Феодор Студит - Том V. Преподобный Феодор Студит. Книга 1. Нравственно-аскетические творения
59. Прожив с ним несколько дней, отец наш Феодор отправляется оттуда к заливу Никомидийскому и поселяется в так называемых Крискентиевых местах[534]. Там опять собралось великое множество монахов и мирян, ради его молитвы и Боговдохновенного учения. Тогда и Петр[535], великий в подвижничестве, сиявший светом чудотворений и за свое чрезмерное воздержание от пищи справедливо прозванный Авукисом[536], прибыл из своего жилища близ горы Олимп к этому высокому священнослужителю, чтобы поговорить с ним о порицавших его жизнь и называвших его волшебником за совершаемые им чудеса. Великий светильник мудрости, приняв его, весьма тщательно расспросил о вере и жизни и, узнав, что он в том и другом отношении – совершенный о Господе служитель Христов, кротко советовал ему вкушать иногда хлеба и вина и прочих яств монашеской трапезы, по причине склонности слабых людей к осуждению, и употреблять обувь в зимнее время; [Col. 317] а [порицавшим его] с укоризною заповедал лучше обращать внимание на собственные недостатки и впредь воздерживаться от злословий на святого старца, чтобы чрез неприязнь к подвижнику Христову не оказаться оскорбителями действующего в нем Духа истины (Ин. 14:17). Таков был божественный учитель благочестия Феодор, желавший приобрести всех для Христа, подобно святому, сказавшему: кто изнемогает, и не изнемогаю? кто соблазняется, и аз неразжизаюся? (2 Кор. 11:29).
60. Между тем избранные из боголюбезнейших митрополитов на соборе своем согласились и общим голосом признали нужным идти к императору всем вместе, исключая боговдохновенного патриарха, чтобы расторгнуть, как паутину, те клеветы, которые христоненавистные иконоборцы распространили против нашей правой и непорочной веры, и показать Кафолическую Церковь Спасителя нашего Христа не имеющей порока и скверны (ср. Еф. 5:27), как окропленную и очищенную кровию закланного за нее вочеловечившегося Агнца Бога и Отца. Итак, при посредстве одного верного вельможи Христовы жрецы, посвященные Божественному служению, бывшие и являвшиеся достойными священства и по деятельности, и по ангельскому образу, вошли во дворец и каждый из них как мог сказал приветствие кесарю; потом просили его не забывать человеколюбия Божия в дарованной ему неожиданно милости, по которой он избавился от рук прежнего жестокого властителя, но представить Христу, как непременный долг, воздаяние за это – в виде восстановления в Церкви Его прежнего богопреданного украшения священными иконами. Он же, как человек необразованный, грубый нравом и вовсе не сведущий в Писании, с неудовольствием выслушал это и предложил великому Феодору высказать свое мнение; и когда тот выразил такие же священные мысли, как и иерархи, и чрезвычайно ясным образом представил победу истины, тогда он, безрассудно хвалясь бесчестием, как бы доблестию, сказал священному собору епископов: «Хороши и прекрасны ваши слова, но так как я никогда доныне не поклонялся никакой иконе, то какою я нашел Церковь, такою и оставляю ее; вам же я предоставляю власть свободно держаться догматов, как вы говорите, православной веры, но только вне этого города, где каждый из вас захочет жить, не опасаясь и не ожидая себе никакой опасности от нашей власти». Сказав это, он отпустил их из дворца.
61. Отец наш Феодор, вышедши из столицы, опять отправляется к своим ученикам в Крискентиевы места и там продолжает подвижнические труды монашеского общежития до возмущения бунтовщика и злодея Фомы[537]. Когда же насилие последнего стало опустошать азиатскую страну, [Col. 320] тогда царским указом предписывается приверженцам божественного патриарха Никифора прибыть в Константинополь; это сделано было кесарем не из попечительности о них, а из боязни, чтобы некоторые из них не перешли на сторону Фомы, так как говорили, что он принимает святые иконы и поклоняется им; по этому поводу и великий отец наш Феодор опять приходит в отечество. Но как только несчастный Фома перешел в Европу и был взят императором, то отец наш, удалившись из Византия, отплывает на соседний с Акритом полуостров, называемый именем святого Трифона; отсюда в один из торжественных дней он отправился с высшими митрополитами к святейшему патриарху и был великолепнейшим образом, сообразно с истинными своими подвигами за благочестие, удостоен им преимущества чести; именно, священноначальник Никифор изобразил несомненные и истинные подвиги его мужества и дерзновения пред всеми, знаки бичеваний, бедствия в заключениях под стражею, голод и ежедневные смертные опасности, которые он претерпел от защитников иконоборческого безумия в течение пяти лет тирании неукротимого и жестокого Льва, и не только словесными похвалами отдал ему первенство, но еще более самыми делами; ибо когда они приступили к трапезе, то предоставил ему одному сидеть на одном возвышении вместе с собою, сказав священным гостям: «Позвольте, братия, многострадальному отцу нашему председательствовать так же, как и мне, хотя он, мудрый, вовсе не желает этого, дабы нам обоим, сидя вместе, совершить преломление хлеба; ибо кто больше явил знаков любви к общему Владыке, тому больше и воздастся, как Господь сказал в Евангелии (Лк. 7:47); как существует различие в жизни святых, так оно бывает и в почестях, сообразно с заслугами каждого Бог соразмеряет воздаяние; если же так у Бога, то следует быть так и у нас, смиренных». Такое имел уважение к святому Феодору тот, кто украсил первосвятительский престол своими победоносными добродетелями.
