Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства
Согласно другой новой идее, "природа Будды" присутствует в каждом человеке и даже в каждой песчинке. Другими словами, наша собственная "причастность Будде" побуждает нас становиться Буддой.
Эта идея схожа с открытием упанишад (тождество "атман-брахман") и с Индуистской аксиомой, что человек может поклоняться божеству только не иначе как сам став божеством. Затем она получит развитие в махаяне, особенно в знаменитой доктрине об "эмбрионе Татхагаты" (татхагатагарбха). Она схожа и с другим первоначальным толкованием природы будд — учением о трех телах (трикая) Будды. Первое тело, тело Закона (дхармакая) — трансцендентно, абсолютно, бесконечно, вечно. Фактически, это духовное тело дхармы, т. е. Закон, проповедуемый Буддой, и одновременно абсолютная реальность, чистое бытие (можно вспомнить о теле Праджапати, сформированном — в некоторых случаях — из священных слогов и магических формул; ср. § 77). Второе тело, самбхогакая, или "тело блаженства" — это эпифания Будды во славе, доступная лишь бодхисатвам. Наконец, "тело Магического творения" (нирманакая) — фантазм, с которым люди имеют дело на земле, который похож на них, будучи материальным и эфемерным. Однако он-то и играет решающую роль, поскольку только через это тело-фантазм люди могут получить Закон и достичь спасения.
Как было нами отмечено выше, цель догматических разработок и мифологических построений, характеризующих махаяну, состоит в том, чтобы облегчить мирянам достижение спасения. Принимая и адаптируя некоторые из элементов индуизма, «народные» (культы, бхакти и т. д.) или ученые, махаяна обновила и обогатила буддийское наследие, никоим образом не исказив его. На самом деле, доктрина всемирной пустоты (шуньявада), выработанная гением Нагарджуны (II в. н. э.), была известна и под именем «мадхьямика» ("средняя") — реплика на "средний путь", который проповедовал Шакьямуни. Как бы для того, чтобы уравновесить склонность к «простоте», очевидную в махаянском благочестии, доктрина пустоты (шуньявада) отличается глубиной и сложностью философии.
Индийские противники Нагарджуны и некоторые западные ученые заявили, что шуньявада представляет собой нигилистическую философию, так как она, по всей видимости, отрицает основные положения буддизма. На самом деле, перед нами онтология вместе с соответствующей сотериологией, которая стремится освободиться от иллюзорных структур, зависящих от языка. Таким образом, шуньявада использует парадоксальную диалектику, которая приводит к coincidentia oppositorum, что в некоторой степени напоминает Николая Кузанского или Гегеля и Витгенштейна. Нагарджуна критикует и отвергает все философские системы, доказывая, что невозможно выразить языком Высшую Истину (парамартхата). Он напоминает прежде всего, что существуют «истины» двух видов: относительные, или "скрытые в мире" (локасамвритисатья), имеющие практическое значение, и Высшая Истина, которая одна только способна привести к освобождению. Абxидхарма, которая претендует на передачу "высокого знания", на самом деле, оперирует знанием банальным. Еще серьезнее то, что в действительности абхидхарма затемняет путь к освобождению своими бесчисленными определениями и категориями бытия (такими как, например, скандха, дхату и т. д.), которые являются по своей сути лишь плодами воображения. Нагарджуна ставит себе целью освободить мыслительные энергии, плененные речью, и правильно управлять ими.
Доказательство тезиса о пустоте, т. е. нереальности всего, что кажется существующим или может быть почувствовано, о чем можно подумать или что можно представить, приводит к нескольким последствиям. Первое: все знаменитые формулы раннего буддизма, а также их новые определения, систематически переосмысленные авторами абхидхармы, оказываются ложными. Так, например, не существует трех стадий формирования вещей ("возникновение", «Продолжительность», "прекращение"), так же, как не существуют: скандха, нередуцируемые элементы (дхату), желания, тот, кто желает, и положение того, кто желает. Все это не существует, потому что не имеет собственной природы. Сама карма является построением ума, поскольку нет ни действия в собственном смысле слова, ни «творца» этого действия. Нагарджуна также отрицает разницу между "тварным миром" (санскрита) и «абсолютным» (асанскрита). "С точки зрения Высшей Истины, понятие непостоянства (анитья) нельзя считать более истинным, чем понятие постоянства" ("Муламадхьямика-карика", XXIII, 13, 14). Что касается знаменитого закона "обусловленного сотворения" (nратитьясамутпада), то он представляет собой лишь практическую ценность. В действительности, "обусловленное сотворение мы называем шунья, пустотой" (ibid., XXIV, 18). Подобным же образом и четыре Благородные Истины, возвещенные Буддой, не имеют собственной природы: речь идет о банальных истинах, которые могут служить только на уровне языка.
