Михаил Назаров - Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"

Новая версия

Кроме версии об убийстве Ющинского матерью и родственниками [поскольку она была опровергнута фактически. – И.Г.], во время хода следствия стала распространяться другая версия... Убийство Ющинского приписывалось лицам из преступного мiра и объяснялось стремлением нескольких определенных преступников избавиться от Ющинского, который, якобы, был осведомлен о преступной деятельности их и представлял для них опасность в смысле возможности разоблачения совершенных ими преступлений. В качестве участницы убийства называлась... Вера Чеберякова, имевшая знакомства и постоянные общения с преступным мiром.

Арест Бейлиса

Однако, никаких серьезных данных в подтверждение справедливости предположения о таком характере убийства Ющинского следствием не было установлено, а выяснившиеся обстоятельства дела дали основания для вывода об участии в убийстве еврея Менделя Бейлиса, по мотивам религиозного свойства, вследствие чего Бейлис был привлечен к следствию в качестве обвиняемого. После этого появилось видоизменение приведенной выше версии. Убийство по-прежнему приписывалось лицам из преступного мiра, но побудительная причина указывалась уже иная, именно, желание путем убийства мальчика, которое можно было быть приписано евреям, вызвать еврейский погром, чтобы иметь возможность воспользоваться чужим имуществом. И при этой версии Чеберяковой отводилась роль участницы преступления. Допрос на следствии Бейлиса и заключение его под стражу состоялось 3 августа 1911 года, а 25 того же августа судебному следователю были представлены вещественные доказательства, подтверждающие последнюю версию об убийстве Ющинского [лицами из преступного мiра].

Роль Мищука

В этот день начальник сыскного отделения Мищук, производивший вначале розыски по делу, а затем устраненный от исполнения этих обязанностей, сообщил судебным властям об обнаружении им в Юрковской горе [недалеко от пещеры, в которой был найден труп Ющинского. – И.Г.], на Лукьяновке, зарытого в землю свертка с вещами, принадлежавшими, по-видимому, Ющинскому... В свертке, найденном Мищуком, в рогоже... оказалась куча угля, в которой находились кусочки обгоревшей материи и бумаги, {22} пуговица, крючок от брюк, подтяжки, а также два железных стержня с заостренными концами, в виде шваек, и внутри мешка – неповрежденные огнем клочки конверта и записок. В обрывках записок был обозначен адрес Романюка и упоминалась фамилии Кучеренка, (Ц)упенка, а также имена Миша и Вера... По объяснению Мищука – о нахождении в горе свертка с вещами ему сообщил некий Кушнир [17]...

Прозектор Туфанов объяснил, что обнаруженные стержни ни по размерам, ни по характеру заостренных концов не могли быть теми орудиями, которыми причинены повреждения Ющинскому, а Приходько [мать убитого] и Ющинская заявили, что найденные подтяжки не принадлежали Ющинскому.

Первое заявление С.И. Бразуль-Брушковского

Предварительное следствие по делу Ющинского было закончено 5 января 1912 года и вместе с составленным 10 января обвинительным актом о Бейлисе получило дальнейшее движение, а 18-го того же января к прокурору Киевского окружного суда поступило заявление по этому делу от сотрудника газеты "Русское Слово" Бразуля-Брушковского, состоявшего также сотрудником вышеупомянутой газеты "Киевская Мысль". В этом заявлении Бразуль-Брушковский говорит, что, следя за делом Ющинского... он пришел к убеждению, что убийство Ющинского – дело рук "шайки преступников", о деятельности которых многое было известно Ющинскому, что и побудило их убить мальчика, являвшегося для них постоянной угрозой, причем "для сокрытия следов преступления и направления следственных властей в другую сторону", имелось в виду "инсценировать ритуальное убийство" [18].

Ссылаясь на Чеберякову и Петрова, Бразуль-Брушковский указывает в заявлении ряд обстоятельств, свидетельствующих по его мнению о том, что убийство Ющинского совершено было отчимом его, Приходьком, дядей покойного Нежинским, двумя братьями Мифле, Назаренком и еще какими-то неизвестными лицами...

Впоследствии Бразуль-Брушковский признал, что, подавая это заявление, он не доверял сообщаемым им же сведениям, а опубликовал их с "тактической целью" внести тем раздор в преступную среду... [? – И.Г.] {23} Вместе с тем, Бразуль-Брушковский, вопреки высказанному им мнению, заявил [позже], что лично он уверен в том, что убившие Ющинского не думали "о ритуальном убийстве и подделке под него".

