Рэймонд Браун - Введение в Новый Завет Том II
В главе 7 Павел начинает отвечать на вопросы коринфян[203]. Первый из них касается утверждения (принадлежащего Павлу или возникшего в Коринфе): «Хорошо мужчине не касаться женщины»[204]. (Такая модель из цитируемых высказываний/лозунгов, которые затем обсуждаются, часто рассматривается как подражание Павла кинической диатрибе.) Хотя воздержание от сексуальных отношений само по себе похвально, Павел не поощряет его в браке, ибо оно ведет к соблазнам и несправедливости. Он поддерживает желание вступить в браку тех, кто не может воздерживаться, хотя сам хотел бы, чтобы все были как он, то есть, видимо, без жены (Павел — вдовец или никогда не был женат?); и конечно, необходимо воздержание (7:2–9).
Тем же, кто уже женат (вероятно, имея в виду конкретную семью), Павел повторяет повеление Господа против развода и повторного брака (7:10–11), но добавляет собственное правило: разделение возможно, если один из супругов не христианин и не может жить с верующим в мире (7:12–16)[205]. Строки 7:17–40 пронизаны апокалиптизмом: всем людям (обрезанным и необрезанным, рабам[206], холостым и женатым, вдовым) лучше оставаться в том состоянии, в котором они были призваны, ибо «время уже коротко»[207]. См. темы для размышления в главе 21 о «временной этике» и о том, как быть с такими наставлениями две тысячи лет спустя. В данном случае апокалиптизм — одна из главных причин, по которым Павел защищает целибат. Как христианская ценность целибат лишен смысла, если не сопровождается другими чертами (добровольная бедность, жертвенность), отражающими веру в то, что мир сей простоит недолго.
В главе 8 Павел отвечает на вопросы о пище, которая была пожертвована богам, а затем продавалась[208]. Поскольку нет иных богов, кроме Единого Бога, Отца и источника, из которого исходит все[209], неважно, жертвенная ли это пища или нет. Таким образом, христиане свободны: «Едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (8:8). Однако Павел заботится о немощных новообращенных, чье знание несовершенно и которые могут подумать, что наличие в храме идола и трапеза там означает поклонение этому богу и что вкушение идоложертвенного — идолопоклонство. Поэтому важно не соблазнить немощных[210]. Павел руководствуется утверждением, которым начинается обсуждение (8:2): знание, даже правильное, может надмевать, но любовь укрепляет других и сдерживает своекорыстие. (Понятие пастырского ограничения прав может стать проблемой для поколения, которое постоянно говорит о правах, но не об обязанностях.) Если пища приводит к падению «немощных», лучше не есть ее (8:13). «Не подавайте соблазна ни иудеям, ни эллинам, ни церкви Божией» (10:32).
В главе 9 Павел страстно защищает свои права как апостола. Некоторые не признают его апостолом, но он видел воскресшего Господа, и его миссионерские успехи доказывают его апостольское звание. Не от сомнения в своем статусе Павел не пользуется своими правами апостола — например, права получать пищу и материальную поддержку от общины, взять с собой жену–христианку, которую тоже будут содержать верующие[211]. Он предпочитает сам содержать себя и проповедовать безвозмездно, чтобы просьба о поддержке не стала препятствием вере (могут подумать, что он проповедует ради денег). Два глубоко риторических отрывка (9:15–18,19–23) представляют Павла с самой лучшей стороны. Он явно гордится тем, чего достиг ценою своих жертв, в то же время — на нем обязанность, возложенная на него Богом: «Горе мне, если не благовествую». В своей проповеди он стал всем для всех, чтобы приобрести больше последователей: для подзаконных был как подзаконный, для чуждых закона — как чуждый закона, для немощных был как немощный. (Этот отрывок должен стать предостережением всем тем, кто видит во взглядах Павла строгую и негибкую идеологию: прежде всего он был миссионером.) В 9:24–27 он завершает разговор о трудностях, которые преодолевал в своем служении, используя образы спортивного состязания (что должно было быть близко коринфянам, для которых Истмийские игры имели большое значение[212]). Он строг к себе, чтобы его самого не дисквалифицировали после проповеди другим.
