Карен Армстронг - Краткая история мифа
И снова мы видим, что мифология вовсе не призывает к бегству от действительности. Новые мифы эпохи неолита по–прежнему вынуждают людей взглянуть в лицо смерти. Это отнюдь не пасторальные идиллии, а Богиня–Мать — не кроткая утешительница: ведь земледелие ни в коей мере не было мирным, созерцательным занятием. Это была непрестанная битва, отчаянная борьба с бесплодием, засухой, голодом и яростными стихиями, которые также представляли собой проявления священной силы[34]. Сексуальная образность, ассоциировавшаяся с растениями, вовсе не означала, что люди воспринимали земледелие как романтическую любовную связь с природой. Продолжение человеческого рода само по себе таило огромную опасность для матери и ребенка. И точно так же обработка земли требовала тяжких, изнурительных трудов. В Книге Бытие изгнание из рая влечет за собой необходимость возделывать землю. Первые люди в Эдеме жили беззаботно и ухаживали за Божьим садом без усилий. Но после грехопадения женщине суждено рождать детей в муках, а мужчине добывать хлеб в поте лица своего[35].
В неолитических мифах тема земледелия проникнута насилием: пища производится лишь в неустанной борьбе со священными силами смерти и разрушения. Семя должно упасть в землю и умереть, чтобы принести плод, и смерть его жестока и мучительна. Сельскохозяйственные инструменты подобны оружию, зерно перемалывают в муку, виноград топчут ногами, пока он не превратится в вино. И все это отражено в мифах о Богине–Матери, супруга или возлюбленного которой почти неизменно разрывают на части, расчленяют, зверски истязают и убивают, дабы в конце концов он воскрес с урожаем и обрел новую жизнь. Все это — истории о борьбе со смертью. В древних героических мифах, сложившихся в эпоху палеолита, в опасное путешествие ради блага своего народа обычно отправлялся герой–мужчина. Но после неолитической революции мужчина в мифах зачастую оказывается беспомощным и пассивным. Теперь богиня–женщина странствует по свету, сражается со смертью и приносит людям пищу. Богиня–Мать становится символом женского героизма, а посвященные ей мифы в конечном счете повествуют о равновесии и восстановлении гармонии.
Это наглядно видно в мифе об Анат — сестре и супруге Баала, бога грозы: здесь речь идет не только о борьбе за урожай, но и о том, как трудно достичь целостности и гармонии. Баал, орошающий дождем иссушенную землю, сам постоянно сражается с чудовищами — силами хаоса и распада. Но однажды на него нападает Мот — бог смерти, бесплодия и засухи, вечно угрожающий превратить всю землю в пустыню. При виде Мота Баала охватывает страх, и он сдается без сопротивления. Мот пожирает его, как сочный кусок баранины, и Баал попадает в подземный мир, страну мертвых. Земля лишается дождя, и под всеобщий плач и причитания растительность чахнет и гибнет. Отец Баала, Эль, типичный верховный бог, совершенно бессилен. Услышав о смерти Баала, он сходит с трона, облачается в лохмотья и раздирает ногтями щеки в традиционном обряде оплакивания, но спасти сына не может. Единственным деятельным божеством оказывается Анат. Исполненная скорби и ярости, она бродит по земле в поисках своей половины, своего альтер–эго. В дошедшем до нас сирийском тексте этого мифа сказано, что она тоскует по Баалу, «как корова по своему теленку или овца — по ягненку»[36]. Богиня–Мать свирепа и неукротима, как самка зверя, защищающая своего детеныша. Разыскав останки Баала, Анат устраивает грандиозный погребальный пир в его честь, а затем, обратившись к Элю с пылкими жалобами, отправляется дальше на поиски Мота. Настигнув Мота, Анат рассекает его надвое ритуальным серпом, просеивает его через решето, поджаривает его, перемалывает в муку и разбрасывает его плоть по полям, т.е. поступает с ним точно так же, как земледелец — с зерном.
Текст мифа сохранился не полностью, и нам неизвестно, каким образом Анат удалось воскресить Баала. Но и Баал, и Мот — боги, и окончательно уничтожить их невозможно. Битва между ними будет продолжаться, и каждый год созреванию урожая будет предшествовать очередная смерть. В одной из версий мифа Анат возрождает Баала таким могущественным, что он обороняется гораздо доблестнее, когда Мот нападает на него в следующий раз. Дождь снова орошает землю, реки текут медом, а с неба льется драгоценное масло. Повествование оканчивается рассказом о соитии Баала и Анат — образом целостности и завершенности, воспроизводившимся в культе этих богов на празднике Нового года.
