Яков Канторович - Процессы о колдовстве в Европе и Российской империи
Присяжные отнеслись весьма снисходительно к подсудимым, в которых они видели не обыкновенных преступников, а несчастных, сделавшихся жертвою глубоко укоренившегося в их среде предрассудка. Суд приговорил только троих к церковному покаянию, а остальных оправдал.
15 декабря 1895 года Кашинский окружный суд, с участием присяжных заседателей, разбирал в городе Мышкине Ярославской губернии дело о колдунье, подробности которого заключаются в следующем. В конце ноября 1893 года крестьянка Ольга Брюханова внезапно заболела нервным расстройством, причем стала подвергаться припадкам сильной тоски, конвульсивным судорогам и то отрывисто выкрикивала, то смеялась, то плакала. Не умея объяснить себе этих явлений, муж Брюхановой, Петр, и мать ее, Капитолина, а равно и сама она относили причину болезни к колдовству, «порче», как они выражались, и за исцелением обратились к ворожеям и бабкам; когда же те никакой пользы не принесли, больную стали как можно чаще водить в церковь, но от этого припадки только усиливались: больная кричала, билась, так что приходилось ее держать. Вполне уверенная в том, что она «испорчена», Брюханова, находясь в нехороших отношениях со своей свекровью Марьей Марковой, неоднократно высказывала мужу и другим родственникам предположение о том, что во всем виновата свекровь. Чтобы с достоверностью узнать, кто «испортил» его жену, Петр Брюханов, по совету знахарок, в первый день Пасхи, 17 апреля 1894 года, облил святой водой церковный колокол и, собрав ту же воду в пузырек, дал в тот же день из него выпить жене во время бывшего с ней припадка и решительно спросил, кто ее «испортил». Та ответила: «Твоя мать». Тогда Брюханов отправился за соседями и пригласил к себе в дом Андрея Виноградова, Владимира и Федора Грязновых и их семейства, чтобы все убедились, кого «выкликает» его жена. Когда все собрались, он вторично дал жене выпить воды из пузырька и, окропив всех присутствовавших святой водой, опять предложил жене тот же вопрос о «порче». Та твердо и подробно ответила, что на Введениев день (21 ноября)[117] 1893 года свекровь дала ей в рюмке водки «порчу», которую взяла от сестры своего мужа Марьи Артемьевой вместе со 100 рублями, каковые зарыла затем у себя дома в погребе. После этого решено было потребовать в избу Марью Маркову.
Она пришла вместе с мужем своим, дряхлым стариком, Никитой Артемьевым. Петр Брюханов в третий раз дал жене «святой воды» и снова предложил вопрос о том, кто ее «испортил», на что получил такой же, как и прежде, ответ, после чего Ольга Брюханова, при виде стоявшей перед ней свекрови, сильно переменилась в лице, вскочила, «точно ее вихрем подняло», запела что-то и, сотрясаясь в конвульсиях, бросилась на 70-летнюю старуху, повалила ее на землю, стала ее таскать за волосы и наносить ей побои, требуя, чтобы она «отделала порчу». К ней присоединился Петр Брюханов и вместе с женой стал бить свою мать ногами, куда попало. Все присутствовавшие молча смотрели на это, когда же Никита Артемьев порывался защитить свою жену, Виноградов сел к нему на колени и не допустил встать с места, а Владимир Грязнов в это время придерживал дверь. Наконец Виноградов предложил затащить Маркову в погреб, чтобы она откопала 100 рублей, в которых была «порча», и с этой целью принес веревку, надел старухе на шею и потащил ее к погребу, куда вместе с Грязновыми и втолкнул ее, после чего дали ей в руки косарь, требуя, чтобы она откопала «порчу». И лишь когда Маркова совершенно ослабела, ее оставили в покое.
К этому времени стал собираться народ из соседней деревни Петрушино, где от мальчишек узнали, что в Синицах «бьют колдунью». Из вновь пришедших кто-то посоветовал Петру Брюханову накалить железный засов, чтобы прижечь ведьме пятки. Петр разложил на дворе костер, но в это время Марья Маркова упала с завалинки, на которой сидела, и скончалась. Ольга Брюханова, находясь все время в сильном истерическом припадке, плясала, хлопала в ладоши и кричала: «Сейчас разделают, разделают!» (снимут порчу).
Привлеченные в качестве обвиняемых, все упомянутые лица, не отрицая самого факта совершения преступления, утверждали, что, не имея намерения лишить старуху жизни, хотели лишь, чтобы она «отделала порчу», которую, по их мнению, действительно причинила Марья Маркова. Все они, по их словам, были «словно околдованные», так что совсем потеряли рассудок.
