Гео Виденгрен - Виденгрен Гео Мани и манихейство
Дело втом, что с приходом Аббасидов в центральную область халифата, располагавшуюся в Месопотамии, пришла сасанидская практика управления. Неподалеку от древней столицы Селевкии-Ктесифона основывается новая столица, Багдад, «Божий Дар». Примечательно, что это персидское слово. Ибо теперь когда-то побежденный и почти полностью разграбленный Иран мстит за себя. Возрождение национального персидского духа начинается в IX веке в восточном Иране. Уже в VIII веке в Месопотамии переводчики и персидские писатели начали переводить часть шедевров мировой литературы с персидского языка на арабский. Теперь такие переводчики и писатели, как Ибн аль-Мукаффа и Башшар ибн-Бурд снова развивают бурную деятельность. При этом интересно, что почти все эти писатели персидского происхождения справедливо или несправедливо обвинялись в манихейских симпатиях. Их клеймили словами «дуалист» или «зиндик». В то время как первое слово понятно и без объяснений, второе нуждается в более подробном рассмотрении. Арабское слово zindпq — это персидское заимствование. Оно восходит к средне-иранскому слову zandпk и означает «приверженец занда», где zand означает особый вид религиозной традиции, а именно письменно фиксированной традиции магов из Шизы (ср. выше с. 57–58). Если манихеи обозначаются как зандики, в этом следует видеть характерное совпадение. Манихеев не только рассматривают как приверженцев особого, а именно еретического вида религиозной традиции — ибо, очевидно, это означает zandпk уже в сасанидскую эпоху, — но это обозначение связывает их также с религией магов, что в некотором смысле действительно соответствует положению вещей (ср. выше с. 61–62).
Персидские писатели, о которых мы говорили, возможно, в первую очередь ответственны за то, что писания Мани были переведены на новый мировой язык, арабский. По крайней мере Масуди сообщает, что Ибн аль-Мукаффа перевел на арабский довольно большое число сочинений Мани. В целом во времена Аббасидов мы имеем дело с цветущей арабоязычной литературой. Ученые, как аль-Бируни и аль-Надим — мы называем только пару имен, — вполне возможно, в своих превосходных сообщениях о Мани, его учении и его церкви опираются на аутентичные манихейские произведения на арабском языке.
Среди этих произведений мы прежде всего обнаруживаем труды самого апостола, из которых до нас дошли подробные и крайне ценные выдержки. Кроме того, существовал еще целый ряд других сочинений, названия которых сообщает нам в своем Фихристе аль-Надим. О большинстве из них мы знаем лишь их названия; однако в некоторых случаях мы можем составить какое-то мнение и о их содержании. Это в особенности относится к некой защите манихейского учения против ислама. Эта защита позднее подверглась нападению со стороны одного исламского теолога, и благодаря приведенным им выдержкам мы обладаем определенным представлением о содержании этого сочинения. К сожалению, исламский критик следует той же практике, что и его христианские коллеги: он довольствуется несколькими вырванными из контекста тезисами. Тон его полемики отличается грубостью, по сравнению с которой сегодняшняя религиозная дискуссия выглядит почти что вежливой. Язык чрезвычайно труден для понимания, и вполне возможно, что текст частично испорчен. Это крайне прискорбно, так как не может подлежать никакому сомнению, что этот текст сам по себе мог бы много дать для понимания манихейства в исламскую эпоху.
В этой связи мы хотим также упомянуть отчет, который дает о системе Мани мусульманский теолог и философ религии аль-Шахрастани. Здесь манихейское учение появляется перед нами в более «философской» форме. Без сомнения, в этом обличье манихейство могло показаться привлекательным многим мыслителям с дуалистическими симпатиями. На самом деле все выглядит таким образом, как будто манихейская религия во времена халифата более чем когда-либо прежде стремилась к тому, чтобы выступать в качестве всеобъемлющего мировоззрения, включив в себя также целый ряд научных и псевдо-научных дисциплин. Так, от Масуди мы узнаем, что манихеи с увлечением занимались медицинскими и астрологическими спекуляциями. В частности, мы можем указать на весьма своеобразные теории о развитии эмбриона в теле матери, за которыми мы можем проследить от пехлевийского компендиума «Бундахишн», посвященного манихеям, до исламских гностических сект.
Во времена Аббасидов манихеи столнулись с сильнейшим сопротивлением со стороны государственной власти. Величайшей жестокостью и нетерпимостью по отношению к манихеям в особенности выделяются правления аль-Махди (775–785 гг.) и аль-Муктадира (908–932 гг.). Чтобы проводить мероприятия против всех еретиков, в особенности против манихеев, был создан инквизиторский суд под руководством Великого инквизитора, Sahib al-zanдdiqah, властителя над зиндиками (перевод этого выражения можно варьировать по желанию). Он был уполномоченным, чьей обязанностью было вести дела зиндиков. То, что эта беспощадная мера против манихеев сыграла для них роковую роль, явствует из данных уже много раз упомянутого аль-Надима. В то время как он, по его словам, ко времени буидского эмира Муиза аль-Давли в Багдаде (945–967 гг.) лично был знаком с приблизительно 300 манихеями, к тому времени, когда он писал свою книгу, в живых в столице осталось едва ли пятеро (Фихрист, с. 337:26f.).