Второе заявление С.И. Бразуль-Брушковского

Заявление Бразуль-Брушковского не имело последствий для дальнейшего хода дела о Бейлисе. Дело... было первоначально назначено к слушанию на 17 мая 1912 года, но 6-го того же мая к заведующему производством розысков об убийстве Ющинского, помощнику начальника Киевского губернского жандармского управления подполковнику Иванову поступило от Бразуля-Брушковского новое заявление, в котором Бразуль-Брушковский... назвал в качестве убийц уже других лиц – Сингаевского, Рудзинского и Латышева... Убийство совершено было с ведома Веры Чеберяковой в квартире последней, а способ причинения повреждений объясняется тем, что Ющинского пытали с целью добиться от него сознания в сообщении полиции о совершенных членами шайки преступлениях... На произведенном затем дознании Бразуль-Брушковский указал этих [новых] свидетелей, сказав, что после убийства на квартиру Чеберяковой заходили сестры Дьяконовы, а сознавался Сингаевский Караеву в присутствии Махалина [19].

Доследование дела

Ввиду приведенных в заявлении данных, дело Ющинского было возвращено к доследованию, при котором выяснились следующие обстоятельства.

Сведения по делу собирались Бразуль-Брушковским при содействии Выгранова, Красовского, Махалина и Караева. Красовский одно время заведовал Киевским сыскным отделением, а затем был становым приставом. После устранения начальника Киевского сыскного отделения Мищука от производства розысков по делу Ющинского, эта задача была возложена на подполковника Иванова, а в помощь ему был командирован Красовский, бывший в то время приставом, который и занимался розысками от мая до сентября 1911 года. Затем он был освобожден от этого поручения и возвратился к месту своей службы, а в январе 1912 года был устранен от должности пристава. Во время производства им, в качестве полицейского чиновника, розысков, одним из его помощников состоял Выгранов, бывший агент сыскного отделения, но потом он был устранен от дела самим Красовским. По показанию Бразуль-Брушковского, Выгранов "стал работать" у него [Б.-Б.] с августа или сентября 1911 года [20].

Вместе с ним он добыл те сведения, которые вошли в его первое заявление по делу, и которым он, по его же признанию, не доверял. Красовский предложил ему "работать сообща" в начале апреля 1912 года, а еще в феврале того же года с предложением услуг по розыску обратился к нему слушатель сельскохозяйственных курсов Махалин, который... пригласил своего знакомого Караева, отбывавшего по делу о государственном преступлении в течение трех с половиною лет наказание в киевской тюрьме, и, вследствие этого, знакомого с преступным мiром. По объяснению Красовского, он принял участие в [частных] розысках [после своего отстранения] потому, что "задался целью реабилитировать себя как в глазах общества, так и в глазах тех лиц, которыми вследствие инсинуаций Мищука и {24} нападок отдельных лиц правых организаций был устранен от должности", а Караев шел на работу потому, что "ему нужно было себя реабилитировать этим делом в глазах своих партийных единомышленников, которые подозревали в нем провокатора".

Как велось частное расследование

Бразуль-Брушковский и его сотрудники, исходя, по их словам, из положения, что Чеберякова причастна к убийству Ющинского, решили попытаться добыть сведения от лиц, близко к ней стоявших. С этой целью Красовский и Выгранов завели знакомство с сестрами Дьяконовыми, посещавшими Чеберякову, а Караев поставил своей задачей войти в доверие к брату Чеберяковой – Сингаевскому. По показанию Красовского, беседуя с Дьяконовыми, он узнал от Екатерины Дьяконовой, что 11 марта [1911 г.] при ней в квартиру Чеберяковой заходил Ющинский и вел разговор с Женей Чеберяковым [ее сыном] о порохе. На другой день она, Дьяконова, опять зашла к Чеберяковой около 12 часов дня... и увидела, как из одной комнаты в другую перебежали Латышев, Сингаевский и Рудзинский. Тогда же она заметила, что ковер, обычно лежавший в той комнате разостланным на полу, оказался свернутым в виде объемистой трубки и находился под диваном.

Однажды Екатерина Дьяконова сказала ему, Красовскому, что когда начали колоть Ющинского и он пытался кричать, Чеберякова распорядилась сорвать с подушки наволочку и заткнуть ею рот Ющинскому, а в другой раз сообщила, что «Ющинского кололи швайкой для того, чтобы как-нибудь нечаянно не разбрызгать кровь, и в то время, как один колол, другой подставлял тряпку и вымакивал кровь». На вопрос об источнике этих сведений, Дьяконова ответила ему, Красовскому, что об этом «по-дружески ей рассказала сама Верка» [Чеберякова].