Джед МакКенна - Теория Всего Просветленная перспектива
“Это все, что у тебя есть?” - спрашивает Карл, перетасовывая небольшую стопку напечатанных листов.
“Я только начал”, ответил я.
“А как же первоначальная версия, которую ты упомянул?”
“В ней было около тридцати страниц рукописи, сгорели синим пламенем”.
“Могу поспорить, она была хороша”, - говорит он, “История о том, как мы нашли тебя возле прудов, грустного и одинокого, забрали тебя с собой, и дали крышу над головой, и вдохновили писать снова, и приучили пить хорошее пиво.”
“Это звучит совсем иначе в твоих устах”, сказал я. Кстати, в устах Карла всё звучит иначе. Английский - его четвертый или пятый язык, и у него уникальный акцент. Он хронически веселый и странно большой, как будто бы он меньший образец некого большего, счастливого вида.
Мы сидим в выходящей на открытый воздух гостиной на заднем дворе Карла. Майя и я уже несколько дней гостим в его отдельно стоящих апартаментах.
“Ты пишешь некую теорию всего”, - спрашивает Карл таким тоном, что знак вопроса ставить не нужно.
“Не просто некую теорию”, говорю я, “единственно возможная теория всего это истина. Это довольно очевидно, не так ли? Я имею в виду, что нам может быть известно, как истина? Cogito, верно? Единственный факт - что я существую. Я Есть.”
“Да, я это понимаю”.
“Тогда что может быть известно науке как истина”?
“Ничего более этого, я думаю”.
“Да, верно. Я Есть - это фундаментальная универсальная константа знания. Все остальное - это допущение, мнение. Скорость света - это не константа истины, но константа знания.”
“Почему ты говоришь, что скорость света - это не константа?”
“Потому что время, пространство и свет не существуют”.
Он вылупился на меня на секунду, как будто ждал продолжения.
“Это звучит безумно”, говорит он.
“Несомненно, так и есть”, соглашаюсь я и вспоминаю о высказывании Шерлока Холмса, которое мы использовали в одной из книг: “Когда вы исключите все невозможное, - то что останется, сколь бы невероятным оно не казалось, должно быть истинным”.
И вот я снова раскачиваюсь в гамаке на заднем дворе Карла, пишу заметки о теории всего и всём-всём-всём. Вот что я получаю за то, что смотрю на ночь научные программы. Конечно, я не ученый или философ, или религиозный или духовный мыслитель, или даже очень умный или воодушевленный этим вопросом. Кто я есть -это реализовавший истину, так что если вы прочитали трилогию и вы все еще со мной, значит я ваш уполномоченный туристический гид - но также вы знаете, что вам это не нужно. Как всегда, все, что вам нужно - это только смотреть на себя.
А если вы не читали трилогию, не волнуйтесь. Эта теория всего - вполне самостоятельная штука.
Я не должен называть ее просто теорией всего. Это не совсем верно. Это единственная теория всего, и на самом деле это вовсе не теория. В ней нет теоретических элементов. Это познается непосредственно, как четкая и очевидная истина, людьми даже с мозгами совершенно обычного размера, и чтобы ее увидеть самому, мы должны просто перестать видеть тайны там, где их нет.
“Так для тебя тут больше нет никаких тайн?”, спрашивает Карл.
“Нет”, отвечаю я, “Если бы оставались еще какие-то тайны, я бы не был готов, когда я был готов. Тогда все еще оставалось бы “дальше”. Я надеюсь, из книг вполне ясно, что “готов” означает “готов”. Это конец времени, конец вопросов, конец знанию.”
“Я знаю это из твоих книг”, говорит он, “но сложно поверить, что такая штука возможна”.
Карл и Сэнди предложили мне оставаться в отдельном жилище за их гаражом так долго, как мне захочется. Оно было переделано в музыкальную студию, но оставалось очень комфортным и для жилья. На их заднем дворе обустроена гостиная под открытым небом, с диванами, столами, лампами, потолочными вентиляторами и гамаком. У них живет славный черный лабрадор по имени Дюк, который очень тепло отнесся к Майе. Но в том значении, в котором я человек-собачник, Майя не собака-собачник. Ей не то чтобы не нравятся другие собаки, она просто не видит в них никакого смысла. Она может то и дело обнюхивать им зад, но без особой увлеченности. Так или иначе, гостевой домик Карла - прекрасное место, где я могу поработать, Майе он нравится, так что мы приняли приглашение побыть там некоторое время.
