ближайшего к городу Ланжерона, собирались толпы евреев для стрельбы. Всё это было известно полиции, которой не раз приходилось разгонять воинствующих израильтян. Между тем, начальник коммерческого порта ничего об этом не знал, и хотя правительство дало ему паровые катера, чиновников и портовых стражников для целей охраны порта, ни разу не было случая обнаружения еврейских шаек, стрелявших со шлюпок.
