Жорж Валенсен - КОШЕРНЫЙ СЕКС: ЕВРЕИ И СЕКС
Отвращение евреев к оружию приписывали также некоторой женственности в их характере; аббат Грегуар считал признаком женственности медленный рост бороды у евреев[605]. Аббат Мори, противник эмансипации евреев во времена Великой французской революции, говорил, что из них никогда не получится хороших солдат, потому что отдых в день шаббата предполагает полное бездействие; он цитировал историка Иосифа Флавия: евреи сдали Иерусалим, чтобы не сражаться в субботу[606]. По этой же причине евреи не любили море: оно не считается с днями недели, на корабле приходится работать и в субботу. Вероятно, поэтому ни одного еврея нет среди знаменитых корсаров и флибустьеров.
Трусость считали у евреев врожденным качеством, передающимся по наследству. В средние века святой Венсан Ферье рассказывал в одной из своих проповедей, как еврей-портной, злоупотребив вольностью, которую позволяло его ремесло, сделал матерью жену одного рыцаря. Когда ребенок вырос, рыцарь, официально считавшийся его отцом, взял его вместе со своими родными сыновьями на войну. Сыновья рыцаря отважно сражались, а сын портного позорно бежал, что подтвердило подозрения отца относительно его происхождения[607].
Еще и в наши дни нередко приводят примеры того, что все евреи якобы трусы. После знаменитой дуэли Дрюмона с Артуром Мейером пресса, смакуя подробности, описывала, как Мейер схватился рукой за шпагу противника, чтобы не быть задетым. Однако пресса куда меньше распространялась о дуэли его соотечественника и почти однофамильца, капитана Армана Майера, который отважно сражался, пока шпага маркиза де Морэ не пронзила его насквозь. Католическая пресса писала, что похороны дуэлянта были помпезными и многолюдными, насколько это возможно, и что евреи ухитрились извлечь пользу даже из мертвого тела, «благодаря своему гению рекламы»[608].
Во время оккупации Сент-Экзюпери назвал героя своего романа «Военный летчик» Израилем; такое имя героя возмутило генерального комиссара по делам евреев, который послал писателю письменный протест[609]. Бразильяк же назвал Сент-Экзюпери «иудеогонорейным фанфароном».
Трусость зачастую несправедливо приписывалась евреям и, в частности, еврейским солдатам еще и потому, что, даже если они проявляли храбрость, это никогда не подчеркивалось: слишком уж мужественные поступки противоречили сложившемуся мнению об этом народе. Влиятельный еврей Теодор Берр при Людовике XVI имел тот же статус, что и христиане. У него было три сына; все трое выбрали военную карьеру. Один из них, по свидетельству барона Мон де Морвана, был во время завоевания Алжира командиром первой африканской бригады и первым французом, ступившим при высадке на африканскую землю; тот же де Морван пишет, что именно он водрузил на этой земле французское знамя с криком «Да здравствует Франция!»[610]Этот памятный факт остался практически неизвестным; все сложилось бы иначе, будь герой иного происхождения.
Во время оккупации много евреев с первых дней участвовали в Сопротивлении, однако ни французский, ни вообще европейский кинематограф никак этого не отразили, а между тем подвиги их соратников-арийцев послужили сюжетом множества фильмов[611]. Точно так же арийцы, писавшие воспоминания и романы о Сопротивлении, почти нигде не упоминают о том, что среди них были евреи[612].
А между тем история, как древняя, так и новейшая, не раз доказывала, что евреи могут быть прекрасными солдатами, если верят в дело, за которое сражаются. Их отвага во время восстания Маккавеев против Птолемеев, многочисленных восстаний против римлян и других угнетателей вошла в анналы истории; некоторые историки даже утверждали, что в этих восстаниях евреи растратили весь свой боевой дух, поэтому их потомки сделались вялыми и пассивными[613]. Еврейская бригада героически сопротивлялась в Бир-Хакейме; уцелевшие после боев были взяты в плен и расстреляны по особому распоряжению Гитлера.
Когда США вели войну во Вьетнаме, все выходцы из Израиля всячески уклонялись от участия в ней. Однако во время Шестидневной войны те же евреи, или во всяком случае многие из них, выразили желание отправиться в Израиль. Такой контраст глубоко поразил американцев[614]. Во время этой войны неонацисты натолкнулись на такую воинственность израильтян, что «Джюиш Обсервер» даже писала, что евреи из Израиля не настоящие евреи. Немцы же по-прежнему считали евреев стервятниками[615], только с иными приемами, чем у их предков.