Ольга Брюханова была подвергнута судебно-медицинскому испытанию в Ярославской земской больнице и признана совершившей преступление в состоянии умоисступления, вследствие чего уголовное преследование ее по настоящему делу было дальнейшим производством прекращено.
На судебном следствии все свидетели единогласно показали, что побои наносила только Ольга Брюханова, остальные не помогали, но и не мешали. Далее было установлено, что слух о «порче» Марковой Ольги держался в деревне всю зиму; что и в соседней деревне Горохове появилась «порченая» и молва приписывала «порчу» той же Марье Марковой; что «порчи» вообще случаются нередко, и, по народному верованию, кого больная выкликает, тот и «испортил». Далее выяснилось, что Ольга Брюханова была всегда женщина здоровая, родила трех детей и сама их выкормила, но что действительно с Введеньева дня она внезапно заболела. Покойная Марья Маркова была женщина хорошая, да и Петр был хороший сын, и никто из подсудимых не был во вражде со старухой.
Эксперт, уездный врач Ковалев, признал побои тяжкими, угрожающими опасностью жизни; смерть Марковой, по мнению эксперта, последовала от кровоизлияния в мозг, бывшего, в свою очередь, результатом ударов твердым предметом в голову покойной. Далее, на вопросы защиты, эксперт высказал мнение, что сильный припадок больной истерией действует заразительно на окружающих, что обвиняемые, будучи сами нормальными и здоровыми людьми, по всей вероятности, однако, находились в состоянии психического оцепенения и едва ли сознавали, что они делали.
Суд приговорил: Петра Брюханова к шести годам каторжных работ; Виноградова к четырехлетней каторге, а Грязновых к ссылке на поселение — с лишением всех подсудимых всех прав состояния. Приговор произвел огромное впечатление. Подсудимые, бывшие к моменту его оглашения на свободе, немедленно были взяты под стражу Огромная толпа мужиков, баб и детей с рыданиями и воплями провожала их через весь город до стен тюрьмы.
Московский корреспондент «Нового времени» Old Gentleman[118] в одном из своих талантливых фельетонов (№ 7036 за 1895 год) рассказывает о народной расправе с колдуньей, имевшей место в Москве, в самом центре города, на Никольской улице.
«Одна из наиболее чтимых московских святынь — часовня св. Пантелеймона на Никольской. В ней и около нее всегда толпа. По ночам часовня заперта, но ранним утром, далеко до рассвета, в ней служится молебен; затем чудотворная икона вывозится в город для служения молебнов в частных домах. Тогда в часовню собирается особенно много народа — все больше мещан и крестьян. Так было и в ночь 25 сентября. Часовня еще не была отперта, а около нее уже толпилось человек триста. Между ними находились крестьянский мальчик Василий Алексеев и какая-то простая женщина, одержимая припадками — не то истерического, не то эпилептического свойства. Возле этой пары стояла крестьянка Наталья Новикова; она разговорилась с мальчиком и подарила ему яблоко… Мальчик куснул яблоко — и надо же быть такому несчастью, чтобы как раз вслед за тем с ним сделался истерический припадок. На крик Алексеева прибежал с ближайшего поста городовой и отвез больного в приемный покой. Толпа, конечно, всполошилась:
— Отчего был крик? В чем дело?
Наталья Новикова и женщина, сопровождавшая Алексеева, вероятно, успели тем временем повздорить, потому что вторая из них принялась объяснять народу происшедший случай таким ехидным образом:
— Мальчика испортила вот эта баба. Дала ему яблоко, а яблоко-то было наговорное. Едва он закусил яблоко — как закричит и почал выкликать…
Суеверная сплетка быстро обошла толпу и подчинила ее себе. На Новикову глядят со страхом и ненавистью. Слышны голоса:
— Ведьма!
— Мальца заколдовала!
— Пришибить — и греха не будет…
На Новикову начинают нажимать; она струсила и решила лучше уйти подальше от греха: народ — зверь, с ним не сговоришь. Пока она пробиралась к Проломным воротам, толпа рычала, но не кусалась; со всех сторон ругательства, отовсюду свирепые взгляды, но ни у кого не хватает мужества перейти от угроз к действию… В это время кто-то громко и отчаянно крикнул:
— Братцы… бей колдунью!
И в ту же минуту Новикова была сбита с ног и десятки рук принялись молотить по ней кулаками… Молотили с яростью, слепо, не жалея, насмерть… И, не случись на Никольской в ту пору опозднившегося прохожего, чиновника Л. Б. Неймана, Новиковой не подняться бы живой из-под града ударов. Г-н Нейман бросился в толпу:
