Александр Мень - История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

Часть IV

ИУДЕЙСТВО И ЭЛЛИНИЗМ

Глава пятнадцатая

ЦЕРКОВЬ ЗАКОНА

Иудея, 332 — 175 гг. до н. э.

Блаженны непорочные в пути, ходящие в Законе Господнем,

Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его.

После смерти Александра с Иудеей повторилось то же, что было во времена борьбы между фараонами и царями Месопотамии. По меткому сравнению Иосифа Флавия, Земля Израиля стала похожа на корабль, на который со всех сторон обрушиваются волны. Семь раз переходила она из рук в руки, и, в чью бы пользу ни клонилась победа, страна неизменно подвергалась разорению. По жребию Палестина досталась Селевку Никатору, но и Птолемей I не хотел отказываться от нее. Уже в 319 году он овладел Иерусалимом, вступив в город в субботу, когда жители, не предполагавшие в нем врага, справляли праздник. Однако окончательное присоединение Палестины к державе Птолемеев произошло лишь восемнадцать лет спустя, после завершения раздела Александровой империи.

Столетнее правление «македонских фараонов» не было для иудеев тяжелым временем. Монархи Египта оказывали им покровительство, и даже те, кого они выселили за пределы родины, получили привилегии и пользовались религиозной и гражданской свободой. Птолемеи придавали большое значение тому, что иудеи всегда верны данной клятве, и охотно брали их в наемные войска.

Египетское правительство обычно не вмешивалось в дела Иерусалимской общины, возглавляемой первосвященником. Ее жизнь протекала поэтому сравнительно мирно. Единственным конфликтом, который потряс ее, был самаринский раскол.

Поводом к нему можно считать закладку второго храма на горе Гаризим, близ Сихема, но на самом деле конфликт, как мы уже знаем, начался давно. Еще в первые годы после возвращения из плена Община отвергла помощь и союз самарян. Эти потомки обитателей Северного Израиля, смешавшиеся с другими народами, не сохранили чистоты веры, и поэтому иудеи отказывались видеть в них часть народа Божия. То, что персы поставили Иерусалим в административную зависимость от Самарии, углубило конфликт, придав ему политическую окраску. Реформа Эзры и Нехемии довершила дело.

Впрочем, на какое-то время соперничество, казалось, стало стихать, и самаряне приняли Тору как единственно подлинный Моисеев Закон. Но мир длился недолго. Отзвуки древних распрей Севера и Юга, гордыня и взаимная нетерпимость постоянно подтачивали его. Самаряне все больше проникались убеждением, что именно они и есть настоящий «остаток» Израиля, а иудеи — лишь узурпаторы, чье господство некогда навязал народу Давид. Поэтому северяне не признали и авторитета пророков, большинство которых жило в Иерусалиме. Южная традиция, развившаяся после падения Самарии в 722 году, была в глазах самарян еретической. Держась только за Тору, они считали свой Сихем тем «святым местом», о котором говорит Закон. Исторически они были правы: во дни Моисея и Иисуса Навина Сихем почитался как религиозный центр [1]. Но за прошедшие века многое изменилось. Иерусалим, куда Давид перенес Ковчег, стал для народа Божия новой духовной столицей, вокруг которой с тех пор совершались все события Священной Истории.

Когда Александр появился в Палестине, самаряне сразу же перешли на его сторону, надеясь получить перевес над Иерусалимом. Но, увидев, что ошиблись в расчетах, они задумали полное церковное отделение от Юга.

Согласно Иосифу Флавию, у губернатора Самарии Санбаллата был зять Манассия, брат иудейского первосвященника. Иудеи осуждали Манассию за брак с самарянкой, а в глазах самарян он вполне мог стать законным первосвященником храма, который они собирались воздвигнуть. Надо было лишь заручиться согласием Александра.

Македонец в то время осаждал Тир. Надеясь снискать популярность у сихемлян, он разрешил им строить святилище. Так около 328 года возник самарянский храм, соперник иерусалимского. Иудеи расценили это как вопиющий вызов Закону [2].

Большинство историков долго сомневалось в достоверности сообщения Флавия, поскольку Санбаллат был известен как современник Нехемии, то есть жил на сто лет раньше. Но найденные недавно близ Иерихона документы подтвердили рассказ Иосифа. Оказалось, что и в IV веке Самарией правил человек, носивший имя Санбаллата, вероятно внук первого. Он-то и был инициатором раскола [3].

