Паола Волкова - Мост через бездну. В пространстве христианской культуры
Царевича Алексея Петрович. Портрет работы Кристофа Бернарда Франке.
Поверьте, Алексей – точная копия Петра. Такой же энергичный, злой, белозубый, наглый, и такая же мощная энергетика.
У меня есть очень интересный сценарий под названием «Метафизика». Он был напечатан. Начало идет от того момента, как первый граф Толстой ловил царевича на Западе. Царевич рвался к власти. Он не мог дождаться, когда отец помрет, а тот все живет и живет, хотя серьезно болен. Немецкие врачи держат его на перловке, потому что она необыкновенный продукт: в ней в большом количестве собраны витамины и природный энергетик. Царевич ждет смерти отца, а Петр все не умирает. Конечно, это был самый настоящий политический заговор.
И теперь понятна несостыковка в фильме. Зачем убивать Алексея, если он внешне выглядит так, как на картине у Ге? Зачем его казнить? Кто он такой? Инфузория, амеба – ни духа, ни мысли, ничего! А вот если он выглядел так, как на портрете из Исторического музея, то, конечно, у Петра страх был настоящий. Это был человек, подобный ему самому. И Алексей был чистым Петром I.
Писатели и художники XIX века занимали места историков и философов. Когда они писали картину, их интересовала не столько формальная или живописно-образная сторона вопроса, то есть живопись как таковая, сколько историко-идеологическая сторона. Они подменили собой в XIX веке философов.
Толстой вел переписку со своей теткой по очень важному для него вопросу: он хотел найти того, кто был первым графом Толстым, откуда у них титул и графский перстень. У него была мечта: он хотел, чтобы первым графом был некто Иван Толстой, святой, умерший на Соловках. Он его почитал и мечтал, чтобы основание рода Толстых было оттуда, и поэтому собирал материал о нем. Но когда Лев Николаевич узнал правду, то полностью охладел к источнику рода, потому что им оказался не Иван, а его отец – Петр Толстой. И когда он вник в жизнь Иванова отца, аппетит у него исчез совсем, потому что Петр Андреевич Толстой оказался стрелецким сыном. Петр I простил стрелецкое прошлое отца Петра Андреевича, а поскольку он был необыкновенно умен, послал его уже в зрелом возрасте учиться за границу.
Дальше история Толстого просто фантастическая. Он был послом в Стамбуле, вел восточную политику Петра. Умнейший человек, образован, но Петр I не был бы Петром I, если бы не делал то же самое, что и люди, подобные ему. Он сказал: «Ты стал европейцем, ты умен, дипломатичен. Излови моего мальца». Дал ему в помощники графа Румянцева, который на самом деле оказался чистым д’Артаньяном. У нас был свой д’Артаньян, и это граф Румянцев – чистейший мушкетер! И этот д’Артаньян вместе с Петром Андреевичем отправились искать Алексея. Когда они его привезли, подкупив Ефросинью и тещу Алексея, то есть мать первой его жены, Петр сказал: «Ну что, друг мой, тебе и следствие вести. Я организовал под тебя пыточный отдел».
В России пыточного отдела не было. А Петр I под Петра Андреевича Толстого организовал пыточный отдел и поставил его во главе. И вот он, просвещенный человек и сын опального стрельца, пытал Алексея. Там было что пытать: Петру надо было знать, с кем тот связался. Он же знал, что перед ним стоит он сам, только моложе. И он помнил свои дела очень хорошо. Так Петр Андреевич Толстой стал палачом. Но это было не все. Его унизили до конца. Рядом с ним был граф Апраксин. Все сторонники Алексея были лишены титулов и имущества, и графский титул Апраксина и все имущество его с царскими дворами были переданы Петру Андреевичу. И он получил перстень. Могло это понравиться Льву Толстому? А Иван был старшим сыном Петра. Влюблен был в отца, боготворил его. И когда, наконец, в результате Петр Андреевич Толстой был смещен и сослан на Соловки, то поехал туда вместе с Иваном. Там они и умерли. И перстень по завещанию был передал другому. Лев Николаевич, узнав обо всем этом, испытал разочарование и прекратил переписку.
Вернемся к Ге. Он же написал «Тайную вечерю», и на этой картине изобразил в образе Христа Герцена. Даже русские этому немало удивились, но Герцен есть Герцен, непререкаемая фигура. Маркс был на втором месте после него.
