А. П. Лебедев - Духовенство в Древней Вселенской Церкви
Рассматриваемое стремление в изучаемые века выражается в следующем: во-первых, в желании наложить безбрачие на духовенство — безбрачие, как особое отличие для него от мирян; клир в этом случае хочет противопоставить себя, как класс святых, народу, как классу грешных. Во-вторых, клир мало-помалу исторгает из рук народа право выбора духовенства, клир хочет право это перенести в свою среду, чего и достигает. То же самое стремление стать в особое привилегированное положение высказывается и в некоторых других, впрочем, менее важных, фактах.
Установив таким образом общую точку зрения на вышеуказанные явления, расскажем теперь историю брака и безбрачия в духовенстве — и историю упадка влияния народа на избрание пастырей.
Вопрос о брачном и безбрачном состоянии духовенства поднимался уже во II и III веке, но ни к какому определенному решению церковь в этом случае не пришла.
Во времена апостольские епископы, пресвитеры и диаконы были безбрачными, но встречались между ними и такие, которые состояли в браке. Тем не менее, в самом же начале II века появлялись некоторые лица, не чуждые желания наложить безбрачие на все духовенство. Об этом можно судить по свидетельству послания Игнатия Богоносца к Поликарпу. В этом послании (гл. 5) Игнатий дает знать, что некоторые миряне, проводя жизнь девственную, смотрели с пренебрежением на епископов, живущих в браке, почему св. муж призывает таких притязательных христиан к смирению. В течение II века за безбрачие духовенства ратуют уже не простые миряне, но епископы. Таков был именно некто Пинит, епископ Критский. Он задался странной мыслью ввести безбрачие не только в клире, но и среди самих мирян, и хотя Пинит за это противоестественное желание обличен был Дионисием, епископом Коринфским, однако, нимало не исправился, а еще с некоторым сарказмом писал Дионисию, что он, Пинит, не ожидал услышать такого обличения. Последний внушал Дионисию, чтобы епископ Коринфский «преподал более твердую пищу и напитал вверенных ему людей новым совершеннейшим посланием, иначе, постоянно принимая млечную пищу слова, они мало-помалу могут состариться в детской жизни».[289] В древней коптской редакции Постановлений Апостольских уже говорится: «хорошо, если епископ не женат».[290] Совершенно то же самое повторяется в так называемых Canones ecclesiastici (памятник II века): «хорошо, если епископ не женат»; причем в этом древнем памятнике от пресвитеров требуется, чтобы «они воздерживались от сообщения с женами».[291] Климент Александрийский весьма высокого мнения о лицах безбрачных, он называет их «избраннейшими из числа избранных». А Ориген, прилагая этот идеал к духовенству, прямо уже заявлял, «что совершенному иерею не подобает сношения с женой». Впрочем, кажется, что этими примерами и свидетельствами и исчерпывается ригористическое направление в церкви первых веков по данному вопросу. Голоса, раздававшиеся в II и III веке и требовавшие безбрачия духовенства, не были преобладающими. Потому что общерелигиозное сознание эпохи ничего не имело против брака пастырей. В этом случае важное значение имело то обстоятельство, что по твердому убеждению многих христиан, как это видно из сочинений Климента Александрийского, даже некоторые из апостолов проводили жизнь не безбрачную: например, апостолы Петр, Павел, Филипп.[292] В так называемых Постановлениях Апостольских (кн. VI, гл. 17) в полной гармонии с религиозным сознанием II и III века заповедывалось следующее: «в епископа, пресвитера и диакона должно поставлять однобрачных — в живых ли будут их жены или уже умерли». Мало того: сознание церкви даже решительно высказывалось против тех, кто хотел ввести безбрачие в клире, под предлогом, что этого рода жизнь выше брачной. Вот что говорит одно из так называемых правил апостольских: «епископ или пресвитер, или диакон да не изгоняет жены своей под предлогом благочестия. Если же изгонит, да будет отлучен от общения церковного, а оставаясь непреклонным, да будет извержен от священного чина» (прав. 5).
