Эрнст Мулдашев - Золотые пластины Харати

— Вы не старайтесь проникнуть в подземный мир. Одного желания здесь мало. Вы не знаете мантр, — прервал молчание Тату.

— Я понимаю это, — промолвил я. — Существует только один вход в Шамбалу или их несколько в районе священного Кайласа?

— Я знаю, что есть еще один, — по легенде его сделал великий йог Миларепа. Там врата сделаны из огромных гранитных плит, которые Миларепа переносил, используя тантрические силы Кайласа.

— Я хотел бы спросить…

— Не надо сейчас говорить, — прервал меня Тату и взглядом показал на приближающегося к нам «водителя» Лан-Винь-Е.

В этот момент я не знал, что скоро я буду стоять перед настоящими вратами в Шамбалу и буду ощущать свое «трехмерное ничтожество». Это «трехмерное ничтожество» не будет казаться мне унизительным, оно будет простым и теплым, а далекие проблески мысли о том, что в Шамбалу можно войти только через параллельный мир, начнут будоражить мое воображение и поведут в новые и новые экспедиции.

Мы поехали дальше. Холм за холмом, бархан за барханом преодолевали наши машины. Вдруг на одном из холмов я увидел какую-то надпись, выложенную камнями.

— Что это? — спросил я показав рукой.

— Да так, камни просто, о — буркнул под нос Тату.

— Так это же надпись! — взъерошился Селиверстов.

Тату промолчал.

Через некоторое время до нас дошло, что Тату не хочет говорить при Лан-Винь-Е. Еще через какое-то время Тату остановил машину и показал нам камни, на которых были выгравированы непонятные надписи. Воспользовавшись моментом, когда Лан-Винь-Е начал копаться в моторе, я отвел Тату в сторонку и/расспросил об этих надписях.

— Все это призывы к Шамбале, — пояснил он. — Они сделаны в виде заклинаний, некогда переданных людям Шамбалой и роль которых на Тибете давным-давно была очень велика; тогда люди могли пользоваться великими силами Кайласа. Но у людей отобрали способность пользоваться заклинаниями. Люди стали забывать их. И только ламы стараются сохранить память о великих заклинаниях, выбивая их на камне или выкладывая из камней на склоне холма, хотя… они уже и сами не понимают того, что означают эти заклинания. Просто память, память о Великом… А люди ждут, ждут того, что Шамбала снова откроет у них способности пользоваться заклинаниями. Вот люди и призывают Шамбалу к этому, показывая, что они не забыли некогда переданных, им заклинаний.

— А не было случаев, чтобы Шамбала давала кому-то способности читать заклинания и через них начать владеть тантрическими силами Кайласа?

— Да, Шамбала давала такие способности отданным людям, но это было очень давно. Например, йог Миларепа имел такие способности: как только он прочитает заклинание, камень становился легким, как пух. Но современным людям Шамбала не дает таких способностей.

— Будем надеяться, что даст, — проговорил я неуверенным голосом.

Мы ехали дальше. Все угрюмо молчали. За стеклами автомобиля завывал ветер. Пылевые бури проносились одна за другой, посыпая наши машины песком. Когда одна из пылевых бурь закончилась также неожиданно, как и началась, перед нами как призрак возник маленький, сложенный из грубых камней тибетский домик. Мы остановились и вошли внутрь. Эта «придорожная» харчевня, стоявшая посреди поля около проселочной дороги была столь бедна, что было как-то неловко попросить покушать. Добрый Селиверстов предложил сделать перекус из своих продуктов, а хозяину харчевни просто заплатить, что мы и сделали.

На стене харчевни я заметил две странные картины на шелке, изображающие скелеты.

Странная картина!? — показал я пальцем.

Тату расспросил хозяина харчевни и, потупив взгляд при виде Лан-Винь-Е, проговорил:

— Этот человек… как и многие другие тибетцы… м… м… они поклоняются Царству Мертвых. Поэтому им очень нравится вид скелетов.

Мне удалось увести Тату под видом выйти и покурить и расспросить его подробнее.

— Царство Мертвых — это, насколько я знаю, есть Генофонд Человечества, состоящий из само законсервированных людей в состоянии Сомати. Вы знаете об этом что-нибудь? — спросил я.

