Том Райт - Иисус. Надежда постмодернистского мира
Автор находится вдалеке от Иерусалима — в Иордане или на горе Ермон. Умом он понимает, что Яхве не оставил его и пo–прежнему слышит его молитвы, и все же ему кажется, будто он далеко. Враги подступили к нему, люди с насмешкой указывают ему на отсутствие видимых доказательств Божьего присутствия. Всей душой он желал бы вернуться в Иерусалим, где столь явственно ощущаются присутствие Бога и его благодать, где множество голосов сливаются в хвалебном хоре. И вновь он призывает душу свою уповать на Бога. Призыв к надежде не то же, что сама надежда, но для человека, не способного ни к чему иному, это лучше, чем ничего.
Затем, в Пс. 42, включающем в себя третью и заключительную строфу того же стихотворения, грусть псалмопевца обретает более четкие очертания: от дома Господня его отделяет не только географическое расстояние. Он окружен людьми, чей образ жизни целиком и полностью противостоит Богу:
Суди меня, Боже, и вступись в тяжбу мою с народом недобрым. От человека лукавого и несправедливого избавь меня, ибо Ты Бог крепости моей. Для чего Ты отринул меня? для чего я сетуя хожу от оскорблений врага? Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня и приведут на святую гору Твою и в обители Твои. И подойду я к жертвеннику Божию, к Богу радости и веселия моего, и на гуслях буду славить Тебя, Боже, Боже мой! Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога; ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего.
Враги псалмопевца жестоки и нечестивы. Он бессилен перед ними, и уже кажется, что даже Бог оставил его. Именно в этот момент, когда он чувствует себя совершенно подавленным, автор псалма произносит свою удивительную молитву, красной нитью проходящую сквозь все произведение (42, 3). Он просит Бога послать ему свой свет и свою истину, дабы они отыскали его в пустыне и привели домой, где он вновь сможет славить Бога. Находясь вдалеке от Иерусалима, он ждет, что Бог возвратит его в свой дом с радостью, подобно израильтянам, ведомым огненным столпом — таинственным символом присутствия среди них живого Бога. Мы нуждаемся в его свете и истине не только для интеллектуальных упражнений, но и тогда, когда, ощущая себя совершенно потерянными и удрученными, мы жаждем близости с Богом. И вновь псалмопевец повторяет свой рефрен: «Что унываешь ты? Уповай на Бога; я буду славить его, Бога — спасителя моего».
Теперь обратимся к Новому Завету, и пусть этот псалом, его язык и образы станут фоном или, быть может, музыкальным сопровождением для истории, которую мы собираемся исследовать, — историка о двух учениках, направлявшихся в Эммаус (Лк 24, 13–35).
Дорога в Эммаус
Если бы Лука был художником, перед нами было бы одно из его самых грандиозных полотен:
И вот, двое из них в тот же день шли в селение, отстоящее в шестидесяти стадиях от Иерусалима, имя ему Эммаус. И они беседовали между собой о всех этих событиях. И было: когда они беседовали и рассуждали, Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними; но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Он же сказал им: о чем это вы толкуете между собою в пути? И они остановились омраченные. А один из них, по имени Клеопа, сказал Ему в ответ: один Ты в Иерусалиме не знаешь о случившемся в нем в эти дни? И сказал им: о чем? Они же сказали Ему: о том, что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля. Но и при всём том, идет третий день с тех пор, как это произошло. Но и некоторые из наших женщин изумили нас: придя рано утром к гробнице, и не найдя тела Его, они пришли, говоря, что видели и явление ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из тех, что с нами, к гробнице и нашли так, как и женщины сказали, Его же не видели. И Он сказал им: о несмысленные и медлительные сердцем, чтобы верить во всё, что сказали пророки! Не это ли надлежало претерпеть Христу и войти в славу Свою? И начав от Моисея и от всех Пророков, истолковал им во всех Писаниях то, что относится к Нему. И приблизились они к тому селению, куда шли; и Он сделал вид, что идет дальше. Но они понуждали Его, говоря: останься с нами, потому что наступает вечер, и день уже на склоне. И Он вошел, чтобы остаться с ними. И было: когда Он возлег с ними, то, взяв хлеб, благословил и, преломив, давал им. И у них открылись глаза, и они узнали Его, и Он стал невидим для них. И сказали они друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам в пути, когда Он открывал нам Писания? И встав в тот же час, они возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать и тех, что с ними, которые говорили, что Господь действительно восстал и явился Симону. И они рассказывали о том, что было в пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба.»