Практика церковная II и III века допускала возможность существования брачных и безбрачных пастырей без всякого различия, без всякого предпочтения одних другим. Что брачные священнослужители встречались как явление нередкое в указанную эпоху, об этом свидетельств немало. Тертуллиан в сочинении «О целомудрии» (сарр. 7, 9) пишет: «у христиан вменено в точнейшую и строжайшую обязанность священникам жениться один только раз, так что, как мне известно, кто имел двух жен, тот не может быть священником». Он же говорит о литургии, совершаемой руками священника единобрачного, а может быть, и девственника, окруженного своими диаконами, тоже единобрачными или девственниками. Другой писатель — Климент Александрийский — говорит: «апостол допускает одну жену мужу, который, — будет ли то пресвитер или диакон, — подобно мирянину, может, не встречая осуждения, пользоваться правами брака».[293] Тертуллиан и Климент говорят о брачных священниках как явлении обычном, причем один из них, упоминая и о девственных священнослужителях, не отдает им никакого предпочтения перед брачными. Если верить автору книги «Философумены», писателю в некоторых отношениях тенденциозному, то на Западе в начале III века встречались в клире епископы, пресвитеры и диаконы двубрачные и троебрачные; причем, если кто женился из числа самих клириков, то это не мешало ему оставаться в клире и продолжать свое служение.[294] Что касается отдельных примеров брачного провождения жизни пастырями, то история, к сожалению, мало знает таких примеров из II и III веков. Во II веке встречаем человека женатого в лице пресвитера Валента, о котором упоминает апостольский муж Поликарп (гл. 11). III век немного богаче примерами в указанном роде. В одном письме к Киприану Карфагенскому упоминается пресвитер Феликс и жена его Виктория.[295] Как человек женатый, известен пресвитер Новат, виновник раскола в Карфагене. Св. Киприан порицает его за то, что он дурно обращался со своей женой. Так, он ударил ногою жену свою в живот, отчего она преждевременно родила.[296] Киприан не порицает его за то, что он был женат, а за то только, что он худо жил с женой; значит, Киприан ничего не видит худого в самом факте брачной жизни Новата. Из епископов, живших в браке в первые века, нам известны единственно следующие лица: Дионисий Александрийский (III в.), который сам о себе в одном послании пишет, что он в гонение Деция выехал вместе со своими детьми из Александрии, избегая преследования; значит, он был женат (Евсев., VI, 40); тот же Дионисий упоминает о египетском епископе Херемоне, человеке, достигшем глубокой старости, что он в гонение Дециево удалился вместе со своей женой на одну гору и более не возвращался назад (Евсев., VI, 42). Еще: Евсевий (8, 9) свидетельствует о фиваидском епископе Филеасе, что он, не жалея своей жены и детей, мужественно встретил мученическую смерть в гонение Диоклетиана. Но вообще, наблюдая за состоянием дел церкви в эпоху первых трех веков, нужно утверждать, что безбрачных священников и епископов в это время едва ли было не более, чем женатых.
С IV века вопрос о браке и безбрачии духовенства вступает в новую фазу развития. Им усиленно занимается церковь, и результатом этих ее усилий является практика, которой держится церковь до сих пор. Вопрос этот иначе решала церковь восточная, иначе западная, а потому мы раздельно обозрим, как и при каких условиях решала данный вопрос церковь восточная, и как и при каких условиях западная.
Церковь восточная встречается с этим вопросом с самого начала IV века. Побудительной причиной, почему церковь восточная останавливает на нем свое внимание, было то, что в ней рядом встречались священнослужители брачные и безбрачные: брак не был воспрещен, а равно и к безбрачию закон не обязывал. Такая смесь явлений естественно вызывала вопрос: не нужно ли составить какого-либо определенного правила — ввиду разнообразия практики? Но кроме этого, были и другие обстоятельства, выдвигавшие на вид тот же вопрос. С одной стороны, чем более было безбрачных пастырей, тем чаще встречались случаи, которыми компрометировалась церковь: в III веке неженатые пастыри заводили у себя подозрительных женщин, под именем «духовных сестер», «возлюбленных»;[297] с другой, стороны такое явление, как монашество, ставшее с началом IV века усиливаться, получившее уже немалое влияние на народ, это монашество наводило на мысль: не необходимо ли в целях неразвлеченного служения пастырей своему долгу ввести безбрачие как условие для вступления в духовное сословие, а само монашество, по-видимому, предлагало неистощимый контингент для укомплектования рядов духовенства. Выдвинувшись на очередь, вопрос этот начал занимать собою умы в Восточной церкви. Так, о нем рассуждают на соборах Неокесарийском и Анкирском (314 г.). Через несколько лет он становится предметом рассуждений и на Первом Вселенском соборе. Когда здесь начали рассуждать о нем, то некоторые склонялись к мысли ввести правило, чтобы епископы, пресвитеры и диаконы не оставались в брачном сожитии. Мысль эта передана была на обсуждение собора. Но вот что тогда последовало. Пафнутий, епископ Фиваидский, заявил: «Не возлагайте тяжкого ига на лиц посвященных: честен брак, и ложе не скверно. Как бы от избытка строгости не произошло вреда для церкви; ибо не все могут принять на себя подвиг бесстрастия. Довольно того, если по древнему преданию церкви, вступивший на служение церкви в безбрачном состоянии — и будет оставаться таким. А кто женился до посвящения, тот отнюдь не должен оставлять жены». И это говорил человек, не знавший брачных удовольствий, ибо он воспитывался как аскет, и целомудрием был известен более, чем кто другой. Собор одобрил мнение Пафнутия. Поэтому относительно вопроса о брачном и безбрачном состоянии духовенства собор не постановил никакого определения, обязательного для лиц духовных.[298] Безбрачие по-прежнему предоставлялось воле и решению каждого, вступающего в духовный сан.
