Меир Шалев - Впервые в Библии
Но в большей части Библии Бог существует и действует один, и это приводит к безусловно печальным результатам. Поскольку чудеса и знамения начинают приедаться даже Ему, а занятия погодой не отнимают у Него много времени, и землетрясения повторяются, а управление эволюцией живых существ и экологией различных биотопов принципиально не меняется вот уже миллионы лет, и нет других богов и богинь, чтобы развлечься с ними беседой или трапезой, любовью или ссорой, — наш Бог занимается исключительно своими верующими и в результате посвящает им слишком много времени и внимания.
Действительно, читая Библию нашего одинокого Бога, мы порой ощущаем смущение и неловкость, когда сталкиваемся с тем, как Он описан в некоторых местах. Создатель неба и земли, Господь воинств, разделивший Красное море, зачастую представлен разными авторами Библии как Бог докучливый и мелочный. Он жалуется, ревнует и обижается. Он угрожает, Он обещает. Он сожалеет о содеянном. Он ищет похвал и гонится за почетом. Он бросает обвинения, Он следит, Он ловит на горячем, Он перечисляет подарки, которые дал нам, и угрожает вернуть дары, которые получил от нас. Чуть не со слезами вспоминает те медовые месяцы счастливой любви, когда мы ходили за Ним в пустыне, где до нас не ступала нога человека.
Другие боги, вроде Ваала или Зевса, не предъявляли своим верующим таких претензий. Их биографы позаботились окружить их астартами и герами, сонмом нимф и наложниц, а также законными и незаконными детьми, друзьями, родственниками, соперниками, соседями и коллегами. Но наш Господь Бог — Бог един, нет у нас других, кроме Него, и нет у Него других, кроме нас. Иногда кажется, что в этом и кроется подлинная причина изобретения монотеизма. Мы создали себе одинокого единого Бога, чтобы Он занимался нами и только нами.
«Не делай в оный никакого дела»
Второе новшество в Десяти заповедях — это суббота. Она появляется и освящается много раньше, уже в начале 2–й главы Библии (Быт. 2, 2), как благословенный день, когда Бог почил после шести дней творенья. Но в Десяти заповедях к ней добавляется дополнительный запрет: «Не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20, 10). В скобках можно спросить, почему среди заслуживающих отдыха не упоминается также «твоя жена»? Но так это в Библии — кто-то ведь должен подавать мужчинам еду и убирать со стола посуду в субботу тоже.
О субботе уже писали многие, получше меня и поближе к Богу, чем я, поэтому ограничусь несколькими комплиментами. Прежде всего, и тот, кто, как я, выезжает в субботу на природу, слушает в машине музыку и нарушает прочие субботние запреты, — и тот в субботу отдыхает от своей работы и благодарит Моисея и Бога за эту замечательную идею, которую другие культуры и религии переняли у нас с вполне оправданным восторгом. И действительно, для своего времени суббота — весьма прогрессивная социальная и психологическая идея. Она была выдвинута в те времена, когда власть государей над подданными была абсолютной. Многоженство, женское бесправие, убийство жен за осквернение семейной чести были заурядными явлениями. Пышным цветом цвело рабство, еще не был принят закон о всеобщем обязательном образовании, детей приносили в жертву и отдавали в залог, прелюбодеев побивали камнями до смерти, зуб вырывался за зуб, око за око. И вдруг — такая просвещенная, такая либеральная, всех уравнивающая, устремленная в будущее идея: суббота.
Однако этот еженедельный день отдыха имеет не только социальную ценность. Он выражает собой еще и весьма интересный и своеобразный библейский взгляд на мир, взгляд, по которому работа не есть право, предназначение или идеал, а прежде всего обязанность и даже наказание. И ведь она действительно представлена таким образом уже при своем первом появлении — как наказание, наложенное на нас после первого грехопадения: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3, 19).
