Николай Осокин - История альбигойцев и их времени. Книга первая.
С первых же строк Козьмы виден серьезный и опытный взгляд на ересь, ему современную. Автор жил во время самого широкого распространения ереси, он помнил самого Богомила и экзарха Иоанна. Он сознает искусство еретиков и тайную силу их влияния. Они «словно овца образом, кротки и смиренны, и молчаливы, бледны обликом от лицемерного поста, лишнего не рекут, не смеются громко, не любопытствуют, хранятся от чужих, и все творят тайно, так что, не узнав их, крестим с правоверными, хотя изнутри они суть волки и хищники». Сам обличитель сознается в их искусстве действовать на людей, сознается, что «многие пойдут за нечистотой их. Ибо мнят себя сведущими в глубинах книжных и хотят толковать, на свою пагубу».
Эти отверженные, опасные для православных своим умением проникать в душу обращаемого, часто твердили в укор им:
«Отчего живете не так, как то велено, как к Тимофею писал Павел. Не видим вас такими, но все противное тому творят попы, упиваются, грабят, и нет никого, кто воспрепятствовал бы их злым делам... Но что, говорят еретики: мы Бога призываем молениями... Мы более вас Бога молим, и бдим, и молимся, а не живем в лености, как вы».
Главные догматы богословского вероучения о самостоятельности и могуществе дьявола, создавшего мир, приводят обличителя в ужас:
«О некотором немного поведав, об остальном помолчу... рассказывают некие басни, которым учит отец их диавол, неподобно будет лжи их перед вами открывать». «Вам же, еретики, кто сказал, что Бог не сотворил всю сию тварь? Бог и нас и все видимое и невидимое сотворил. Ваши же мысли и словеса диавол всеял, не найдя места под небесами, он свил гнездо в ваших сердцах...» «Больше того, — замечает он в другом месте, — и над свиньями диавол не имеет власти, тем более над человеком, сотворенным рукой Божьей. Часто слышим от ваших, беседующих: почему Бог попускает власть диавола над человеком? Но эти словеса — суть детские и нездравы умом. Ради своих целей Бог попустил диаволу сеять мысли злые в человеческих сердцах... По воле диаволовой, они говорят, существует ныне все: небо, солнце, звезды, воздух, земля, человек, церковь, кресты, и все достояние Божье диаволу передают, и все, что движется на земле, и одушевленное и бездушное, называют созданным диаволом... Христа называют старейшим сыном, меньший же, который изменил Отцу, диаволом стал... И того дьявола нарицают творцом и создателем земных веществ, и его же считают тем, кто повелел человеку иметь жену и есть мясо и пить вино; и просто похулив все наше, сами себя считают небесными жителями, а женящегося человека и живущего в миру зовут слугами маммоны».
Желая доказать всю неосновательность таких требований от мирского человека, Козьма обращается к своему любимому источнику, посланиям Павловым, убежденный в успехе довода, и говорит:
«Видите ли, еретики, святого Духа речь сию, глаголющего, насколько законный брак чист и разрешен Богом, и что пища, и питие в меру не послужат к осуждению человека».
Так же основываясь на авторитете апостолов, аргументируется и осуждение отрицания богомилами Ветхого Завета. «Если и апостолам не имеете веры, то вы более неверны, чем поганые, и зловреднее бесов».
Ввиду свободомыслия противников и имевшегося у них разнообразия доводов обоюдное положение борющихся сторон было неравносильно.
«Какую неправду вы видите в пророках, почему хулите их и не принимаете книг, написанных ими? Каким образом называете себя любящими Христа, а прорицания о нем святых пророков отметаете? Пророки ведь от себя ничего не говорили, но как им велел святой Дух, так и возвещали нам».
О кощунстве еретиков над Богоматерью, «которую они не чтут, но много о ней лгут, их речи и ложь нельзя даже излагать в этой книге», сообщает одно из мест. Как ни подобны бесам еретики, но, впрочем, бывают они злее самих бесов:
«Бесы ведь креста Христова боятся, еретики же ломают кресты и делают из них свои орудия. Бесы боятся образа Господня, на доске изображенного, еретики же не кланяются иконам, называя их кумирами. Бесы боятся костей праведников Божиих, не смея приблизиться к ковчегам, в которых лежит бесценное сокровище, данное христианам на избавление от всякой беды; еретики же ругаются на них и над нами смеются, мы видим, что они не кланяются им и не просят от них помощи... И не хотят славы дать святым, и Божий чудеса хулят, которые творят мощи святых силой святого Духа, и говорят: не по воле Божией творятся чудеса, но диавол то творит на прелесть человекам, и многое иное о них лгут, кивая главами своими, как жиды, распинающие Христа».