Прежде всего нам необходимо разобраться в событиях, описанных Лукой. Речь идет о первом пасхальном воскресении. Утром того же дня происходили странные вещи, и ученики теряются в догадках: «Что бы это могло значить?» На исходе дня двое из них отправляются домой в Эммаус. По дороге к ним присоединяется таинственный незнакомец и заводит разговор о происшедших событиях. Чтобы правильно оценить этот отрывок с исторической точки зрения, необходимо понять eгo главную мысль, заключенную в ст. 21: «А мы надеялись, было, — говорит один из учеников, — что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля». Так кто были эти люди, и о какой надежде идет речь?
Эти ученики жили внутри истории–повествования, причем Повествования с большой буквы. Оно складывалось из исторических событий, пророческих обетований и, разумеется, псалмов. А Фоном для всего этого служил Исход. Каждое последующее освобождение Богом своего народа от очередных завоевателей образовывало новый уровень повествования, и все они указывали в одном и том же направлении. Когда иноземный гнет становился невыносимым, Бог Израиля вмешивался и вновь даровал своему народу избавление. «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога; ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего».
Как мы уже убедились, большинство иудеев, живших в первом веке, верили, что конец изгнания еще не наступил. Великие пророческие обетования еще не исполнились. Израиль по–прежнему ожидал «избавления», которое на их языке явно указывало на Исход. Он стал великим моментом исполнения завета, который теперь нуждался в обновлении. Потому несложно представить, что именно в этой ситуации израильтяне повторяли вслед за псалмопевцем: «Суди меня, Боже, и вступись в тяжбу мою с народом недобрыми. От человека правого и несправедливого избавь меня. Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня. Что унываешь ты, душа моя? Уповай на Бога!» Итак, иудейские писания давали Иисусу и его современникам незаконченную историю. Последователи Иисуса надеялись, что он сам станет ее завершением. Однако этого не случилось.
Но как они себе это представляли? История мессианских и пророческих движений на протяжении веков, до и после земной жизни Иисуса, дает ясный ответ на этот вопрос. Требовалось немногое: праведность, ревностная любовь к Богу и Закону и воор1 ценное восстание. Остаток святых Израиля должен был с Божьей помощью поразить орды язычников. Так сказано в Писании, и именно так должно было случиться, когда наступит решающий момент, и Бог Израилев воцарится над всей землей. «А мы надеялись, было, что он есть тот, который должен избавить Израиля». Иудеи в точности следовали совету псалмопевца: «Уповай на Бога; ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего».
Посему распятие Иисуса нанесло сокрушительный удар по их чаяниям. Ведь такая смерть ожидала всех, надеявшихся освободить Израиль и убеждавшихся, увы, слишком поздно, что они ошибались. Дело не только в том, что, согласно Второзаконию, распятый на древе проклят Богом; и даже не в отсутствии па данный момент тщательно разработанного учения об искупительной жертве Иисуса. Распятие для иудеев уже в то время имело вполне определенное богословское и политическое значение. Оно означало, что изгнание продолжается, что Бог не простил еще грехов Израиля, а язычники по–прежнему правят миром. Их жажда свободы и Божьего водительства так и не была утолена. Обо всем этом необходимо !помнить нам, историкам, желающим понять хотя бы основную идею Дк, 24.
Сказанное выше объясняет недоумение и возмущение двух учеников. Они надеялись, что находятся на пути к свободе, но он оказался тупиком. По их словам, обращенным к таинственному незнакомцу, все знамения были налицо. Иисус Назарянин действительно был пророком «сильным в слове и деле». Бог благоволил к нему, и люди ему верили. Разве не его пришествие должно было стать кульминацией истории и часом спасения Израиля?! Как же они могли так заблуждаться? Он был казнен иудейскими начальниками гл правителями, а теперь странные рассказы о пропавшем теле и явлении ангелов внесли еще большее смятение в души учеников. Все это не имело ничего общего с их ожиданиями. Тревожные вести лишь усилили их горе и разочарование. Эти двое учеников вовсе не испытывают чувства вины за свое бегство, вопреки тому, что часто можно услышать в анализе пасхальных событий. Они огорчены, подавлены, возможно даже разгневаны. «Ты Бог крепости моей. Для чего Ты отринул меня? Аля чего я сетуя хожу от оскорблений врага?»
