Время Анны Комниной - Андрей Юрьевич Митрофанов
Анна Комнина много писала о норманнах. Вожди норманнских рыцарей стали важнейшими действующими лицами «Алексиады», поскольку император Алексей I Комнин воевал с норманнами, но одновременно и привлекал норманнов на службу Византийской империи наряду с другими западноевропейскими наемниками – скандинавами и англосаксами. И хотя сама принцесса относилась к норманнам, как и вообще ко всем «франкам», с нескрываемым презрением, однако она явно была очарована миром норманнских рыцарей – миром жестоким и суровым, но миром, где превыше всего ценились такие качества как доблесть и честь. Потому этот мир очаровал Анну и стал предметом ее описания в «Алексиаде», пусть даже это описание имело место лишь в той степени, в какой оно было связано с контекстом событий, происходивших в Византийской империи.
Как известно, отец Анны Комниной император Алексей I не только сумел остановить процесс распада Византийской империи – казалось бы, обреченной после Манцикертской катастрофы, – не только смог отбить нападения норманнов, печенегов, сельджуков и половцев на империю, но перешел в наступление и предпринял византийскую реконкисту на территории Анатолии. В царствование императора Алексея Комнина Византия из неповоротливого бюрократического государства превратилась в динамично развивающуюся военизированную империю, которая оставалась главной действующей силой в Восточной Европе и на Ближнем Востоке на протяжении практически всего XII века. Император Алексей мечтал короновать своего сына в Риме в качестве автократора Западной Римской империи[24] и организовал брак Иоанна II Комнина с латинской принцессой Ириной Арпад, дочерью венгерского короля Ласло I Святого (1077–1095). Внук императора Алексея и племянник Анны Комниной император Мануил I Комнин будет дважды женат на латинских принцессах Берте Зульцбахской и Марии Антиохийской.
Император Иоанн II Комнин и императрица Ирина Венгерская перед Богоматерью. Слева от императрицы Алексей Комнин – старший сын августейшей четы. Мозаика из южного придела собора Святой Софии в Константинополе
Комниновская Византия преодолевает то чувство культурной исключительности, которое было характерно для придворной атмосферы периода правления Македонской династии[25]. И хотя сознание собственного превосходства над «западными варварами» по-прежнему составляет важнейший элемент самоидентификации ромея в творчестве Анны Комниной, однако достаточно просто сравнить то, какой прием был оказан императором Никифором II Фокой Лиутпранду, и то, каким образом принимал император Алексей I Комнин графа Роберта Фризского, Гуго де Вермандуа и Сигурда Крестоносца, чтобы осознать масштабы произошедших в XI столетии культурных изменений. Какую же роль сыграла в Комниновском возрождении описанная Анной вестернизация византийской военной и политической элиты? С нашей точки зрения, можно попытаться ответить на этот вопрос, рассмотрев подробнее образы византийских государыней и норманнских рыцарей, созданные Анной Комниной на основании личных впечатлений и воспоминаний современников. Исторические портреты Анны Далассины, Ирины Дукены, Марии Аланской, Русселя де Байоля, Роберта Гвискара, Боэмунда Тарентского, написанные Анной, создают галерею ярких личностей, под тем или иным влиянием которых протекало бурное царствование ее воинственного отца императора Алексея.
Общеизвестно, что историк должен избегать модернизации исторического процесса и анахронизмов в своих исследованиях, но, как справедливо полагал Михаил Иванович Ростовцев (1870–1952), изучение исчезнувших цивилизаций неизбежно предполагает и даже требует определенных исторических сопоставлений, ибо, хотя социально-экономические условия, уровень технического развития, наконец, культура меняются с каждым столетием, однако человеческая психология за последние две-три тысячи лет осталась неизменной, а значит, возможен и поиск исторических параллелей в развитии тех или иных цивилизаций. То внешнеполитическое положение, в котором оказалась Византия накануне комниновского переворота 1081 года, поразительным образом напоминает периоды крушения византийской военной машины в 602 и в 717 годах. А блистательные результаты царствования императора Алексея Комнина, описанного его дочерью, вполне сопоставимы если не с результатами царствования императора Ираклия (610–641), который разбил сасанидские армии и спас древо Животворящего Креста[26], но так и не сумел остановить нашествие арабов, то, по крайней мере, с итогами правления императора Льва III Исавра (717–741). Подобно Льву III, Алексей Комнин происходил из военной среды, был удачливым полевым командиром и талантливым стратигом, который умело сочетал воинское мастерство и дипломатический талант. Можно было бы сравнить, например, приключения Льва на Кавказе или хитрость, проявленную им при защите Амория[27], с похождениями молодого Алексея в Каппадокии и с его хитроумной интригой, направленной против Русселя де Байоля. Подобно Льву III Исавру, Алексей Комнин спас Константинополь от прямой угрозы иноземного завоевания и сумел отбросить сельджуков и печенегов точно также, как Лев Исавр разбил арабов и стабилизировал границу с булгарами. Однако в эпоху Ираклия и Льва Исавра балканская граница Византии пролегала в восточной Фракии и в восточной части Пелопонесса, в то время как к моменту прихода к власти Алексея Комнина балканская граница располагалась по Дунаю. Византия была вынуждена держать на Балканах войска для обороны столь протяженной границы, атакованной печенегами и узами. При этом ни эпоха Ираклия, ни эпоха Льва Исавра не знали того грозного вызова с Запада, который пришлось принять Алексею Комнину как в годы норманнских войн, так и в период Первого крестового похода, предводители которого очень быстро нарушили свою клятву верности, данную императору Алексею в Константинополе. Латинская Европа «темных веков» не принимала в жизни Византии никакого участия, а варварские короли англосаксов, франков и лангобардов время от времени питались крохами с барского стола византийской образованности. В эпоху императора Алексея Комнина положение вещей радикальным образом изменилось. Теперь латинская Европа, обновленная благодаря походам викингов, представляла собой источник военной и культурной экспансии, и для противостояния этой экспансии – как, впрочем, и для удержания власти внутри империи – византийские императоры, начиная с Василия II (976–1025), нанимали скандинавов и немцев, а начиная со стратига-автократора Георгия Маниака (†1043), привлекали на службу империи норманнских рыцарей и франков. Алексей Комнин добавил в число подобных наемников англосаксов, не смирившихся с норманнским завоеванием Англии и сохранивших преданность Этгару Этелингу.
Можно также попытаться найти определенные, пусть поверхностные, но знаковые культурно-исторические аналогии времени императора Алексея Комнина и за пределами византийской истории. С этой точки зрения комниновское возрождение Византийской империи после серии военных поражений и гражданских войн 1070-х годов, связанное с именем императора Алексея I Комнина и блистательно описанное Анной,
