Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки - Райт Роберт
Переход оказался болезненным. Иосия был не только наделен воинственным духом страстного националиста, не только преданным Яхве и убежденным, что эта преданность взаимна, но и чрезмерно самоуверенным человеком. Он потерпел сокрушительное поражение на поле боя и помог положить начало катастрофе, которая запомнится как одна из величайших в истории Израиля. На фоне полученной травмы монотеистический импульс стал почти осязаемым. Благодаря цепочке парадоксов, приобретающих смысл только в ретроспективе, явное фиаско безраздельной преданности Яхве усиливало эту преданность до тех пор, пока та не вышла на совершенно новый уровень, переступив границу между монолатрией и монотеизмом.
Глава 7
От монолатрии к монотеизму
• Осмысление катастрофы • Два порядка возрастания масштаба • Второе пришествие Исайи • Предельное отмщение • Предельное спасение • Но монотеизм ли это? • Монотеизм как философия
Возможно, царь Иуды Иосия — человек, добившийся самого парадоксального успеха в мировой истории.
С одной стороны, трудно оспорить вердикт, вынесенный исследователем Марвином Суини: «Реформа Иосии полностью провалилась»[519]. Иосия стремился объединить юг и север Израиля, чтобы возродить легендарное величие империи Давида, и сделал это именем Яхве, покрыв израильского бога еще большей славой. Но дело приняло скверный оборот. Иосию убили египтяне. Обстоятельства его смерти туманны[520], однако за ней последовали два десятилетия унизительного подчинения Израиля сначала Египту, затем Вавилону, а потом разразилась катастрофа. Когда царь Иуды Седекия взбунтовался против вавилонян, его схватили, на глазах у него закололи его сыновей, ослепили Седекию и дотла сожгли храм Яхве. Затем был завершен процесс, начавшийся несколькими годами ранее, — переселение высших классов Израиля в Вавилон[521]. Итак, к 586 году до н. э. Вавилонское пленение (изгнание), самое известное бедствие в истории Древнего Израиля, было в разгаре. Несомненно, вавилоняне, следуя теологическим условностям того времени, проделали все это, чтобы продемонстрировать унижение, которое Яхве претерпел от рук их собственного бога Мардука. Когда несколькими десятилетиями ранее Иосия принял решение возвеличить Яхве, на такой исход он явно не рассчитывал.
Однако, как выяснилось, эти события были лучшими из всех, что когда-либо происходили с Яхве. Теология Иосии, поклонение Яхве и лишь Яхве, не только выжила и восторжествовала, но и восторжествовала в более величественной, усиленной форме. Евреи — а затем христиане и мусульмане, — уверовали, что авраамический бог не просто единственный бог, достойный поклонения, но и единственный существующий бог; венцом эволюции монолатрии стал монотеизм. Как отмечал богослов Ральф У. Кляйн, «богословы израильского пленения извлекли из этого бедствия все, что только смогли»[522].
Организация сейсмичной теологической революции — не та задача, с которой справляются за одну ночь. Но если изгнание и дало что-то израильским интеллектуалам, то это было время обдумать ситуацию. Почти полвека они провели в Вавилоне, прежде чем персы, покорившие вавилонян и таким образом получившие в наследство от них израильтян, не начали отправлять изгнанников обратно в Иерусалим, где все это время оставалось немало израильтян. В Иерусалиме идеи, оформившиеся в очищающем огне пленения, наконец одержали победу.
Осмысление катастрофы
Порой можно услышать, что монотеистический тезис возник как способ «осмыслить» катастрофу, которая обрушилась на Иерусалим. Метко, да не вполне. Да, религия всегда занималась вопросом о том, почему случается плохое, и вдали от родины израильским интеллектуалам с избытком хватило времени, чтобы обдумать его, и эти раздумия в конце концов привели к монотеизму. Значит, в некотором смысле так называемая теология пленения была решением и «проблемы зла», и «проблемы страданий». Однако этот смысл был довольно-таки обманчив. Ведь «проблема зла» не встает в острой форме до тех пор, пока не уверуешь в единого всесильного и доброго Бога. Лишь в том случае, если Бог всемогущ, все людские страдания становятся чем-то таким, к чему он предпочитает относиться терпимо, и только если он всецело милосерден, этот выбор воспринимается как своего рода головоломка. Такое божество с его бесконечной властью и добротой — божество именно того рода, который, насколько мы можем судить, до пленения не существовал; появление именно такого божества во время пленения мы и пытаемся объяснить. Монотеизм не может быть предпосылкой теологической мысли, создавшей его.