Я качаюсь в гамаке, играю идеями, дремлю, бросаю игрушки Майе и записываю то, что приходит в голову. Я заполняю примерно десять страниц небрежно нацарапанными заметками, пока не чувствую, что иссяк, после чего расслабляюсь и позволяю уму дышать. Затем, освеженный, я привел свои каракули к этому концентрированному путанному бардаку:
сознание первично/возникает первым... первично ко времени, пространству, материи, дуальности, причинности, и тп.... все внутри/ничего снаружи... ничего не предшествует С... С=рЗ, единая истинная модель реальности, ответ на всё, пуленепроницаемая, неопровержимая, без аномалий и исключений, совершенная,
безупречная... альфа/омега
наука/философия/духовность/религия... конец поиска/загадки/тайны... объясняет всё, не оставляет ничего необъясненным... убивает всех будд... никто не может сказать больше., ясная и простая, доступна прямому познанию... теория всего., полностью истинная... пасупатастра, мысль, уничтожающая всё и тп... сознание - король... сознание первично., con-rex
Я отложил свои заметки в сторону и задумался, почему я думаю обо всем этом, делаю ли я это, чтобы понять это лучше? Научная программа запустила во мне что-то? Прошло уже более пяти лет с тех пор, как я завершил писательскую деятельность, более шести с финального щелчка, который ознаменовал окончание трилогии для меня, и я не скучал по этому - сильно. Немного, может быть. Это приятно, иметь проект больше чем ты один, сотрудничать, выражать что-либо и приводить это выражение к полноте и завершенности. Я наслаждался тем, что был занят проектом трилогии на протяжении шести или семи лет, пока был вовлечен в него. Но когда это все закончилось, я увидел и понял, что это конец. Я был удовлетворен тем, что она завершена и больше не чувствовал побуждения писать с момента того счастливого щелчка.
Этот процесс, которому я был подвергнут, время, проведенное в общении, книги, - ничто из этого не имеет большого присутствия в моей жизни. Я заостряю на этом внимание, потому что похоже, что некоторые ребята могут предположить, что коль уж ты становишься тем, чем стал я, то это и в дальнейшем поглощает все твое время, но для меня это незначительное чудачество из моего прошлого. Может пройти несколько дней, и я ни разу не подумаю об этом, а когда думаю, это напоминает по ощущениям обрывок сна или смутное воспоминание, которому я не могу доверять полностью. Действительно ли я сделал все это и написал те книги? Да, похоже так. Вау, это довольно странно.
Главным напоминанием является то, что я живу в отличной от окружающих меня людей парадигме, но меня окружает не так уж много людей, чтобы этот момент всплывал часто. А даже если это и случается, - моя новая норма жизни уже давно мне не в новинку.
На самом деле, я рассматривал возможность написания книги об энергетическом потоке и сонастройке, гладком безусильном функционировании и таком прочем. Я встречал множество книг о манифестации желаний, молитве и осознанном творении, использовании тех или иных техник, чтобы достичь тех или иных результатов, и мне было любопытно, смогу ли я внести некий вклад в эту тему.
Но нет. Все это было освещено в трилогии настолько хорошо, насколько я мог это сделать. Ключом является Человеческая Взрослость, и мне кажется, что в большинстве этих книг нет ясности в этом вопросе. Поэтому по факту они учат Человеческих Детей тому, как выжать максимум из своего детства, а не тому как его перерасти. Я не был заинтересован и не принимал бы участия в сотворчестве, связанном с обучением Человеческих Детей чему-либо, кроме того, как стать Человеческими Взрослыми, и продолжать развитие в этом направлении. Человеческая Взрослость - это ключ, который открывает жизнь, и едва ли я мог бы добавить что-либо к уже сказанному в прежних книгах.
Сейчас, пять лет спустя, я с удивлением ощутил, что писательский зуд появился снова. Появился же? Этот вопрос отвечает сам на себя. Если я не уверен, значит не появился. Я начну новый писательский проект только в том случае, если получу ясную инструкцию на это. И если я не уверен, что она получена, значит ее не было. Я больше не пишу по своему собственному желанию, как это было с духовным аутолизисом. Единственной причиной писать для меня может стать, как я объяснял в Духовной Войне, получение ясного понимания и всяческой поддержки, так что по-большому счету это не я пишу, это процесс сотворчества, где я играю определенную роль, и где все знают свои партитуры. Я не тяну, не толкаю и не управляю. Я жду пока необходимые части возникнут и затем исполняю надлежащее безусильно и ясно. Это касается не только писательства, но и всего прочего. Я расслабляюсь, отдаваясь большему процессу. Я позволяю ему развернуться и чутко реагирую на едва различимые движения потоков.
