Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг
Однако в начале IV в. до н. э. один из странствующих сэ вдруг перешел к проповеди радикального ненасилия. Его называли Мо-цзы, «учитель Мо» (ок. 480–390 гг. до н. э.)[468]. Мы знаем о нем очень мало. По-видимому, он был лидером братства учеников, состоявшего из 180 мужчин, которые вмешивались в военные кампании и защищали наиболее уязвимые города. В самом деле, девять глав своей книги Мо посвятил стратегии обороны и созданию оснащения для защиты городских стен. Как и «Изречения», «Мо-цзы» – составное произведение, которое развивалось и дополнялось со временем: разделы о логике и о военной науке, по-видимому, добавлены туда позднее[469]. Эта книга не стала классическим текстом, однако в период «Враждующих государств» моизм и конфуцианство были самыми заметными из философских школ, держащихся в стороне от государства и предупреждающих, что мир движется к катастрофе. «Мо-цзы» показывает так же, что идеалы эмпатии и сострадания были свойственны не только образованным конфуцианцам; их же, пусть и с другими акцентами, проповедовали их самые строгие критики – сэ.
В ключевых главах своей книги Мо-цзы предпринял последовательную атаку на конфуцианцев, «эрудитов» или жу; ему было не до Князя Чжоу, его безмерно раздражали сложные ритуалы знати, особенно роскошные похороны и трехлетний траур. Такое могут позволить себе аристократы, но работающего человека это просто разорит, а если все начнут следовать этим нелепым обычаям, полетит в пропасть экономика и ослабеет государство[470]. Впрочем, Мо-цзы одобрял Мудрых Царей, которые, по его мнению, подобными глупостями не занимались. Его любимцем был Ю, протеже Шуня, практичный человек, трудившийся день и ночь и разработавший технологию предотвращения наводнений. В поддержку своего презрения к дорогим погребальным ритуалам Мо-цзы приводил и древний текст, посвященный Яо. Когда Яо умер, тело его завернули в три грубых полотнища и уложили в самый простой гроб, и никто не выл над его могилой[471]. Поддержку себе Мо-цзы находит и в писаниях Чжоу, цитируя одно из «Песнопений», где говорится, что Небо одобряет простоту жизни императора Вэня:
Хоть и обновленный, ты не делаешь из себя зрелища,Хоть ты и вождь своей страны – не меняешься[472].Мо-цзы, однако, предпочитал именовать Небо «Богом». Аристократия тщательно культивировала безличное представление о божественном, но Мо-цзы, возможно, ориентировался здесь на идеи минь, «малых сих», которые поклонялись Небу как личному божеству. Более того, он настаивал, что и писания Чжоу с ним согласны. Разве не сказано в «Песнопениях»: «Император Вэнь восходит и нисходит слева и справа от Бога»?[473]
Среди ученых эпохи Сражающихся царств Мо-цзы выделяется своим восторженным отношением к письменному слову: он очень решительно настаивал, что «Песнопения» с самого начала существовали на письме[474]:
Таковые деяния записывались на бамбуке и шелке, гравировались на металле и камне, надписывались на сосудах и чашах, и так передавались потомству в будущие поколения. Зачем это делалось? Делалось это для того, чтобы люди ведали, как эти правители любили ближних и благотворили им, как повиновались воле Неба и как получили за это от Неба награду[475].
Поскольку Мудрые Цари записали эти тексты и сохранили их для потомства, у Мо-цзы и его поколения появилась возможность опровергнуть лжеучения жу. В особенности возмущала его чрезмерная сосредоточенность конфуцианства на семейном и сыновнем долге: в этом клановом духе, считал он, причина многих общественных бед. Вместо всего этого Мо-цзы проповедовал чжян-ай: это понятие часто переводят как «любовь ко всем», но, быть может, для прагматичного Мо-цзы это звучит чересчур эмоционально[476]. Более точный перевод этого выражения – «забота обо всех». «На других смотри так же, как на самого себя», – настаивал Мо-цзы; доброжелательность и эмпатию не следует ограничивать семьей и друзьями – они должны «быть всеобъемлющими и не исключать никого»[477]. Китайцы прекратят уничтожать друг друга, только если начнут старательно воспитывать в себе чжян-ай: «Если люди начнут смотреть на чужие государства так же, как на свое собственное, кто тогда поднимет свою страну на войну с чужой страной? Это будет все равно что напасть на свои собственные владения». Так что, заключал Мо-цзы, «приверженность своему следует заменить заботой обо всем»[478].
Здесь перед нами еще одна попытка преодолеть присущее человеку племенное мышление и заменить его более универсальным взглядом на мир. В поддержку своего учения Мо-цзы цитирует ныне утраченный раздел «Документов»: «Император Вэнь, подобно солнцу и луне, изливал свет свой на все четыре стороны света и на западные земли». Итак, комментирует Мо-цзы, его благоволение «светило всему миру, без пристрастия»[479]. Также он цитировал «Песнопения»: «Широк, широк путь Императора, и нет в нем пристрастия»[480]. «Песнопения» и «Документы», известные Мо-цзы, отличаются от дошедших до нас версий, поскольку в войнах и смутах эпохи Сражающихся царств многие тексты были утрачены. Но мы видим, что в те годы китайцы использовали эти тексты, которым было уже не менее пятисот лет, как писание: ссылались на них, чтобы осветить и понять проблемы современности, искали в них свои высочайшие надежды и идеалы.
Несмотря на трагическое насилие, свойственное той эпохе, Китай переживал поразительное экономическое и политическое преображение. В IV столетии до н. э. китайцы научились ковать железо и с помощью новых железных орудий очистили от лесов значительные территории: в результате выросли урожаи, а следом начался стремительный рост населения. Новое сословие купцов, тесно сотрудничавших с правителями, строило фабрики, шахты, основывало крупные торговые дома. Города больше не были закрытыми анклавами: они превратились в многолюдные центры торговли и промышленности[481]. Многих эти перемены радовали, но некоторых и тревожили. Политики все чаще задумывались о сухом прагматизме новой купеческой этики. «Ритуалы» настаивали, что император должен, подобно Яо, полагаться на добродетель (дэ) своего служения и «делать ничто» (у вэй). Но новые правители энергично вели свою политику, а властелин царства Вэй заменил наследственную аристократию на чиновников, получавших жалованье. Министров, плохо исполнявших свои обязанности, без церемоний казнили или отправляли в ссылку.
Такие перемены неизбежно вели к социальному взрыву. Набор крестьян в армию, а также присвоение правителями земель, где крестьяне традиционно охотились, ловили рыбу или рубили дрова, подрывали сельскую экономику. Многим сельским жителям приходилось искать новую работу на фабриках или шахтах. Некоторые аристократические семьи, замененные чиновниками на жалованье, утратили влияние, захирели и пришли в упадок. Под напором перемен одни просто бежали из городов, другие искали
