Восточные религии в римском язычестве - Франц Кюмон
Но халдеи признавали большее могущество за звездами. Фактически именно их религия древних халдеев в ее развитой форме рассматривала как богов в собственном смысле слова. В вавилонском звездном культе эти сияющие и подвижные существа были, если так можно выразиться, фокусом божественного, в ущерб всем прочим природным объектам, камням, растениям, животным, в которых его равным образом обнаруживала первобытная религия семитов. Звезды всегда сохраняли свой характер, даже в Риме. Они не были бесконечно далекими телами, у которых можно определить химический состав, движущимися в пространстве, следуя неизменным законам механики — то есть такими, какими их видим мы. Для римлян, как и для жителей Востока, они оставались благожелательными или зловещими божествами, непрерывно меняющиеся отношения которых обуславливали события в этом мире. Небо, бездонную глубину которого еще никто не осознавал, было населено героями и чудовищами, движимыми губительными страстями, и происходившая там борьба получала немедленный отзвук на земле. В силу какого принципа звездам приписывались такие свойства и влияние? Было ли это по причинам, выведенным из их видимого движения, распознанным на основании наблюдений или на опыте? Иной раз они такие: Сатурн делает людей вялыми и нерешительными, потому что он перемещается медленнее всех остальных планет{367}. Но чаще всего в основе предписаний астрологии лежат чисто мифологические причины. Семь планет уподобляются божествам, Марсу, Венеру или Меркурию, каждое из которых обладает общеизвестной историей и характером. Стоит только произнести их имена, чтобы представить себе персонаж, действующий в соответствии со своей природой: Венера не может не благоволить к влюбленным, а Меркурий не доставлять успеха в делах и мошенничестве. Так же обстояло дело и с созвездиями, с которыми было связано множество легенд: «катастеризм», то есть перевоплощение в звезды, стало естественным следствием многих повествований. Мифические персонажи или даже герои человеческой истории продолжали жить на небе в виде сверкающих звезд. Персей вновь обретает там Андромеду, а кентавр Хирон, который есть не кто иной, как Стрелец, братается с близнецами-Диоскурами. И тогда эти созвездия в какой-то мере приобретали качества и недостатки мифических и исторических существ, которые в них воплощались: Змея, блистающая около Северного полюса, воспринималась как источник медицинских исцелений, поскольку являлась священным животным Эскулапа{368}.
Но эта религиозная основа астрологических правил не всегда распознаваема, иногда она полностью забыта, и тогда эти положения приобретают форму аксиом или законов, основанных на длительном наблюдении небесных явлений. Но это лишь видимость науки. На Востоке принцип уподобления богам и катастеризм бытовали задолго до того, как появились в Греции. Традиционные изображения, которые мы воспроизводим на своих картах звездного неба, суть ископаемые остатки роскошной мифологической растительности, и, помимо нашей классической сферы, древние признавали еще и другую, «варварскую Сферу», населенную целым обществом фантастических персонажей и животных. Эти звездные чудища, которым приписывались многочисленные свойства, тоже были пережитком массы забытых мифов. Зоолатрия больше не практиковалась в храмах, но Лев, Телец, Медведица и Рыбы, которые распознало на небосводе восточное воображение, по-прежнему считались божественными. Древние тотемы семитских племен или египетских номов сохранялись, превратившись в созвездия. Гетерогенные элементы, почерпнутые у всех религий Востока, объединились в уранографии древних, и в том могуществе, которое она приписывала фантомам, жившим в ее памяти, звучало неясное эхо древних верований, для нас часто остающихся непознаваемыми{369}.
Таким образом, астрология была релиигозной по своему происхождению и принципам; она была таковой и по своей тесной связи с восточными религиями, главным образом с культами сирийских Ваалов и Митры; наконец, она была таковой по своим последствиям. Я не хочу говорить о том воздействии, которого следовало ожидать от конкретного созвездия в конкретной ситуации: иногда у него предполагали даже способность вызывать появление подвластных ему божеств{370}. Я имею в виду общее влияние, оказанное этими учениями на римское язычество.
Когда Олимпийские боги превратились в звезды, Сатурн и Юпитер стали планетами, а Небесная Дева зодиакальным знаком, их характер оказался очень отличным от того, который они имели первоначально. Мы показали{371}, каким образом в Сирии представление о бесконечном повторении годовых циклов, в соответствии с которыми происходит обращение светил, вылилось в концепцию божественной вечности, а теория фатальной власти звезд над миром породила понятие о всемогуществе «хозяина небес», как введение общего для всех культа стало необходимым итогом веры в то, что звезды влияют на народы, живущие во всех климатических условиях. Все эти следствия принципов астрологии были логически выведены из них как на римских, так и на семитских территориях и повлекли за собой стремительное видоизменение древнего идолопоклонства. Как и в Сирии, высшую ступень в римском пантеоне необходимо заняло Солнце, которое, согласно астрологам, руководит движением планет и «поставлено царем и дирижером всего мира»{372}.
Астрология изменила и теологию, введя в пантеон множество новых богов, и некоторые из них были в высшей степени абстрактными. С этих пор люди будут поклоняться небесным созвездиям, и особенно двенадцати знакам зодиака, каждый из которых имеет собственную мифологическую легенду, самому Небу (Caelus), понимаемому как первопричина и иногда сливающемуся с верховной Сущностью, четырем стихиям, постоянное противостояние и превращение которых производит все осязаемые явления, часто изображаемым в виде группы поедающих друг друга животных{373}, наконец, Времени и его отдельным частям{374}. Календари, прежде чем стать гражданскими, были религиозными; сначала их цель состояла не в том, чтобы отмерять количество прошедших мгновений, а в чередовании благоприятных и роковых дат, разделенных периодическими интервалами. Возвращение некоторых моментов времени, как известно из опыта, связано с наступлением определенных явлений: следовательно, первые обладают специфическим воздействием и наделены сакральным характером. Астрология, определив временные периоды с математической точностью, продолжала признавать в них, говоря словами Зенона, «божественную силу»{375}. Время, управляющее движением звезд и превращением элементов, понималось как господин богов и первичный принцип и отождествлялось с Судьбой. Каждая фаза его бесконечного течения вызывает на небесах какие-то благоприятные и роковые движения, наблюдаемые с мучительным беспокойством, и видоизменяет беспрестанно преображающуюся Вселенную. Века, Годы, Времена года, соотносившиеся с четырьмя ветрами и сторонами света, двенадцать Месяцев, подчиненных зодиаку, День и Ночь, двенадцать часов — все они были персонифицированы и обожествлены, как причина всех изменений во Вселенной. Аллегорические изображения, придуманные астрологическим язычеством для этих абстракций, не погибли вместе с ним{376}; обретя популярность, эта символика пережила его, и до самых Средних веков эти поверженные боги бесконечно оживали в скульптуре, мозаике и христианских миниатюрах{377}.
Таким образом, астрология проникла во все религиозные концепции, и все представления о судьбах мира и человека были сообразованы с ее учением. Согласно Беросу,
