Анна Данилова - От смерти к жизни. Как преодолеть страх смерти
Твой сын окончил свой земной путь, но не исчез, не растворился во времени. Он жив, он рядом с тобой, только ты этого не чувствуешь. Теперь ваша связь через молитву. Помни, ему очень нужна твоя молитва. Помогай своему сыну, исполняй материнский долг. Придет время, и он с благодарностью встретит тебя там, на небесах, и вы всегда будете вместе.
Служба закончилась, я отпустил последних исповедников. Звонок, Игорь, уже ровным спокойным голосом:
– Батюшка, ты все еще в храме? Пожалуйста, не уходи, мы сейчас приедем. Нам очень нужна твоя поддержка.
Мы с матушкой и нашей старостой Ниной остались ждать. В храм Игорь с женой вошли уже в черном и темных очках. Подошли, благословились. Я предложил:
– Давайте молиться.
Кадило уже было готово. Пока мы их ждали, я несколько раз менял прогоревший уголек.
Служили заупокойную литию, хотя по усопшему младенцу это совершенно неподходящая молитва. Но другой нет, а без молитвы здесь никак. Эти слова заупокойного чина в тот момент нужны не младенчику, они нужны нам, взрослым. Молитва все сама без лишних слов расставляет по своим местам.
Закончилось последнее возглашение, я повернулся к родителям и стал говорить о новом, родившимся в вечность маленьком ангелочке, что уже молится о своих страдающих папе и маме. Говорил, что нельзя им теперь замыкаться и пытаться переносить свалившееся на них горе в одиночку.
– Делите его на двоих, тогда вам будет вдвое легче. Приходите в храм, молитесь, и Бог возьмет на Себя часть ваших страданий.
Я говорил долго, боясь умолкнуть. Мой голос действовал успокаивающе, и я понимал, как только замолчу, все, включая матушку и Нину, немедленно заплачут.
Я так и знал.
Потом мы провожали их до машины, и мы с Игорем обсуждали, как теперь им молиться. Сейчас мой голос звучал совсем по-деловому и заставлял всех внутренне собраться.
В момент, когда они уже садились в автомобиль, Денискина мама вдруг спросила:
– Батюшка, а вы сами когда-нибудь плачете?
– Плачу? Да, случается. И пожалуй, даже чаще, чем бы этого хотелось.
На следующий день уже после литургии подходит ко мне одна знакомая молодая пара вместе с девочкой лет трех:
– Отец Александр, у нас к вам большая просьба. Мы наконец-то решились на второго ребеночка и просим на то вашего благословения.
– У меня?
– Именно! Вы разве не помните, как благословляли нас на рождение первенца?! И вот она – наша радость. – Девчонка улыбается.
– Хорошо, тогда я благословлю вас на мальчика. Родится, назовете его Дениской.
– Ой, как было бы здорово! Помолитесь, батюшка.
– Я попрошу о вас одного знакомого ангела.
Смеются:
– У вас и среди ангелов есть свои знакомые?
– Да. Только он еще совсем маленький, у него только вчера появились крылья.
Завтра у меня трудный день. К назначенному часу похоронщики занесут и оставят в храме маленький гробик. Вокруг соберутся родственники. Игорь с женой станут на колени и, опираясь локтями на гроб, будут не отрываясь вглядываться в Денискино лицо. И все, глядя на них, от жалости заплачут.
Но храм – не место торжества скорби. Христос победил смерть, и все в этом должны убедиться. Немедленно убедиться.
Священник подает возглас, и начинается молитва. Удивительный молитвенный чин отпевания усопших младенцев. Ничего подобного и ничего равного ему я больше не знаю. Отпевают усопшего непорочного младенца, а молятся о родителях. Словно маленький человечек стоит рядом с ними и нежно-нежно гладит их по головам.
Чувство скорби немедленно улетучивается, а на смену ему наступает тихая щемящая грусть от временного расставания.
Как-то мы с матушкой ехали по Беларуси на автомобиле. Вокруг никого, ни одной машины, ни одного прохожего. И вдруг рядом с каким-то хутором мой глаз на мгновение выхватывает крошечное озерцо и на нем одинокого лебедя.
Толкаю матушку:
– Смотри, смотри: лебедь!
Она поворачивается и долго, пока озерцо полностью не скрылось из глаз, смотрит и все повторяет:
– Почему он один? Ну почему он один?! Где же она?
В ее голосе так много тревожного недоумения. Что означает на фоне этакой красоты немая трагедия лебединого одиночества?
Красиво и одновременно так больно.
И почему-то подумалось, вдруг бы сейчас с нами ехала Лизавета, наша старшая внучка. И умей бы говорить, что бы она сказала? Наверняка бы: «А где его мама? Где его мама?!»