— Я что-то слышал о Сомати, — лицо Тату стало сосредоточенным, — но знаю об этом мало. Я знаю только то, что Царство Мертвых находится под священной горой Кайлас и то, что Шамбала охраняет его. Каждый тибетец мечтает попасть в Царство Мертвых. Говорят, что если читать специальные молитвы, посвященные Мертвым, то можно попасть в их Царство. Хозяин харчевни, естественно, ничего не знает о Сомати, он просто поклоняется скелетам, как его учили еще в детстве.

Я подумал, что сила установок, сделанных в детстве, очень велика, — как говорится, не вырубишь топором. Странно то, что «чистый от знаний» детский мозг способен навсегда запомнить не только полезную, но и совершенно абсурдную информацию по типу той, что надо всю жизнь поклоняться скелетам. Однако, если задуматься, можно понять, что далеко не все абсурдные детские установки остаются на всю жизнь, в большинстве случаев они нивелируются с возрастом. Остаются только те установки, которые лишь внешне абсурдны; какой-то более высокий уровень разума, не подвластный банальному мышлению, накрепко вдалбливает в детский мозг то, что имеет глубинный и сокрытый смысл, осознание которого, к сожалению, недоступно данному человеку. Но этот человек становится рабом такой глубинной детской установки и… всю жизнь, например, поклоняется скелетам, хотя и представления не имеет о том, что сокрытым смыслом этого непонятного для него самого поклонения является подсознательная оценка роли Генофонда Человечества для жизни на Земле. И только невесть откуда выплывшее словосочетание «Царство Мертвых» будоражит его примитивное сознание, наполняя содержанием процедуру нелепого склонения головы перед рисунком пляшущих скелетов. Что ж, долгие годы примитивизации в угоду низкопробным посулам властолюбия и жадности довели уровень сознания до того, что великие знания о Мертвых, до сих пор сохранившиеся в тибетских книгах и четко описывающие феномен Сомати, когда живой само законсервированный человек кажется мертвым, были забыты и заменены на комедийное поклонение костяному остову человека. Подсознание — главная путеводная нить нашей жизни — как бы мстит за беспутную историческую утерю великих знаний и как бы издевается над сознательной жизнью человека, направляя ее по пути смехотворного варианта преклонения.

— Пойдемте, холодно — послышался голос Тату.

— Сейчас, сейчас. Я только хочу спросить — а кто-нибудь бывал в Царстве Мертвых?

— Я не слышал об этом. Шамбала должна дать разрешение войти туда.

Из прочитанной литературы я вспомнил, что Николай Рерих во время своей тибетской экспедиции куда-то в одиночку уезжал на пони и не появлялся в течение нескольких дней. Когда он появился, азиаты простерлись у его ног, восклицая, что он «Бог», потому что он пересек границу Шамбалы, в то время как ни один человек не может перейти границы Шамбалы без божественного пропуска.

Достоверен этот факт или нет — я не знаю. При всем том колоссальном уважении, которое я испытываю к Николаю Рериху, мне кажется, что этот факт достоверен, — просто бытующий среди Особых Людей Гималаев и Тибета девиз «Я не скажу этого даже Богу!» не позволил этому чрезвычайно высоко одухотворенному человеку рассказать о том, что он видел. Времена еще не пришли.

Кто знает, может Рерих видел Царство Мертвых и, расширив глаза, смотрел на восковидного цвета людей в Сомати, сидящих в позе Будды, а невесть откуда взявшаяся звенящая мысль конкретно и ясно декламировала о том, что эти люди живы и только внешне напоминают мертвых, и что могут наступить времена, когда по божественному призыву эти люди один за другим начнут со скрежетом открывать одеревеневшие за тысячелетия веки, двигать усохшими конечностями и с помощью прекрасных многоликих людей Шамбалы, отпаивающих их живой водой, принесенной из особых источников, превращаться в здоровых и молодых мужчин с румянцем на щеках, в глазах которых будет сверкать пронесенная через тысячелетия сила мудрости.

Чем-то молчаливым и грандиозным веет от картин Николая Рериха, в них как бы записана затаенная мысль о величии Созидания, что воочию прочувствовал этот человек. Через разум гор передал он эту затаенную мысль.

— Пай, ень, ы, — послышался голос сзади.

— Лань-Винь-Е говорит, что пора ехать, — перевел Тату.

Вновь за окнами наших автомобилей стали проплывать пейзажи Тибета. Однообразная холмистая местность начала удручать.

Я увидел ровный круг.

— Стой, — по-русски скомандовал я и с удовлетворением заметил, что Лань-Винь-Е понял меня.