Главы 10–11 рассматривают другие проблемы коринфян, в основном, связанные с общинным богослужением. В 10:1–14, говоря об исходе, во время которого многие израильтяне прошли сквозь море и ели одну и ту же духовную пишу, но, тем не менее, лишились благоволения Бога, Павел предостерегает коринфян от распущенности, уныния в испытаниях и идолопоклонства — все примеры испытаний Израиля в пустыне были «написаны в наставление нам, достигшим последних веков»[213]. В 10:2 и 14–22 Павел пишет о крещении и о евхаристической чаше благословения, которая есть приобщение (koinōnia) крови Христовой, и преломлении хлеба, которое есть приобщение тела Христова (10:16). Здесь Павел высказывает некоторые важные для последующей сакраментологии идеи, так как четко показывает, что через крещение и евхаристию Бог избавляет христиан от бремени и поддерживает их. Он также объясняет, что такая поддержка не делает тех, кто участвует в таинствах, невосприимчивыми к грехам и не избавляет от божественного суда. Поскольку многие участники — это одно тело[214], участие в евхаристии несовместимо с участием в идолопоклоннических жертвах, которые фактически приносятся демонам и делают людей соучастниками демонов[215]. Нельзя участвовать одновременно в трапезе Господа и трапезе демонов. Прерывая разговор о евхаристии, в 11:1–16 он дает рекомендации о правилах поведения во время общинной литургии: мужчина не должен молиться или пророчествовать с покрытой головой, а у женщины голова должна быть покрыта. Богословская основа этого требования (мужчина — славное отражение Бога, а женщина — отражение мужчины, женщина должна иметь на голове знак власти над ней для ангелов[216]) не кажется полностью убедительной даже самому Павлу, и в итоге (11:16) он просто ссылается на церковный обычай.
Далее в 11:17–34 Павел возвращается к евхаристии и трапезе, на которой она совершается[217], резко выражая неудовольствие поведением коринфян. Разногласия (упомянутые в 1 Кор 3:3) переносятся на «вечерю Господню», где коринфяне собираются как церковь (11:18), чтобы возвещать о том, что Иисус сделал и сказал в тот день, когда был предан, доколе Он не придет (11:20, 23–26). Видимо, некоторые христиане ели до особого преломления хлеба и принятия чаши благословения, а другие не допускались к этой трапезе и оставались голодными («иной бывает голоден»). Возможно, это отражает социальную обстановку, когда потребность в большой комнате приводила к тому, что евхаристическое собрание проводились в доме зажиточного человека; на евхаристию приходили все христиане (включая неимущих и рабов), но хозяин звал к столу для предшествующей трапезы только состоятельных друзей[218]. Павел совершенно иначе мыслил себе церковь Божию (11:22): надо либо собираться на трапезу всем вместе, либо прежде поесть у себя дома (11:33–34). Целью священного преломления хлеба является koinōnia (10:16), а не разделение общины. Человек также грешит перед Телом и Кровью Господа, если вкушает хлеб и пьет чашу недостойно (11:27) — по–видимому, не понимая, что это тело и кровь Господа (11:29)[219]. Более того, Павел утверждает, что коринфяне уже терпят наказание: некоторые умерли, а многие больны (11:30). Несмотря на Книгу Иова, многие иудеи усматривали прямую взаимосвязь между грехом и болезнью/смертью.
Раздел 3 основной части (12:1–14:40). Главы 12 и 14 посвящены духовным дарам, изобильным среди коринфских христиан, а глава 13 («гимн любви») прерывает повествование и выступает своего рода поучением к исправлению, направленным на искоренение ревности к духовным дарам[220]. Эти главы пользовались таким вниманием экзегетов, что лучше разобрать их отдельно (см. подразделы ниже). Пока остановимся кратко лишь на одном аспекте описанной Павлом картины. Поскольку в 12:28 перечислены апостолы, пророки и учителя как обладатели основных харизм, часто считается, что коринфская община руководилась харизматиками, то есть теми, кому, как считалось, один из этих даров дан Духом. Однако не все так просто: отметим дар «управления» в 12:28. Более того, мы знаем относительно мало о том, как распределялись функции между апостолами, пророками и учителями, и в какой степени речь была о других апостолах, кроме Павла. Даже если Еф 4:11 написано позже, его последовательное перечисление апостолов, пророков, благовестников, пастырей и учителей предостерегает нас, что, возможно, не существовало строгого и единообразного распределения функций. Описание в 1 Кор 14:29–33 того, как говорили пророки, показывает, как трудно с уверенностью сказать, что они делали[221]. В 14:34–35, сразу после описания пророчества, сказано, что женщинам нельзя говорить в церквах; однако 11:5 позволяет женщинам молиться и пророчествовать с покрытой головой[222]. Идея о том, что в 50–х годах все Павловы церкви управлялись харизматически, подобно церкви в Коринфе, и что спустя 20–30 лет вместо этого возникла более институционнализированная структура с епископами и дьяконами (отраженная в Пастырских письмах), рискованна: во–первых, она не подтверждается большинством писем данного периода; во–вторых, в Флп 1:1 упомянуты епископы и дьяконы[223].