Разрыву немало способствовал ригоризм иудейских вождей. Но те же новооткрытые документы оправдывают их строгость. Среди имен самарян, встречающихся на папирусах, есть такие, которые включают имена языческих богов: Ваала, Кемоша, Набу. Это означает, что самаряне в массе были еще сильно заражены язычеством. Впоследствии под влиянием Торы самаряне освободились от этих пережитков политеизма. Но отчуждение зашло уже слишком далеко, как это часто бывало в конфликтах между малыми родственными группами. К тому же признать правоту самарян означало бы для иудеев отказаться от Давидова мессианства и пророков [4].

В Своей беседе с самарянкой Христос, предрекая то время, когда люди будут чтить Бога повсюду, не оправдывал, однако, действий раскольников. «Спасение — от иудеев», — сказал Он, тем самым давая понять, что Иерусалим — город Мессии — есть подлинный оплот ветхозаветного Откровения. На этом же стояла иудейская Община, которая по праву считала себя преемницей древнего Израиля.

Самосознание Общины тех лет нашло отражение в книге одного из иудейских историков. Она называлась Дибрей хаямим, то есть «Дела (минувших) дней», а в греческом и латинском переводах — Летопись (Паралипоменон, Хроника). Она была написана около 300 года в Иерусалиме [5]. В ней излагаются те же события, что и в Книгах Царств, но под иным углом зрения. Если целью авторов Второзаконнической истории было привести народ к покаянию, показав ему падения его и измены Богу в прошлом, то Хроника рассказ о происхождении иудейской Общины. (О Второзаконнической истории см. Том 5.)

Книга начинается генеалогией, восходящей к праотцам человечества. Этим Священная История включается в рамки и истории мировой. Североизраильское царство как раскольничье почти выпадает из поля зрения автора. Он хочет показать, что Моисея и Ковчег связывает с Иерусалимом и его Храмом непрерывная традиция. «Остаток Израиля» — это не просто те, кто уцелел после нашествий, разрухи и плена, а сохранившие дух Моисея и верность Нафанову пророчеству.

Автор Паралипоменона был, вероятнее всего, священником. Его книгу справедливо называют «церковной историей». В ней много внимания уделяется духовенству и богослужению, подробно и вдохновенно описаны праздники и религиозные торжества перед Храмом. Ликование народа, уповающего на Господа, — излюбленная картина писателя, не раз повторяющаяся на страницах его книги. Но при этом он очень далек от идей иерократических и не является сторонником светской власти первосвященника. Единственная богопоставленная власть — это власть дома Давидова; мессианское царство неотделимо от нее. То, что Бог изрек некогда через пророка Нафана, не может быть отменено никакими историческими обстоятельствами.

А между тем обстоятельства складывались скорее в пользу иерократии. После Зерубабеля мы уже ничего не слышим о судьбе потомков Давида. Хотя они не исчезли бесследно и, конечно, свято хранили память о своем происхождении, но персы не допускали их к власти, зная о склонности иудеев к восстаниям. Такое же положение сохранилось при греках. Единственным национальным правителем оставался первосвященник. Возможно, иудеи считали его временным наместником Дома Давидова, и поэтому его вступление на престол стали сопровождать торжественным обрядом помазания [6]. Первоиерарха даже прямо именовали Помазанником, но, как явствует из Книги Хроник, помазание его не было тождественно царскому. А именно с Царем-Мессией связывали День Господень. Чем меньше было надежд на восстановление гражданской монархии, тем большим ореолом окружалась мессианская теократия будущего. Она никак не отождествлялась с властью духовенства. Его роль сводилась к укреплению Израиля как Церкви, спаянной единой верой, едиными обычаями, единым Законом.

Символами церковного единства иудеев по-прежнему оставались Тора и Храм. Как выглядело в то время Сионское святилище, мы узнаем из сообщения грека Гекатея.

«Приблизительно в середине города, — пишет он, — поднимается каменная стена, имеющая в длину пять метров и в ширину сто локтей, с двумя воротами. Внутри этой стены возвышается четырехугольный жертвенник, сложенный из необтесанных, но просто собранных и необделанных камней в таком виде, что каждая сторона имеет двадцать локтей, вышина же его десять локтей. Близ него построено большое здание, в котором стоят жертвенник и светильник, оба из золота, весом в два таланта. На них неугасаемый огонь горит днем и ночью. В храме нет ни изображения, ни дароприношения, там отсутствует всякое растение, нет ни рощи, ни чего-либо подобного в этом роде. Священники там проводят дни и ночи, исполняя разные священнодействия» [7].