Томас Балфинч - Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам

Закончив, он поднялся, и, как разъяренный бык, который не моет стоять спокойно, ушел в леса. Ацис и я больше о нем не думали, пока внезапно он не пришел на место, с которого увидел, как мы сидим. «Я вижу вас, – воскликнул он, – и сделаю это ваше любовное свидание последним». Его голос ревел так, как может реветь только разъяренный циклоп. Этна задрожала от звука. Я, охваченная страхом, прыгнула в воду. Ацис повернулся и побежал, крича: «Спаси меня, Галатея, спасите меня, родители!»

Циклоп преследовал его и, оторвав скалу от склона горы, бросил в него. Хотя только ее угол коснулся его, она раздавила его. Все, что было отпущено судьбой в мою власть, я сделала для Ациса. Я наделила его почестями его деда, речного бога. Пурпурная кровь вытекала из-под скалы, но постепенно бледнела и стала походить на поток реки, взмутненной дождями, а со временем он стал чистым. Скала раскололась, и вода, извергаясь из расщелины, издавала приятное журчание. Так Ацис превратился в реку, и река сохраняет это же имя.

Луис Камоэнс в своих «Лузиадах» так интерпретирует эту легенду:

И точно так же нимфа ГалатеяРазгневанного Нота укрощалаИ, нежных слов и взглядов не жалея,Его свирепость лаской усмиряла.Ей покорился Нот, от счастья млея,Прелестница его очаровала.Смягчился Нот близ юной нереиды,Забыв все шквалы, бури и обиды.

Английский поэт Джон Китс сравнивает манеры Полифема с состоянием современной ему поэзии:

Пожалуй. Но, по правде, своевольныйИ странный раздается струнный звон.Величья он, конечно, не лишен,Но слишком уж причудливые темыОблюбовали наши Полифемы,Рушители каменьев…

Глава II. Герои чести и отваги

Персей был сыном Юпитера и Данаи. Его дед, Акрисий, был встревожен оракулом, который предсказал ему, что сын его дочери будет орудием его смерти, и потому мать и дитя по его приказы были помещены в деревянный ящик и спущены в море. Ящик приплыл к Серифу, где был найден рыбаком, который доставил мать и наследника к царю этой страны Полидекту, которым они были любезно приняты.

Когда Персей вырос, Полидект послал его на битву с горгоной Медузой, ужасным чудовищем, которое опустошало страну. Когда-то она была прекрасной девушкой, чьи волосы были ее главной славой, но, так как она осмелилась соперничать в красоте с Минервой, богиня лишила ее всего очарования и превратила ее прекрасные локоны в шипящих змей. Она стала жестоким чудовищем с таким пугающим видом, что любое живое создание, посмотревшее на нее, превращалосьв камень. Всюду вокруг пещеры, где она жила, можно было видеть каменные фигуры людей и животных, которым довелось взглянуть на нее и окаменеть от ее вида. Персей, которому покровительствовали Минерва и Меркурий (первая одолжила ему свой щит, а второй – крылатые сандалии), отправился сперва к богиням Грайям, знавшим все скрытое в природе.

Грайями звались три сестры, седые от рождения, откуда и происходит их имя. У них был единственный, общий им всем глаз и такой же зуб. Отняв у них этот глаз и зуб, Персей пообещал отдать отнятое лишь в том случае, если они укажут ему дорогу к Горгонам и дадут крылатые сандалии, мешок и шлем Аида (шапку-невидимку). Получив все это, Персей отправился к Горгонам.

Горгоны были женщинами-чудовищами с зубами огромными, как у свиньи, медными клювами и волосами-змеями. Никто из этих существ не занимает такого места в мифологии, как горгона по имени Медуза, к истории которой мы сейчас обратимся. Мы упоминаем их главным образом для того, чтобы представить оригинальную теорию некоторых современных писателей, что горгоны и граи были лишь персонификациями ужасов моря, первые означают сильные волны в открытом море, вторые – белые пенные волны, которые разбиваются о скалы побережья. Именно такие названия скрываются под этими эпитетами на греческом.

Персей пришел к Медузе, когда она спала, и, не глядя на нее прямо, а ориентируясь по ее отражению в сияющем щите, отрубил ей голову и посвятил ее Минерве, которая закрепила его центре своей эгиды.

Мильтон в своем «Комосе» так описывает эгиду:

Щит со змеинокосою Горгоной,Чей вид врагов необоримой девы,Минервы мудрой, в камень превращал,Как не эмблемой чистоты суровой,Способной ужас и благоговеньеВ насильнике внезапно пробудить?