«Не желай»
Однако при всей моей симпатии к субботе и уважении к тем, кто ее придумал, самое, на мой взгляд, интересное и возбуждающее из новшеств в Десяти заповедях — это заповедь десятая и последняя: «Не желай». Я смею предположить, что до субботы дошли бы в конце концов и законодатели других культур, но «не желай» — это наша оригинальная и особенная заповедь, подобной которой нет с тех пор и поныне. Ее формулировка сразу же порождает вопрос: запрещает она только помысел, самое страстное желание или же деяния во исполнение этого помысла? Вопрос не так прост. Желание может толкнуть на дурное деяние, вроде убийства, изнасилования или грабежа, но может быть и причиной поступков положительных и добропорядочных — например, работы или покупок. А кроме того, если «не желай» говорит только о действии, то есть о реализации желания, то какая нужда была, скажем, в заповедях «не кради» или «не прелюбодействуй»? Ведь они тоже говорят о действиях, которые являются реализацией определенных желаний.
По этому вопросу уже высказывалось много мнений, и я не буду их обозревать. Но стоит напомнить, что Десять заповедей фигурируют не только в 20–й главе Исхода, но и в 5–й главе Второзакония. Согласно Исходу, десятая заповедь гласит: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Но во Второзаконии десятая заповедь звучит несколько иначе: «Не желай жены ближнего твоего, и не домогайся дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего» (Втор. 5, 21).
Легко заметить небольшую разницу в объектах желания и в порядке их перечисления. Но что еще важнее, во Второзаконии рядом с «не желай» появляется также параллельное «не домогайся»[130]. Отсюда ясно, что авторы Второзакония сочли необходимым разъяснить этот проблематичный пункт и постановили, что «не желай» запрещает само желание, помысел, самое мысль о жене ближнего, даже без сопровождающего эту мысль действия, тогда как «домогаться» означает именно «совершать действия», и притом весьма настойчивые.
Такое толкование подкрепляется и другими местами в Библии. В книге Притчей Соломоновых (6, 25) сказано о женщине соблазнительнице: «Не пожелай красоты ее в сердце твоем». Иными словами, желание женщины рождается в сердце, внутри человека, из чего следует, что оно является помыслом, а не действием. А пророк Михей говорит: «Пожелают полей, и берут их силою» (Мих. 2, 2). Тут четко видно разделение между помыслом о чужих полях и его осуществлением — актом грабежа. И далее весь этот стих занимается преступниками, которых пророк Михей описывает словами «замышляющие беззаконие и придумывающие злодеяния», которые также указывают на различение помысла и действия.
Но есть и другие свидетельства. За грехи кражи и убийства, неуважения к родителям, прелюбодеяния, осквернения субботы, произнесения имени Господа всуе и лжесвидетельства Пятикнижие приговаривает к ясным и зафиксированным в законе наказаниям. Но нигде не разъясняется, каково наказание за желание жены ближнего. Иными словами, имеет место явное юридическое различие между теми, кто нарушает первые девять заповедей и чьи грехи поддаются доказательству и свидетельству, и теми, кто нарушил десятую. Так, в печально известном случае Давида и Вирсавии пророк Нафан был призван не тогда, когда царь увидел купающуюся жену Урии и пожелал ее, а только после того, как Давид совершил преступления, к которому это желание привело, — «сотворил прелюбы» с Вирсавией и приказал убить ее мужа. И пророк Илия тоже предстал перед царем Ахавом не в тот момент, когда Ахав возжелал виноградник Навота и выразил желание купить его — что было поступком безусловно законным, — но лишь после того, как Иезавель инсценировала суд над Навотом, сочинила ложное свидетельство против него и суд приговорил его к побиению камнями и конфискации его виноградника.
Итак, в самом конце кодекса, после ясных девяти заповедей «делай» и «не делай», Моисей и Бог удивили людей своим повелением «не желай жены ближнего своего», которое не является ни тем, ни другим. В нем нет приказа делать что-то или не делать чего-то, ибо его значение — не возжелай, не хоти. Иными словами — не думай запретные мысли. И даже — не мечтай, ни во сне, ни наяву.
Это странно. Обычно власти стараются предотвратить только запретные действия, высказывания или планы. Даже диктаторы и инквизиция не в состоянии осуществить надзор над помыслами. Не то чтобы они этого не хотели, но и они знают, что нельзя запереть дух, заковать в кандалы желание, и ревность, и надежду, и мысль.
Возможно ли, что «не желай» — это вершина тоталитаризма, пример такой мрачной теократии, которая стремится контролировать даже мысли человека? Я не думаю. Такое стремление говорило бы не только о злобности, но и о глупости, а библейскому законодателю трудно приписать эти свойства.
