Линн Пикнетт - Туринская плащаница
Итак, хотя исторические притязания современного Приората Сиона (изложенные в «Секретных досье» – целой серии таинственных документов, поступивших в Национальную библиотеку в Париже между 1956 и 1967 гг.) не следует воспринимать буквально, этот орден тем не менее является составной частью давней эзотерической и еретической традиции.
Приорат Сиона официально провозгласил Леонардо да Винчи одним из своих прежних великих магистров, а это автоматически означает, что если он был членом одной из иоаннитских группировок, то вполне возможно, что некая внутренняя информация о его причастности к фальсификации Плащаницы могла сохраниться вплоть до наших дней. Вот откуда её мог знать Джованни.
Из всех тринадцати писем, полученных от Джованни, наше внимание особенно привлекла одна его фраза: «Имеющий глаза, чтобы видеть, да видит». Мы поняли, что это не просто парафраз широко известного новозаветного изречения: «Имеющий ухо (слышать) да слышит» (Отк. 2,11), но и девиз алхимиков. Нам словно подсказывали заглянуть глубже, под поверхность, где нет ни стандартных текстов, ни готовых ответов. Вскоре мы убедились, что там, где речь шла о деятельности Приората, мы неизменно сталкивались – да и сегодня сталкиваемся – с замечательными умами и организацией, которая носит столь же интеллектуальный, сколь и «еретический» характер.
На одном уровне эти фрагменты информации от анонимного источника были не более важны, чем, к примеру, получение по почте ответов на неразгаданный кроссворд. Однако было что-то неприятно-навязчивое в том, что к нам буквально привязался незнакомец, решивший избавиться от бремени мрачных исторических и религиозных секретов. На какое– то время Линн стала опасаться параноидного раздвоения личности: стоило ей услышать за спиной голос мужчины, говорящего по-итальянски, как она тотчас шарахалась в сторону (кстати, туристический сезон в Лондоне был в разгаре, так что шарахаться ей приходилось часто). Кроме того, она не могла слышать, как открывается и закрывается её почтовый ящик. Её не то чтобы вконец замучили письма Джованни – напротив, они часто казались ей занимательными, – но она не могла понять, зачем и ради чего всё это.
Наконец в марте 1991 г. мы встретились с Джованни. Он каким-то образом узнал номер телефона Линн, хотя и на её прежнем месте работы, и, к её величайшему изумлению, позвонил ей. Мы назначили встречу и действительно встретились с ним в баре отеля «Камберленд» возле Марбл Арч в центре Лондона. Наша беседа, перемежаемая рюмкой – другой, продолжалась более трёх часов.
Джованни не разочаровал нас, хотя его заявления порой звучали слишком эффектно, чтобы быть правдой. В безукоризненном костюме от лучшего модельера, с густой шевелюрой седеющих чёрных волос и бородой, он оказался итальянцем средних лет и среднего роста. Разговаривать с Джованни было всё равно что беседовать с королевой: на это требовались немалые силы. Угостив нас бутылкой превосходного мускадета, он без промедления принялся излагать то, что наш старинный приятель Крейг Оукли впоследствии описывал как «нелёгкий материал».
Если поначалу мы думали, что удостоились чести привлечь внимание Джованни, то очень скоро избавились от этой иллюзии. Джованни, казалось, вообще не интересовали мы лично, ибо он постоянно расспрашивал нас о Яне Вильсоне. Странным образом, хотя ему было известно, что Линн более не поддерживает контакта с Вильсоном, он почему-то считал, что это – временное явление. О чём бы он ни говорил в связи с Яном Вильсоном, он тотчас переводил взгляд на Линн и пристально изучал её лицо и жесты, будучи особенно удовлетворён (впрочем, возможно, нам это лишь показалось), когда она внезапно покраснела. Вскоре нас начало тяготить, что в центре интересов Джованни не мы, а Вильсон и что главная причина, по которой он решил сообщить нам всю эту сенсационную информацию о Леонардо и Плащанице, заключалась в том, что наш гость надеялся, что мы передадим её Вильсону.
Наконец, после длительной паузы и выразительного обмена взглядами Клайв прямо спросил Джованни, так это или нет. Слегка закашлявшись в замешательстве, наш итальянский информатор признался, что это так. Тогда мы недоумённо спросили его, почему он не обратится прямо к самому Яну.