62. Да исчезнет зависть, восстающая против праведного Феодора, да постыдятся порицающие богоподобного руководителя и учителя монашествующих и руку положат на уста своя, по выражению Писания (Прем. 8:12), видя взаимное расположение этих почтенных и знаменитых лиц! Подлинно, пастырь нашего стада не приходил бы часто к святейшему Никифору, если бы не знал и с полной уверенностью не признавал его достойнейшим священнослужителем Христовым; с другой стороны, и великий священноначальник не предпочитал бы божественного Феодора митрополитам и епископам, если бы богомудрым умом не признавал его далеко превосходящим других славою добродетели и исповеданием Христовым и имеющим в этом свидетельство. [Col. 321] Если кто из противников не верит написанному нами здесь ради пользы неведущих, тот пусть посмотрит в свитки писем отца нашего и будет верующим, узнав из них истину слов наших об этом; если кто и после еще будет оставаться в неприязненном расположении, тот пусть подумает, как бы ему не оказаться страждущим борьбою против скалы или, лучше, явным богоборством, а это свойственно человеку не доброму, но весьма богоненавистному и безумному. Впрочем, об этом довольно.
Кончина преп. Феодора
63. Наконец, пусть слово приступит к кончине богоносного, если только можно назвать ее кончиною жизни, а не смерти, как начало истиннейшей жизни. Ибо кто во всю жизнь свою подвергался добровольной смерти, то есть умерщвлению страстей, и сокровенную во Христе жизнь праведно предпочитал жизни произвольной, о том, как мертвом для греха в тленном и многотрудном состоянии естественной жизни, справедливо можно думать, что он переходит от этой жизни, как от смерти, к неизменной и вечной жизни. Итак, отец наш и божественный исповедник Христов Феодор и тогда, когда достиг самого конца жизни, не переставал посылать по всем странам и городам спасительные врачевства в собственных своих письмах, присоединяя и привлекая многих к православной вере; также он благосклонно принимал и приходивших к нему людей всякого звания и возраста и потоками медоточивого языка своего располагал души их к добродетели; а к нему приходили то те, то другие не только из этого великоименитого города – и знаменитейшие из святейших митрополитов, и весьма многие из игуменов, и отличнейшие из монашествующих, – но и из всех отдаленных островов и городов усерднейше стекались, чтобы сподобиться его лицезрения и благословения в напутствие к добродетели и в преспеяние благочестия, ибо преподобный был прекраснее и вожделеннее всякого вещественного сада, имея внутри себя и во внешности своей как бы приятные плоды и благоуханные дары Всесвятого Духа: он был прославлен лицом, подобно Моисею (Исх. 34:30), и носил знаки добровольного умерщвления в крайней бледности священного лица своего; ростом он был высок, и вся эта лира имела соразмерные струны и издавала стройные звуки, произнося приятнейшее и сладчайшее учительное слово.
64. Итак, по прошествии почти шестидесяти семи лет всей его жизни во плоти и двенадцати лет третьего изгнания его за истину Христову преподобный отец наш около начала ноября месяца подвергся болезни, скрывавшейся в нем и издавна постигшей его от многострадальных заключений под стражею и ссылок и происшедшего отсюда совершенного небрежения о здоровье, именно – болезни желудка, и еще прежде кончины блаженный казался почти мертвым, совершенно лишившись аппетита. Потом, пролежав четыре дня в постели, он по благоволению Божиему опять поправился здоровьем и – о великодушие преблаженного! – во время самой болезни не хотел наслаждаться спокойствием или каким-нибудь другим утешением, так он до конца презирал настоящую жизнь! [Col. 324] Ибо, уже ослабевший от старости и изнуренный тяжкими и непрерывными трудами, он и при этом не давал сна очима и веждома своима дремания и покоя скраниама (Пс. 131:4), пока не преподал спасительного и обычного поучения братиям. Сидя на седалище и не будучи в силах явственно говорить присутствовавшим, он диктовал его одному из скорописцев и чрез него изрекал его сонму учеников, ясно указывая на предстоящую и уже при дверях находящуюся кончину свою. «Братия и отцы, – говорил он, – я был слаб, и опять молитвами вашими укрепился; но доколе мы будем возвращаться к этому „опять“? Верно, придет смертный день, когда не будет иметь места это „опять“, разделит меня с вами и отправит отсюда…» и прочее, сказанное в «Огласительном поучении».