Другим способом очернить облик евреев было убеждение в том, что все они — предатели. В средние века это было расхожее обвинение: взятие какого-либо города, где было много евреев, часто приписывали их измене. В XIX в. Папский престол рекомендовал обращенного еврея Симона Деца герцогине де Берри, которая хотела развернуть в стране кампанию против Луи-Филиппа; Дец выдал ее властям, указав, где ее можно захватить. Андре Кастело писал: «Он предатель и еврей»[616], не разделяя два этих понятия, но сам Кастело в оккупированной зоне регулярно сотрудничал с пронацистским журналом «Жерб». 15 апреля 1894 г., буквально накануне дела Дрейфуса, некто де Кершан, мелкий помещик правых убеждений, писал, что епископ Кошон, предатель и мучитель Орлеанской девы, был евреем. Это разожгло антисемитские настроения на ежегодном празднике в честь Жанны д’Арк. В это же время Дрюмон в «Либр Пароль» предостерегал общественное мнение, указывая на большое число офицеров-евреев в армии и видя в них «завтрашних предателей»[617]. Еще раньше он утверждал, что во время франко-прусской войны все шпионы в Эльзасе были евреями[618]. Эти уверения в том, что все евреи — предатели, вместе с отмечаемым у них отсутствием склонности к ратному делу настроили против них практически весь офицерский состав. В глазах офицеров еврей мог быть только предателем. Генерал Вейган, хоть и был воспитан марсельским евреем, поведал перед смертью историку Рене Микелю, что верит в виновность Дрейфуса[619]. Верил в нее и Петен[620].
УСТОЙЧИВЫЙ МИФ: ЗАПАХИ ЕВРЕЕВ
Миф о специфических запахах евреев жил во все века начиная с античной эпохи и немало способствовал утверждению в сознании других народов отвратительного облика еврея. Об этих запахах говорили уже римские писатели Марциал и Аммиан, объясняя их тем, что евреи регулярно постятся[621]. Греческие и римские авторы издевались над своими современниками-евреями, утверждая, что от них всегда разит чесноком. В XVII в. один английский ученый повторил это обвинение и объяснил, что евреи пахнут чесноком, т. к. в свое время натерли им тело Христа[622]. Вообще-то проще объяснить запах тем, что евреи употребляют в пищу чеснок в больших количествах; они даже сами называли себя «пожирателями чеснока»; дикий чеснок и по сей день высоко ценится в Израиле.
Однако куда чаще специфический запах евреев объясняли недостатком личной гигиены; согласно легенде, родившейся в Греции, их именно за это изгнали из Египта[623]. Евреи часто занимались дублением кож; соприкосновение с грязной кожей тоже могло быть причиной специфического запаха. Евреи, правда, всячески предохранялись: дубильни строили в отдалении от города, дубильщик, дабы не раздражать обоняние своих единоверцев, освобождался от молитв в синагоге; он был обязан дать развод своей жене, если та не переносила его испарений; а в случае его смерти она не должна была сходиться, с его братом по закону левирата, если брат тоже был дубильщиком[624].
Многие, в том числе, например, Лютер, считали, что евреи, чтобы избавиться от запаха, пьют христианскую кровь[625]. Писатель Фортунатус утверждал, что запах этот исчезает после крещения[626]. Еще в XVII в. в одном английском труде по медицине говорилось: «Никто не скажет, что обращенные евреи дурно пахнут; после крещения они благоухают, утратив дурной запах вместе со своей верой»[627]. Даже во времена дела Дрейфуса газета «Круа» еще верила, что крещение очищает евреев и избавляет их от физических недостатков, «словно из гусеницы рождается прекрасная бабочка»[628]. Р.П.Байи писал в той же газете, что поскольку еврей после крещения сохраняет свой природный ум и ловкость, то ему нет никаких причин отказываться от обряда.
Вера в дурной запах евреев пережила средние века. В XVII в. архиепископ Палермский писал из Алжира, что все евреи воняют козлом, как и их жилища, даже у самых богатых[629]. Изобретение незадолго до этого их единоверцем мыла ничего не изменило.