К нашему изумлению, Джованни ответил, что «мы» уже однажды пытались сделать это, но безуспешно, и теперь Вильсон подозрительно относится к подобным попыткам. Когда же мы поинтересовались, почему это так важно для него, Джованни насмешливо фыркнул, заявив, что Вильсон – самый авторитетный специалист по изучению Плащаницы (при этом он добавил: «насколько нам известно») в Англии, если не на всём Западе, и что на самом деле он не такой горячий сторонник подлинности Плащаницы, каким стремится предстать в своих публичных заявлениях. Мы отнеслись к этим словам весьма скептически.
Джованни между тем продолжал свою тираду, заявив, что, поскольку ему не удалось выйти на Яна Вильсона ни лично, ни через Линн, он решил выбрать нас в качестве посредников для широкого оглашения того, что он считал «правдой» о Плащанице. Слышать это было весьма неприятно, и во всём сценарии его действий чувствовался дурной душок. Мы откровенно заметили Джованни, что, если он собирается и далее рассказывать нам историю о Леонардо, мы готовы слушать его, но выполнять роль рупора для него и тех, кто стоит за ним, не намерены.
После первого же выражения нашего недовольства весь тон беседы резко изменился. Джованни заметно расслабился и принялся расспрашивать нас, что мы думаем о книге «Святая Кровь и Святой Грааль», давая понять, что ему известно об этой теме нечто такое, чего не знают авторы упомянутой книги. Затем он поинтересовался, каково наше мнение о доказательствах существования Приората Сиона, и, когда мы уклончиво отвечали, что эта тема представляется интригующей, но не вполне убедительной, он рассмеялся.
Затем беседа перешла на разного рода тайные общества вообще, и мы заметили, что теории всемирного заговора весьма забавны, но на этом недолго и свихнуться. Джованни хмыкнул и заявил, что не ожидал услышать от нас подобное мнение, особенно учитывая тот факт, что мы сами знакомы со многими членами подобных организаций. Затем, буквально повергнув нас в замешательство, он перечислил по именам нескольких наших хороших знакомых и назвал иерархическое положение, которое они занимают в таких структурах как алхимики, тамплиеры, масоны и, наконец, Приорат Сиона. Особенно шокирующе было слышать из его уст имя одного редакционного консультанта, с которым Линн сотрудничала много лет, а также имя бывшего директора, который был её начальником (с которым у неё случилось несколько драматических конфликтов) и оказался настоящим магистром алхимии. Хотя всё это время мы пребывали в шоке и были готовы всё отрицать, самое жуткое во всех этих показавшихся нам дикими заявлениях заключалось в том, что многие из них оказались правдой. Так, например, оказалось, что бывший директор не только публикует работы по алхимии под псевдонимом Нейл Пауэлл, но и имеет дом неподалёку от Ренн-ле-Шато. А вскоре после этого Линн вновь пришлось столкнуться с ним по работе.
Джованни заметил, что он намеревался встретиться с нами, поскольку, по его мнению, здесь «становится жарко» и он счёл за благо возвратиться в Италию. И хотя он отказался рассказать об этом поподробнее, он дал понять, что сам факт его открытого контакта с нами сделал его отъезд практически неизбежным. Как бы между прочим он попросил нас уничтожить его письма, чтобы они не навели на его след. За этим заявлением последовала долгая пауза. Мы согласились, но, к своему стыду, не уничтожили папку с письмами Джованни до тех пор, пока некие обстоятельства не вынудили нас держаться более осторожно (см. ниже).
Прощаясь и надевая свой непромокаемый плащ, Джованни заметил: «Вы же понимаете, это не детские игрушки. Вскоре вы почувствуете, что стали объектом нежелательного внимания, и притом – не только тех, кто, сами о том не подозревая, поклоняются лицу Леонардо».
Затем он отвернулся и, выдержав драматическую паузу, продолжал: «Кстати, и почему только всех наших великих магистров неизменно зовут Иоаннами? Вот и Леонардо тоже был Джованни. Это отнюдь не пустяк, а ключ. Подумайте над этим».
Мы молча просидели несколько томительных минут и, обнаружив, что ещё не превратились в круглых идиотов, немного успокоились. Мы просто не могли взять в толк, как же нам быть с этим Джованни и его одержимостью всевозможными тайными обществами.
Спустя несколько недель, а потом и месяцев мы начали было думать, что встреча с Джованни – не более чем достойная сожаления случайность, хотя независимые расследования к тому времени уже подтвердили истинность многих его утверждений, показавшихся нам дикими и нелепыми. Но затем разрозненные кусочки мозаики начали складываться в целостную картину.