Второе последствие — еще более радикальное: Нагарджуна отрицает различие между "тем, кто связан", и «освобожденным» и, следовательно, между сансарой и нирваной. "Нет ничего, что отличало бы сансару от нирваны" (ibid. ХХV, 19).[436] Это не значит, что мир (сансара) и освобождение (нирвана) представляют собой "одно и то же", а только то, что они неразличимы. Нирвана — "плод ума". Другими словами, сточки зрения Высшей Истины, сам Татхагата не обладает автономной и действительной онтологической сущностью.
Наконец, третьим последствием тезиса о всемирной пустоте является возникновение одной из наиболее оригинальных онтологий, которые когда-либо были известны в истории человеческой мысли. Все вещи пусты, лишены "собственной природы"; однако не нужно из этого делать вывод, что существует некая "абсолютная сущность", с которой соотносится шунья (или нирвана). Когда говорят, что «пустота», шунья, невыразима, непостижима, неописуема, не имеют в виду, что существует какая-то "трансцендентная реальность", обладающая такими свойствами. Высшая Истина не являет «Абсолют» наподобие ведантийского, она есть способ существования, который открывает для себя адепт в момент достижения полного безразличия к «вещам» и их преходящести. «Осуществление», через мысль, всемирной пустоты, по сути, тождественно освобождению. Но тот, кто достигнет нирваны, не может это «узнать», так как пустота выходит за пределы и бытия, и небытия. Премудрость (праджня) раскрывает Высшую Истину, используя "истину, сокрытую в мире": последняя не отвергается совсем, но преобразуется в "истину, которая не имеет самостоятельного существования".[437]
Нагарджуна отказывался считать шуньяваду некоей «философией»: это практика, отличающаяся одновременно диалектикой и созерцательностью, которая, освобождая адепта от всех теоретических построений касательно мира, а также и касательно спасения, позволяет ему достичь безмятежности духа и свободы. Нагарджуна категорично отвергает мысль о том, что его доводы или любое философское высказывание имеют ценность из-за онтологической основы, существующей вне или помимо языка. О шунье нельзя сказать ни что она существует, ни что она не существует, ни что она существует и не существует в одно и то же время, и т. д. Критикам, которые говорят: если все пусто, то отрицание всего Нагарджуной тоже является пустой величиной, — он отвечает, что и высказывания его противников, и его собственные отрицания и вправду не существуют сами по себе. Они существуют лишь в рамках относительной истины ("Муламадхьямика-карика", XIV, 29).
Буддизм и вся философская индийская мысль в целом претерпели после Нагарджуны глубокие изменения, хотя эти изменения не были очевидны сразу. Нагарджуна довел до крайности склонность индийской мысли к coincidentia oppositorum. Однако ему удалось показать, что жизненный путь бодхисатвы сохраняет свое величие, несмотря на то, что "все пусто". И идеал бодхисатвы продолжал вдохновлять на милосердие и альтруизм, хотя, как говорится в "Аватамсаке"(18), "всецело пребывая в нирване, он свидетельствует о сансаре. Он знает, что нет живых существ, но стремится их обратить. Он совершенно спокоен(шанта), но кажется, что он испытывает страсти (клеша). Он имеет тело Закона (дхармакая), но проявляет себя повсюду в бесчисленных телах живых существ. Он все время погружен в глубокий экстаз (дхьяна), но обладает предметами желания…".
§ 190. Джайнизм после Махавиры: учение, космология, сотериология
Непосредственным преемником Махавиры был стхавира (старейшина) Судхарман, который, как считается, передал слова учителя своему ученику Джамбу. Таким образом, они стали последними «всеведущими» (кевалин), поскольку только они обладали во всей полноте священными текстами. Известны имена стхавиров, преемников Джамбу. Наиболее значительным из них является современник царя Чандрагупты Бхадрабаху, который умер в 270 (или 262) г. — т. е. в III в. до н. э. Именно Бхадрабаху установил канон джайнов и даже написал несколько текстов. В то же время он был свидетелем, а может быть, и одной из причин кризиса, который привел к разделению джайнистской церкви.