По поводу насмешки сектантов над чудесами Христа обличитель предпочитает держаться одной иронии, как и по отношению к вопросу о крещении, необходимость которого они отрицали. Так как в младенцах олицетворяется исключительно телесное начало, это зло творения, то бо-гомилы, исходившие во всем из своей центральной идеи, гнушались их.
«А еще если доведется им увидеть младенцев, то как смрадного зла гнушаются, отворачиваются, плюются».
Подробнее «Слово» останавливается на святом Комкании, то есть Причастии.
«Что же эти говорят о святом Комкании? Что не Божиим повелением творимо Комкание, не есть, как они говорят, само тело Христово, но то же, что и вся обычная пища...» В ответ еретикам обличение восклицает: «Слушай меня, безбожный еретик, о чем рек Господь к апостолам, хлеб давая им... Тем же и тех самых жидов, распинавших Христа, еретики грешнее: они ведь над телом надругались, а эти — над божеством».
Изворотливость еретиков, их готовность к лицемерию, если то требовалось интересами веры, не укрылось от проницательности обличителя. Известно, что богомилы, как и альбигойцы, и последователи тайных русских сект, дозволяли себе скрывать перед православными свои убеждения и обряды, оправдывая то необходимостью.
«Еретики же, слыша слова апостола Павла о кумирах, говорят: не подобает нам повиноваться злату или серебру, сотворенному хитростью человеческой, мнят, что то сказано об иконах, и по причине этих слов не кланяются иконам, но лишь от страха человеческого и в церковь ходят и крест и икону целуют; если же о них узнают, что они обратились в нашу истинную веру, то говорят: все это делаем по человеческому, а не по сердцу, в тайне же храним свою веру».
Ожидание Антихриста еще более уподобляет их со средневековыми альбигойскими и русскими беспоповскими сектами нашего времени.
«Авраама же, друга Божия, и Даниила, и Азарии и прочих пророков не приемлют, их же и звери свирепые убоятся и огонь угаснет. Иоанна же Предтечу, эту зарю великого Солнца отрицают, называя его антихристовым предтечей... Сами еретики по истине — антихристы», — заключает обличитель. Он не находит предлога объяснить изменения, сделанные ими в обрядах и постановлениях церковных. Евангелие и Апостол «не просто пересказывают, но извращают все на свою пагубу». Их тайные собрания, эти радения раскольников, не рассказаны подробно, ибо это — «тысячи соблазнов, поклоняются же в своих, затворившись, храмах четырежды днем, и четырежды ночью, и все пять врат своих отверстыми имея, которые ведено держать затворенными; кланяясь же говорят: Отче наш иже еси на небеси. Кланяясь, не творят креста на своем лице». Исповедь их была такой же, какую требовали позднейшие кальвинисты: «Еретики же сами в себе исповедь творят и принимают, сами являясь связанными узами диавола; не только мужи ее творят, но и жены...»
«Кто вам указал, — вспоминает обличитель, — в день воскресения Господня поститься и кланяться и ручные дела творить? Вы говорите: человеки то установили, а не написано того в Евангелии. И все Господни праздники и память святых мучеников и отцов не чтете».
Учение еретиков было слишком радикально, ибо автор счел должным прибавить: «Прочие же их гнусные словеса оставлю; слишком многие лжи в них сплетены. Их только тем подобает говорить, кто ума не имеет» [2_62].
Элементы будущей церковной оппозиции были, таким образом, весьма грозны.
Сторона социально-гражданского быта богомилов представляла явления не менее резкие. Славянские еретики далеко не чужды были государственных идеалов и утопий. Они проповедовали политическое учение в таких формах, что обличитель должен защищать перед ними необходимость государственной власти. Надо полагать, по этому важному памятнику, что предшественники альбигойцев были, в наших терминах, коммунисты. Республиканские стремления альбигойцев, их тяготение к городской конституции, их борьба, на- правленная столько же за веру, сколько за гражданскую свободу, — все это в значительной степени объясняется политическим характером ереси, предшествовавшей им.
«Учат же своих не повиноваться властителям своим, хулят богатых, царя ненавидят, ругают старейшин, укоряют бояр, мерзостью перед Богом считают работать на царя и всякому рабу не велят работать на своего господина»[2_63]. В результате обличитель весьма долго старается доказать, что «цари и бояре Богом поставлены».
