Ольга Голосова - Апостол дня. Толкования на Апостольские чтения церковного года

Вот я, сколько мог, разъяснил вам, что такое совесть.

Но вы, может быть, спросите: а разве нет бессовестных? У всех ли есть совесть? Да, бессовестных немало. Совесть дана от Бога всем, но от человека зависит, слушать ли голос совести и следовать ему или заглушать этот голос. Люди, избравшие путь зла, изо дня в день всячески заглушают этот Божий голос, заставляют совесть молчать. И тогда Бог, видящий безнадежность человека для правды, оставляет его погибать, и он становится бессовестным.

Но совесть можно не только заглушить, можно и усилить голос ее. Если человек доброй жизни чутко прислушивается и к очень небольшим укорам совести, то голос ее становится все более ясным и руководит всем поведением даже не знающего закон человека. Это значат слова Павловы, что язычники, не знающие закона, сами себе закон.

А мы обратим сердца свои к великому ап. Павлу и скажем: «Приими, блаженный и святый, от нас, грешных, великое благодарение за то, что ты сказал нам о язычниках и неверующих, что и в их темных сердцах написан Закон Божий. А пославший тебя Господь наш Иисус Христос да поможет нам всегда чутко прислушиваться к голосу совести, исправляющему все наши отступления от великого Закона Его». Аминь.

Лука Исповедник (Войно-Ясенецкий), свт. Избранные воскресные проповеди и проповеди на разные случаи. М.: «Лепта Книга»; Тула: Тульская епархия, 2010.

Седмица 3-я по Пятидесятнице

Понедельник

Разве вы не знаете, братия (ибо говорю знающим закон), что закон имеет власть над человеком, пока он жив? Замужняя женщина привязана законом к живому мужу; а если умрет муж, она освобождается от закона замужества. Посему, если при живом муже выйдет за другого, называется прелюбодейцею; если же умрет муж, она свободна от закона, и не будет прелюбодейцею, выйдя за другого мужа. Так и вы, братия мои, умерли для закона телом Христовым, чтобы принадлежать другому, Воскресшему из мертвых, да приносим плод Богу. Ибо, когда мы жили по плоти, тогда страсти греховные, обнаруживаемые законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти; но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. Что же скажем? Неужели от закона грех? Никак. Но я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай. Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв. Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти, потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею. Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра. Итак, неужели доброе сделалось мне смертоносным? Никак; но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством доброго причиняет мне смерть, так что грех становится крайне грешен посредством заповеди.

Ведь (ибо) как замужняя женщина привязана к закону мужа своего, пока жив муж, – если же умрет муж ее, она освобождена от закона мужа (т. е. брак с умершим мужем считается уничтоженным), так что вольна выходить за кого угодно, – так и вы умерщвлены были для закона чрез Тело Господа нашего, Которое приняли, – и достойно и праведно, чтобы вы принадлежали Тому, Кто нисшел к мертвым ради вас и восшел, чтобы во время Пришествия Своего принести вас Богу как плод святой.

Ибо когда мы были во (жили по) плоти, т. е. пока были под Законом, тогда скорби пожелания, которые были чрез Закон, именно: не прелюбодействуй, не укради и пр., – господствовали над нами, так что мы приносили плод смерти. И себя также включает Апостол в число их для того, чтобы не показалось, что сам он не имел нужды в этом искуплении, милостиво дарованном нам чрез Господа нашего, и чтобы не дать кому-либо повода для похвальбы.

Ныне же, поелику освободились мы от закона того, т. е. поелику излишен стал для нас Закон, и мы умерли для того, кому преданы были в рабство, находились именно в подчинении его владычеству, – то да ходим в рабстве духа и не в ветхости письмени, т. е. в духовном жительстве, а не в ветхом житии по букве. Новый Завет, исполненный духовного и небесного содержания, называет животворным, т. к. он возвещает жизнь осужденным на смерть, именно тем, кои по Ветхому Завету были преданы смерти.

Что же скажем? – говорит. Закон есть грех? Никак. Но греха не знал бы я, если бы он (закон) не говорил, и пожелания не ведал бы в раю, если бы он не говорил: не пожелай.

От этой заповеди животворной грех взял повод и произвел во мне всякое пожелание свое, ибо без закона, данного Адаму, грех мертв был для него. Однако он жил и славою облечен был прежде закона. Но когда пришла заповедь, то грех, который был мертв, ожил. И Адам умер для жизни славы, и заповедь, данная для жизни, оказалась для него к смерти.

Итак, закон, разумеется – закон Адама, свят и благотворен.