О преследованиях, направленных против приверженцев манихейства, рассказывают много мрачных, но много и веселых эпизодов. Так, уважаемого ученого и переводчика Ибн аль-Мукаффу ожидал ужасный конец: правитель провинции, который был его личным врагом, приказал сжечь его после страшных пыток.
Однако имеются и другие эпизоды, в которых хотя и присутствует темная сторона, но которые все же приятнее рассказывать. Например, существует следующий рассказ из времен халифа аль-Мамуна (813–833 гг.), который сообщает нам Масуди. Он вполне подходит и для того, чтобы дать представление о методах, применявшихся против манихеев. Рассказывает Тумама ибн Ашрас: «К Мамуну пришло донесение о десяти жителях Басры, о “еретиках”, тех, кто следовал учению Мани и рассуждал о “свете” и “тьме”. После того как ему назвали их по именам, одного за другим, он приказал привести их к нему. Когда их собрали вместе, их увидел один приживала и сказал себе: “Эти там точно собираются на пирушку”. Дело в том, что он заметил их благородный, почтенный вид и чистые одежды. Он смешался с ними и ушел вместе с ними, не зная, как обстоит дело, пока стража не пришла на корабль. И приживала сказал себе: “Прогулка, в этом нет сомнений!” И вместе с ними он взошел на борт корабля. Однако прошло немного времени, как принесли оковы и заковали в них всю компанию, и паразита вместе со всеми. Тогда приживала подумал: “Мои прихлебательские склонности привели меня к этому положению!” После этого он обратился к старейшим из них и сказал: “Прошу прощения, что вы за люди?” Они отвечали: “Да, но кто тогда ты? И действительно ли принадлежишь к нашему братству?” Он сказал: “Клянусь Аллахом! Я совершенно не знаю, что вы залюди. Но сам я, клянусь Аллахом, только приживала по профессии. Сегодня я вышел из моего жилища и встретил вас. И я заметил вашу благородную наружность, ваш великолепный вид и ваши приятные манеры и занял место рядом с одним из вас, как будто принадлежу к вашему обществу. И вы пошли на этот корабль и я увидел, что на нем везут эти подушки и ковры. И я увидел полные столы и путевые мешки и корзины, ия сказал: “Они отправляются на прогулку, в какой-нибудь замок или сад! Смотри, это благословенный день! И я очень радовался, когда к вам подошли эти стражники и заковали вас и меня заковали вместе с вами. Мой рассудок в тумане. Расскажите мне, в чем дело!” Они рассмеялись над ним и радовались и веселились. Затем сказали они: “Сейчас ты воистину включен в наше число и скован с нами! Что касается нас, то мы манихеи, на которых донесли аль-Мамуну, и нас приведут к нему, и он спросит о нашем исповедании и призовет отказаться от нашего учения и потребует от нас проклясть его и обратиться, подвергнув нас всяческим испытаниям. Среди них и такое, что он покажет нам изображение Мани и прикажет нам плюнуть в него и отречься от него. И он прикажет нам пожертвовать водяную птицу (это tadra|). Кто согласится на это, тот спасет свою жизнь, но кто воздержится от этого, умрет. И если тебя спросят и подвергнут испытаниям, то расскажи о себе и своей вере все, к чему тебя влечет твоя склонность. Но ты упомянул, что ты приживала, а приживалы обычно владеют большими запасами историй и рассказов. Поэтому сократи нашу поездку рассказом (хадисом) или анекдотом!”
Когда они прибыли в Багдад и предстали перед альМамуном, тот начал вызывать их по именам, одного за другим, и каждого расспрашивал о его учении. И он учил его исламу и ставил ему испытания и призывал его отречься от Мани, показывая ему его изображение и приказывая плюнуть на него и отречься от него, и еще иное в том же роде. Но они отказались, и он заставил их прыгать на мечи, пока он не дошел до приживалы, после того как десять человек были умерщвлены и закончилось (записанное) число. Аль-Мамун сказал стражникам, приведшим заключенных: “Кто этот?” Они сказали: “Клянемся Аллахом, мы не знаем, разве что мы нашли его вместе с остальными и привели его сюда”. Аль-Мамун сказал ему: “Что насчет тебя?” Он отвечал: “О повелитель правоверных! Я убью свою жену, если я понимаю что-либо из их речей. Нет, я всего лишь приживала…” — и он рассказал ему свою историю с начала до конца. И аль-Мамун рассмеялся. Затем он показал ему изображение и (паразит) проклял его и отрекся от него. И он сказал: “Дай мне его, и я наложу на него! Клянусь Аллахом, я не знаю, кто был этот Мани, еврей или мусульманин!”» (Масуди, Murыgal-dahab, VII, s. 12–16).