Снять заклятие. Религия как естественный феномен - Дэниел Клемент Деннетт
- агенты с
- ограниченные представления о мире,
- конкретные желания, и
- достаточно здравого смысла, чтобы поступить рационально, учитывая эти убеждения и желания.
Как только животные начали занимать намеренную позицию, началась своего рода гонка вооружений: уловки и контр-уловки, обманные ходы и умное распознавание обманных ходов - все это привело к тому, что разум животных стал еще более изощренным и мощным. Если вы когда-нибудь пытались поймать или заманить в ловушку дикое животное, вы можете оценить, как развилась его своенравность. (Выкапывание моллюсков, напротив, - детская забава. У моллюсков не развилась преднамеренная позиция, хотя у них есть простые триггерные HADD).
Полезность интенциональной позиции для описания и предсказания поведения животных неоспорима, но это не значит, что сами животные осознают, что они делают. Когда гнездящаяся низко птица отвлекает хищника от своих птенцов с помощью отвлекающего маневра, она убедительно симулирует сломанное крыло, создавая заманчивую иллюзию легкого ужина для наблюдающего хищника, но ей не нужно понимать эту ловкую уловку. Она должна понимать условия вероятного успеха, чтобы корректировать свое поведение в соответствии с возникающими вариациями, но ей не больше нужно знать о более глубоком обосновании своих действий, чем птенцу кукушки, когда он выталкивает из гнезда яйца конкурентов, чтобы получить максимум пищи от приемных родителей.
У исследователей есть несколько других терминов для обозначения намеренной позиции.
Некоторые называют это "теорией разума" (Premack and Woodruff, 1978; Leslie, 1987; Gopnik and Meltzoff, 1997), но с такой формулировкой есть проблемы, поэтому я буду придерживаться более нейтральной терминологии.5 Когда животное относится к чему-то как к агенту, с убеждениями и желаниями (со знаниями и целями), я говорю, что оно принимает интенциональную позицию или относится к этому предмету как к интенциональной системе.
Интенциональная позиция - это полезная перспектива для животного во враждебном мире (Sterelny, 2003), поскольку там есть вещи, которые могут хотеть его и могут иметь убеждения о том, где он находится и куда направляется. Среди видов, у которых сформировалась интенциональная позиция, существуют значительные различия в уровне развития. Столкнувшись с угрожающим соперником, многие животные могут принять информационно чувствительное решение либо отступить, либо назвать другого блефом, но есть лишь скудные свидетельства того, что они осознают, что делают и почему. Есть некоторые (спорные) доказательства того, что шимпанзе может верить, что другой агент - шимпанзе или человек, скажем, - знает, что еда находится в коробке, а не в корзине. Это интенциональность второго порядка (Dennett, 1983), включающая убеждения об убеждениях (или убеждения о желаниях, или желания об убеждениях и т. д.), но нет никаких доказательств (пока), что какое-либо нечеловеческое животное может хотеть, чтобы вы поверили, что оно думает, что вы прячетесь за деревом слева, а не справа (интенциональность третьего порядка). Но даже дети дошкольного возраста с удовольствием играют в игры, в которых один ребенок хочет, чтобы другой притворился, что не знает, во что первый ребенок хочет, чтобы другой поверил (интенциональность пятого порядка): "Ты будешь шерифом и спроси меня, в какую сторону ушли разбойники!".
Как бы ни обстояли дела с нечеловеческими животными - а это тема активного и горячо обсуждаемого исследования6 - нет никаких сомнений в том, что нормальных людей не нужно учить, как представить себе мир как содержащий множество агентов, которые, как и они сами, имеют убеждения и желания, а также убеждения и желания относительно убеждений и желаний других, убеждения и желания относительно убеждений и желаний, которые другие имеют относительно них, и так далее. Такое виртуозное использование интенциональной позиции происходит естественно, и это приводит к тому, что человеческая среда насыщается народной психологией (Dennett, 1981). Мы воспринимаем мир не только как полный движущихся человеческих тел, но и как полный помнящих и забывающих, думающих и надеющихся, злодеев и обманщиков, нарушителей обещаний и угроз, союзников и врагов. Действительно, те человеческие существа, которым трудно воспринимать мир с этой точки зрения, - те, кто страдает аутизмом наиболее изученной категории, имеют более значительную инвалидность, чем те, кто родился слепым или глухим (Baron-Cohen, 1995; Dunbar, 2004).
Наше врожденное стремление занять намеренную позицию настолько сильно, что нам очень трудно отключить его, когда оно больше не уместно.
Когда умирает кто-то, кого мы любим или даже просто хорошо знаем, мы внезапно сталкиваемся с серьезной задачей когнитивного обновления: пересмотреть все наши привычки мышления, чтобы они соответствовали миру с одной менее знакомой системой намерений. "Интересно, понравится ли ей... ", "Знает ли она, что я ... ", "О, смотрите, это то, что она всегда хотела....". Значительная часть боли и растерянности, которые мы испытываем, столкнувшись со смертью, вызвана частыми, даже навязчивыми напоминаниями, которые наши привычки, связанные с намеренным поведением, бросают нам, как назойливую всплывающую рекламу, только гораздо, гораздо хуже. Мы не можем просто удалить этот файл из памяти, да и не хотели бы этого делать. Многие привычки сохраняются благодаря удовольствию, которое мы получаем от потакания им.7 И поэтому мы зацикливаемся на них, тянемся к ним, как мотылек к свече. Мы храним реликвии и другие напоминания об умерших людях, делаем их изображения и рассказываем о них истории, чтобы продлить эти привычки ума, даже когда они начинают угасать.
Но есть проблема: труп - это мощный источник болезней, и у нас выработался мощный компенсаторный механизм врожденного отвращения, заставляющий нас держаться на расстоянии. Когда мы сталкиваемся с трупом любимого человека, нас тянет к нему тоска и отталкивает отвращение, мы испытываем смятение. Неудивительно, что этот кризис сыграл столь важную роль в зарождении религий во всем мире. Как подчеркивает Бойер (Boyer, 2001, p. 203), с трупом нужно что-то делать, и это что-то должно удовлетворять или смягчать конкурирующие врожденные побуждения диктаторско-риальной власти. То, что, по-видимому, развилось повсеместно, хороший прием для выхода из безвыходной ситуации, - это тщательно продуманная церемония, удаляющая опасное тело из повседневной среды либо путем захоронения, либо