Лукан (в поэме «Фарсалия», кн. 9) рассказывает, что кровь одной из Горгон дала начало всем змеям Ливии – аспиду, амфисбене, аммодиту и василиску:

В теле ее губительный яд впервые природаПроизвела: из горла тогда шипящие змеиВыползли, жалом своим трепеща с пронзительным свистом.И по спине у нее разметались, как женские косыПлечи хлестали они ликованием полным Медузы.Встали над хмурым челом, поднявшись дыбом, гадюки,Яд извивался из них, когда волосы дева чесала.Что было пользы проткнуть копьем василиска.Мурру несчастному? Яд мгновенно по древку разлился.В руку всосался ему; поспешно меч обнаживши,Он ее тотчас отсек, у плеча отделивши от тела.И, наблюдая пример своей собственной смерти ужасной,Смотрит, живой, как гибнет рука.

После битвы с Медузой Персей, неся с собой голову горгоны, летал повсюду над землей и морем. Когда пришла ночь, он достиг западного предела земли, где садится солнце. Здесь он был бы рад отдохнуть до утра. Это было царство Атласа, который весом превосходил любого другого человека. Он был богат стадами и растениями и не имел соседей или соперников, которые осмелились бы оспаривать его положение. Но главной его гордостью был сад, в котором были золотые плоды, висевшие на золотых ветвях, полускрытые золотыми листьями.

Персей сказал Атласу:

– Я пришел к тебе как гость. Если ты ценишь славное происхождение, а я притязаю на то, что мой отец – Юпитер; если уважаешь подвиги силы – я расскажу тебе о своей победе над Медузой Горгоной. Мне же нужен лишь отдых и еда.

Но Атлас вспомнил древнее предсказание, предупреждавшее его, что сын Зевса однажды украдет его золотые яблоки. Поэтому он ответил:

– Убирайся! А то ни твои ложные притязания на славу, ни родословная не спасут тебя.

И он попытался вышвырнуть его. Персей, посчитав гиганта слишком сильным для себя, сказал:

– Если ты так мало ценишь мою дружбу, соизволь принять мой подарок, – и, отвернувшись, выставил голову горгоны.

И бедняга Атлас, со всем своим весом, превратился в камень. Его борода и волосы стали лесами, руки и плечи – утесами, голова – вершиной, а кости – скалами. Каждая часть утяжелилась, пока он не стал горой, и (такова была воля богов) небо со звездами доныне покоится на его плечах.

Персей, продолжая свой полет, прибыл в страну эфиопов, царем которой был Кефей. Кассиопея, его жена, гордая своей красотой, осмелилась однажды сравнивать себя с морскими нимфами, чем возмутила их до такой степени, что они наслали огромное морское чудище опустошать побережье страны.

Чтобы успокоить богов, оракул уговорил Кефея отдать родную дочь Андромеду на съедение чудовищу. Когда Персей посмотрел на землю со своей небесной высоты, то увидел девушку, прикованную цепями к скале и ожидающую приближения змея. Она была очень бледной и не двигалась, так, что если бы ее слезы не текли, и волосы не развевались, ее можно было принять за мраморную статую. Он был так потрясен этим видом, что забыл обо всем. Он стал парить над ней и наконец сказал:

– О, дева, не заслуживающая таких цепей, а скорее тех, что связывают вместе влюбленных, скажи мне, прошу тебя, свое имя, и имя твоей страны, и почему ты так связана.

Сначала она от скромности молчала и, если бы могла, закрыла бы свое лицо руками; но, когда он повторил свои вопросы, то из страха, что он может подумать, что на ней есть какая-то вина, о которой она не осмеливается сказать, она открыла свое имя, и название страны, и рассказала про то, как ее мать гордилась красотой.

Но прежде чем она договорила, над водой послышался шум, и появилось морское чудище, с головой, поднятой над поверхностью воды, разбивающее волны своей широкой грудью. Дева вскрикнула; ее отец и мать, которые теперь прибыли к месту, оба несчастные, но мать более заслуженно, стояли рядом, не способные защитить, но только изливать причитания и обнимать жертву. Потом Персей сказал:

– Довольно слез; настал час спасения. Меня можно почитать и самого по себе, так как я сын Юпитера и известен как убийца горгоны; но я постараюсь завоевать ваше расположение оказанием услуги, если только боги будут ко мне благосклонны. Если ваша дочь будет спасена моей храбростью, то я потребую ее как награду.