Художники были очень связаны с передовыми идеями, русской политикой, они занимались историей, страданиями народа, истоками и корнями. При этом они неплохо жили. И поэтому, когда они писали портреты или пейзажи, у них в этот момент включались рецепторы определенных восприятий, но как только дело доходило до исторических композиций, все тут же выворачивалось в другую сторону. Это конец XIX – начало XX века. В это время возникает замечательная богатырская тема Васнецова и Врубеля. Это очень интересная вещь.
Русские художники XIX века принадлежали к передовому социал-демократическому опыту. Васнецов этим не занимался и принадлежал к другому направлению: к поэтическому, модернистическому. Он входил в группу так называемых художников русской реалистической школы XIX века. Передвижники – это неправильное название: очень суженное, ограниченное и окончательно идеологизированное. Эта историческая тема разделена на две линии: документальную, как у Ге или у Сурикова, и мифологизированную. Это была эпоха национально-патриотического подъема, только они по-разному это понимали, занимаясь историей и страдая за Родину, и по-разному транслировали то, что понимают.
И Васнецов, и Врубель принадлежали к романтико-мифологическому крылу. Васнецов создал открытку на все времена – картину «Богатыри». Изначально предельно все упростил, до сознания той тетеньки, которая приходила убирать зал, и она стояла, смотрела, и ее охватывала оторопь. Он в этом смысле пошел дальше всех и создавал картины типа «Ой, цветет калина». А вот Врубель – это отдельный разговор, он один из гениальных художников-мыслителей в России. Он создал настоящий романический исторический язык. У Врубеля богатырь – это таинственная фигура, очень неожиданная. И все на его картине мерцает, переливается какими-то удивительными перезвонами и переливами цвета и форм. Представляется образ мифологического духа, Родины и леса. Конечно, это явление в живописи невероятного класса, и не только российского масштаба.
В Третьяковке висит работа Врубеля, портрет его жены. Как он сделан: нарисован или написан – сказать нельзя. Так же, как нельзя сказать, живопись это или графика. Все живописные техники, существующие на свете, перемешаны в этом портрете: уголь, акварель, пастель, живопись, цветная бумага – все! С точки зрения того, как он пишет и что он пишет, его имя можно поставить среди великих художников, начавших движение авангарда, независимо от того, любим мы его или нет. Конечно, кубистом он стал еще до Сезанна. Он открыл выразительность этих особых форм, он шел к своему кубизму откуда-то из витража: необыкновенная вещь – цветные кубики, все мерцает. Но Врубель такой был один, он был гений, но кончил в сумасшедшем доме. А Репин со своей идеей дожил до глубокой старости в Финляндии. Его гениально описывает Бунин: их споры, разногласия, их стремление к социальной справедливости и мечту о духовном преображении. Все это мешало им быть настоящими художниками. Они брали на себя очень многое, принимая роль философов, идеологов.
Православный иконостас и западная книжная культура
Посмотрим на икону «Спас в силах» ростовской школы конца XV века. Эта икона была сделана величайшими мастерами необычайного артистизма. Она представляет собой центр иконостаса – его сердце.
Центром всей композиции иконостаса является изображение «Христос в силах». Вокруг него по обе стороны располагаются Богородица, Иоанн Креститель, святое воинство и апостолы. Они представляют сердце деисусного чина. Христос всегда сидит фронтально и не смотрит на тех, кто его окружает. В руках у Него открытая книга судеб человеческих. Это есть онтологическое время, финальное, когда придет Страшный суд. В достаточной степени сложное время, касающееся истории, начала и финала. Когда оно наступит – никто не знает. Поэтому книга и открыта: мы себя приготовляем для этого.
Вспомним предание о сивиллиных книгах. Оно относится к дореспубликанской истории Рима. Однажды к великому царю явилась старуха – высокая женщина с кожей, похожей на коричневый пергамент. И шел рядом с ней кто-то, кто был мал ростом и похож на дитя, но у него была большая седая борода. И волочил этот кто-то за собой книги. Эта старуха объяснила царю, что в этих книгах запечатлена история человечества с ее финалом, история государств и судеб. Царь уставился на них и говорит: «Почем?» Старуха назвала цену, и царь сказал: «Ого! Таких сумм у меня нет». Старуха развернулась и ушла. Отойдя подальше от дворца, она стала жечь книги. Тогда царь вернул старуху и говорит: «Сколько?» Она называет еще бо́льшую сумму. Царь отказывается, и она опять начинает сжигать книги. Тот опять ее возвращает. Так повторялось несколько раз, пока в ее руках не осталось две или три книги. В библиотеке Ватикана находятся две книги, и всем известно, что это сивиллины книги, и никто не имеет права доступа к ним.