«ПРОБЛЕМА ЗЛА» НЕ ВСТАЕТ В ОСТРОЙ ФОРМЕ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ УВЕРУЕШЬ В ЕДИНОГО ВСЕСИЛЬНОГО И ДОБРОГО БОГА
И кроме того, подобное описание теологической революции Израиля — как «осмысление» страданий, как «обдумывание» проблемы зла — придает этому действию более абстрактный и философский и менее насущный характер, нежели тот, каким оно обладало в те времена. Почти наверняка «теологический дискурс», породивший монотеизм, возник в виде всплеска политических обвинений: разные фракции, каждая со своей теологией, обвиняли друг друга во всех неудачах.
Библия излагает один связанный с пленением эпизод поиска виновных. После вавилонского завоевания группа израильтян, в том числе и пророк Иеремия, отправляются не в Вавилон, а в Египет. В споре о причинах бед мнения расходятся. Иеремия утверждает, что Яхве покарал израильтян потому, что слишком многие среди них поклонялись другим богам. И если они будут продолжать в том же духе, если и впредь станут «кадить богине неба», тогда Яхве перебьет их всех — либо мечом, либо голодом[523]. Приверженцы богини неба придерживались иных взглядов. Они, по-видимому, считали корнем бед Израиля иеремий, сторонников «только Яхве». И они в один голос заявляли: «Тогда мы были сыты и счастливы, и беды не видели, а с того времени, как перестали мы кадить богине неба и возливать ей возлияния, терпим во всем недостаток и гибнем от меча и голода»[524].
И этих людей можно было понять! Если Иеремия прав и если поклонение одному Яхве — путь к величию страны, как вышло, что страна начала разваливаться вскоре после монолатрических реформ Иосии? Обратим внимание: смерть самого Иосии, верховного приверженца «только Яхве», стала вступлением к этому крушению государства. Поневоле задумаешься о предпосылках «только Яхве» в целом — о том, что Яхве как божество мог заботиться и заботился о своих подопечных лишь до тех пор, пока безраздельно пользовался их преданностью.
Как Яхве удалось выдержать этот мощный риторический натиск? С небольшой помощью своих друзей. За два десятилетия, разделявшие смерть Иосии и сожжение храма, движение «только Яхве», по всей видимости, сохранило активность, хотя и утратило политическую силу, которым обладало во времена правления Иосии[525]. Так что Иеремия был не одинок: в Вавилоне находились и другие израильские мыслители, в основе репутации которых лежала идея сильного, опекающего Яхве. Выдающиеся умы страны искали теологию, способную примирить израильскую катастрофу с величием израильского бога.
ВЫДАЮЩИЕСЯ УМЫ СТРАНЫ ИСКАЛИ ТЕОЛОГИЮ, СПОСОБНУЮ ПРИМИРИТЬ ИЗРАИЛЬСКУЮ КАТАСТРОФУ С ВЕЛИЧИЕМ ИЗРАИЛЬСКОГО БОГА
Отчасти решение было простым. Иосия действительно проделал большую работу по реформированию официальной религии Израиля, но как теперь, так и в Древнем мире, между официальной религией и реальными верованиями простого народа была существенная разница. Хотя в Библии говорится, что Иосия истребил «богов домашнего очага»[526], изобилие статуэток богинь, найденных археологами в израильских домах, свидетельствует о том, что в этом деле он не слишком преуспел. Поэтому Иеремия и другие монолатристы могли утверждать, что упрямое бытовое неверие и было грехом, за который Яхве покарал Израиль.