Весьма схожий сюжет обнаруживается и в египетской мифологии, хотя Исида далеко уступает Анат в могуществе. Осирис, первый царь Египта, обучает людей искусству земледелия. Брат Осириса, Сет, убивает его, чтобы захватить трон. Исида, сестра и супруга Осириса, долго скитается по свету в поисках его тела. Отыскав труп, она ненадолго оживляет его и зачинает от него сына Гора, продолжателя царского рода. Затем Осирис снова умирает. Тело его расчленяют на части и погребают в земле, словно семена, по всему Египту. После смерти Осирис воцаряется в Дуате — загробном мире. Он почитался как податель урожая: гибель и расчленение бога ритуально воспроизводились во время жатвы и молотьбы. Бог мертвых оказывается также и богом урожая, что свидетельствует о неразрывной связи между жизнью и смертью. Одного без другого быть не может. Умирающий и воскресающий бог олицетворяет универсальный процесс, подобный смене времен года. На смену старой жизни может явиться новая, однако центральным элементом мифа и культа богов растительности остается кровавая смерть, а победа сил жизни всегда оказывается неполной.
Особенно ярко эта черта проявляется в мифе о нисхождении месопотамской богини Инанны в подземное царство. Его можно интерпретировать как очередную церемонию инициации в нижнем мире, как встречу со смертью, ведущую к новой жизни. Инанна отправляется в это опасное путешествие не ради благой цели. Насколько можно судить по источникам, сохранившимся лишь частично, она вознамерилась свергнуть свою сестру Эрешкигаль, царицу подземного мира и госпожу жизни. Прежде чем войти в лазурный чертог Эрешкигаль, Инанна проходит через семь ворот. У каждых ворот ее останавливает привратник и заставляет снять что–то из одежды, так что перед сестрой Инанна предстает нагой и беззащитной. В результате она терпит поражение. Семеро судей подземного мира приговаривают ее к смерти, и тело ее подвешивают на крюк.
Однако на помощь Инанне приходят другие боги, и она возвращается на землю со свитой чудовищ и демонов. Вернувшись домой, она видит, что ее супруг, прекрасный юный пастух Думузи, дерзнул воссесть на ее трон. В гневе Инанна выносит ему смертный приговор, и Думузи в страхе бежит. Демоны преследуют его и ввергают в подземный мир, чтобы он занял там место Инанны. Но сестра Думузи, Гештинанна, выручает брата, соглашаясь проводить вместо него в царстве Эрешкигаль шесть месяцев ежегодно. Но путешествие Инанны в подземное царство навсегда преобразило мир: исчезновение Думузи, ставшего богом растительности, положило начало смене времен года. Когда Думузи возвращается к Инанне, вся земля оживает: овцы приносят приплод, всходят и созревают посевы. Когда же он спускается в подземный мир, на земле начинается долгая летняя засуха. Окончательной победы над смертью не происходит. Шумерская поэма, излагающая этот миф, завершается возгласом: «Светлая Эрешкигаль! Хорошая хвалебная песнь тебе!»[37] Сильнейшее впечатление производят причитания женщин, особенно матери, оплакивающей погибшего сына.
Эта Богиня–Мать — не спасительница, а источник смерти и скорби. Ее путешествие — инициация, обряд преображения, который необходимо совершить каждому человеку. Инанна спускается в подземный мир, чтобы встретиться с сестрой — потаенным, неизвестным аспектом своей собственной сущности. Эрешкигаль олицетворяет высшую реальность. Во многих мифах, восходящих к эпохе неолита, встреча с Богиней–Матерью венчает последнее путешествие героя, ведущее к высшему озарению. Как госпожа жизни и смерти, Эрешкигаль — тоже Богиня–Мать: ее изображали постоянно мучающейся родами. Чтобы приблизиться к ней и обрести откровение, Инанна должна снять все одежды, отбросить все защитные покровы, отречься от собственного старого «я» и дать ему умереть; она должна принять то, что представляется ей чуждым и враждебным, и смириться с нестерпимым — с тем, что без смерти, тьмы и лишений не может быть жизни[38].
Связанные с Инанной ритуалы были сосредоточены на трагической стороне ее путешествия и не касались ее весеннего воссоединения с Думузи. Культ этой богини был распространен очень широко, ибо в нем чрезвычайно ярко отразился принцип, воспринимавшийся как основной закон бытия. Вавилоняне почитали Инанну под именем Иштар, сирийцы — под именем Астарты (или Ашеры); на Ближнем Востоке Думузи был известен как Таммуз, и каждый год женщины горько оплакивали его гибель[39]. В Древней Греции его называли Адонисом, от семитского корня adon — «господин». Миф об Адонисе видоизменился с течением времени, но в своей первоначальной форме он воспроизводил основную структуру шумерского мифа: здесь богиня также предавала смерти своего юного возлюбленного[40]. Подобно Великой богине охотников, неолитическая Богиня–Мать демонстрирует, что, несмотря на все видимое превосходство мужчины, в действительности женщина сильнее и могущественнее.