Итак, добро мне стало смертию? Т. е. положено было (заповедь) ему для того, чтобы чрез него умер Адам? Никак. Но грех, дабы явиться во зле своем, чрез добро навел смерть на меня, т. е. чрез животворную заповедь убил меня, – чтобы был воочию грех грешным чрез заповедь, т. е. чтобы навеки осужден был грех за то, что заставил Адама преступить заповедь. Апостол сказал о грехе, который вошел в мир и которого силе не мог противостоять закон. Но видя, что читателям трудно понять разнообразное сочетание его слов, он снова излагает свое рассуждение без прежних многих прикровенностей, ясною и краткою речью. Посредством общей плоти, в которой заключаются похоти, он сосредоточил на плоти моей свое раскрытие всех тех зол, о которых повествуется Моисеем. Пусть, прошу, каждый из вас человек взвесит, сколько зол обитает в плоти его. Итак, оставив мир, сосредоточил внимание на одной плоти как на символе мира, поелику всякому человеку легко обращаться к одному чему-либо, между тем как рассматриваемое отовсюду – разбрасывает во все стороны взор смотрящих. Если зло, говорит, внутри нас есть, то какая мне польза, когда обрезываюсь и соблюдаю субботу? Ведь вот эти внешние средства, которые совершаются во плоти, не могут воспрепятствовать и удержать дух от оной похоти, извнутри приводящей в смятение и смущающей. Итак, Апостол видит, что природа побуждает грешить, а закон проклинает; природа извнутри возжигает, а закон извне держит обнаженный меч. Так накопляются грехи на грехи. И смутились и стали безрассудными грешники, – лишившись надежды, они предались всякого рода злу. Поелику видели, что надежда их пресекается самым законом и по всем делам своим они предавались на смерть, то и остановились в смущении между природою и законом, и грех воцарился над ними. Так подверженные опьянению действуют так, как желает опьянение. Так и человек, коего тело погружено в грязь и который желал бы выйти, как бы ни вращался в этой грязи, он по воле своей и не по воле своей вращается: по воле своей – поелику никто другой не вращает его, и не по своей воле – поелику внутренне он не желает вращаться так. Посмотри на жену грешницу и на Закхея мытаря (см.: Лк. 7, 38; Лк. 19, 2 и далее). Ничего другого не было присоединено к свободе их, кроме милосердия Того, Кто отпустил им долг их, – и вот, они восстали и укрепились, как если бы предоставил им какую-либо (новую) доблесть или силу. И это потому, что Он уже не возложил на них того долга, какой имели они в отношении к самому закону. Что же касается до приводимого Апостолом изречения псалма: нет праведнаго ни одного (Пс. 13, 3), – то при таком условии (состоянии) пришедший Господь наш нашел Израиля, поистине, подобным жене грешнице, ибо желала та женщина совершить покаяние – и не могла. Слезами женщины, на ноги Господа пролитыми, обращен Израиль чрез прощение (грехов) Господом нашим, т. е. чрез то же средство, каким обращена была Им и женщина. Ведь чрез Крещение простил Он всех людей, как и жену грешную чрез слово. Посему возлюбили Сына за прощение Его, и восстановлена свобода из ниспадения ее. Также и похоть побеждена Пришествием Его, и слабость – укреплением Его… Побеждено и отчаяние надеждою Его. А что сам закон не осмелился бы отпускать каждому грех, об этом свидетельствуют даже и сами законоведы. Кто, говорят они, может отпускать грех, кроме одного Бога (Мк. 2, 7)? Так, если кто убивал кого-либо невольно, то убегал в город убежища, и после этого только спасался (от казни), а кто убивал преднамеренно и по своей воле, тот во всяком случае подвергался смертной казни (см.: Нав. 20, 1–6; ср.: Числ. 35, 6 и далее; Втор. 19, 13 и далее). Покаяние, дарованное Богом, Он дал всему народу: не отрину, говорит, Я семя Авраама (см.: Рим. 11, 1; 1 Цар. 12, 22; Пс. 93, 14). Каждого из злодеев, после совершения им преступления, ожидало возмездие за дела его. Ведь если о прелюбодеях, ворах и преступниках закона дано было бы повеление, чтобы не подвергались ответственности, – если бы это так было, то, следовательно, нарушен был бы закон. Итак, покаяние, которое им дано было, не было между человеком и товарищем его, но между поколением и поколением, и между пленом и пленом. Рассудите же, говорит, в уме своем и решите, – кому лучше бы царствовать над вами? Закону ли, который меч имел в руках, или Евангелию, которое исполнено милосердия и сострадания? Если вы не можете выдержать правосудие Его, то ужели не довольны благодатью Сына? Кто преследует вас завистью, что вы отступили от того и другого?