Потом, после отпевания, я провожу малыша до катафалка. Все пойдут и снова станут плакать. А я не буду плакать, потому что у нас с Дениской появилась своя маленькая тайна, одна на двоих. Этого еще никто не знает, но пройдет всего чуть больше девяти месяцев, и этот мир посетит большая-большая радость – родится новый человек, и назовут его тоже Дениской.
А от радости разве плачут?
Митрополит Антоний Сурожский
Не надо утешать пустыми словами!
– Разлука с человеком всегда более приемлема, когда есть длинная болезнь или старость, ведущие к смерти. Но когда авария, особенно когда умирает молодой человек или младенец, – как тогда можно поддержать родителей, как помочь пережить первоначальный шок?
Митрополит Антоний: Первое, что я думаю: не надо пробовать утешить человека пустыми словами. Я помню, как к одной нашей прихожанке, у которой умер ребенок, пришел молодой священник и сказал: «Я так понимаю ваше горе!..» Она, человек правдивый и резкий, обернулась к нему и сказала: «Не лгите! Вы никогда не были матерью и никогда не теряли ребенка, вы ничего не понимаете в моем горе!» И он остановился и сказал: «Спасибо вам за это…» Вот эту ошибку никто не смей делать. Чужого горя никто понять не может, дай Бог свое горе понять, как-то уловить, овладеть им.
Сказать можно, например: «Подумайте о том, что это молодое существо умерло в полном расцвете всех сил души, ума, в полной чистоте. Этот человек как бы вспорхнул в вечность, и теперь у вас предстатель, Ангел Хранитель перед Богом, который покрывает вас своей молитвой, к которому вы можете обратиться как бы с разговором и с радостью о том, что когда-то будет встреча…» Невозможно дать сейчас достаточно примеров по количеству людей и типам обстоятельств.
– Когда скончался Лазарь, Иисус плакал. Как относиться вообще к слезам, когда утешаешь людей?
– Слезы – дар Божий. Никогда не надо мешать им течь. В этом рассказе Спаситель плакал о том, что Лазарь должен был умереть, потому что мир во зле лежит и всякий человек смертен из-за того, что грех владеет миром. Христос тут плакал, я думаю, о Своем друге Лазаре и в более широком смысле – об этом ужасе: Бог дал всей твари вечную жизнь, а человек грехом ввел смерть, и вот светлый юноша Лазарь должен умереть, потому что когда-то грех вошел в мир. Так что люди имеют право плакать над тем, что смерть скосила любимого, плакать о том, что они остались сиротами. И никто не смей им мешать плакать, это их право. Но между слезами и истерикой или плачем без веры есть громадная разница.
– Есть тоже опасность, что человек, горюя, начинает любоваться: мол, он так любил усопшего, что продолжает месяцами, годами даже, плакать и горевать…
– Я думаю, что, с одной стороны, абсолютно справедливо, чтобы человек до конца своей жизни плакал о разлуке, о том, что больше нет возможности обнять любимого, слышать его голос, видеть его взор, поделиться с ним тем, что на душе самого светлого или мучительного. В этом смысле всю жизнь можно пронести скорбь, но не истерическую, не бунтующую скорбь, а тихую, углубленную скорбь: да, было бы так дивно, если можно было бы продолжать старые отношения, старую дружбу, старое общение (которое никогда не умирает в моей душе, – сказал бы этот человек).
Но с другой стороны, человек не должен как бы искусственно подогревать в себе скорбь и драматическое чувство о смерти другого, считая, будто их отсутствие доказывает, что он не любил. Скорбь должна как бы перелиться в другое: в любовь, которая не кончается, в сознание: я тоже иду по этому пути, мне тоже придет время умирать, и какая тогда будет радость встречи!.. Тогда скорбь просветляется.
– Часто у скорбящих возникает протест, особенно если умирают малолетние: почему он или она, почему теперь, так рано?.. Как утешать таких людей?
– Я думаю, как во всех случаях болезни или смерти, первым делом – утешать состраданием и тем, чтобы не стараться убедить людей, будто «все это хорошо», – все это очень болезненно и очень трагично и очень мучительно, и с ними этот путь проходить.
С другой стороны, мы знаем, что иногда смерть ребенка освобождает его от большего, чем смерть, ужаса. Из обычной жизни мы знаем, что сейчас происходит в разных частях света: дети бывают ранены, у детей отрубают руки, дети слепнут, дети бывают поражены в спинной хребет и остаются парализованными… И иногда думаешь: как счастливы те дети, которым, как говорит Священное Писание, было дано «вкусить мало меда» и вспорхнуть в вечность.
