Священник Даниил Сысоев - Антропология Адвентистов Седьмого дня и свидетелей Иеговы
7. Усвоение плодов искупления
Одним из важнейший вопросов антропологии является учение о том, как мы можем спастись от греха, проклятия и смерти. Как может быть изменена сама наша природа, пропитанная распадом. Библия утверждает, что для этого потребовался искупительный подвиг Иисуса Христа. А раз так, то возникает важнейший для антропологии вопрос: «как то, что произошло в Иерусалиме 2000 лет назад может стать лично моим, быть воспринято моей личностью?» И тут все извращения антропологии сектантов становятся очевидными. Ведь если человек — просто плоть, то как он может воссоединиться с бессмертным Богом? Ответ еретиков мы рассмотрим ниже. Но предварительно надо сказать несколько слов о том, что значит для адвентистов и иеговистов само Искупление.
7.1. Что дало искупление человеку?
Вопрос вынесенный в заглавие чрезвычайно важен и он дает ключ к пониманию места человека во Вселенной.
Мнение адвентистов совпадает, в основном, с традиционным учением радикального протестантизма. Христос изменил отношение к нам Бога, удовлетворил требованиям Его правосудия и теперь Тот больше не считает нас грешниками. Подробнее их учение об освящении человека мы рассмотрим ниже.
Любопытно, что мнению иеговистов, «наше спасение, это не самая главная цель жизни и смерти Иисуса на земле. Нет, прежде всего Иисуса волновал спорный вопрос, касавшийся всей Вселенной»[222]. Суть этого вопроса, по их мнению заключается в следующем: «кто имеет право управлять и чье управление правильное?»[223] То есть дело спасения людей находилось на периферии внимания Христа и Иеговы. Получается, что человек — это мелкая букашка, которую спасли так, заодно, решая свои проблемы. Впрочем такой подход и не удивителен для сектантов, отвергающих Воплощение и считающих человека только живым телом.
Но еще более удивительным является учение иеговистов о том, кому смогла помочь смерть Христа. По их учению, Христос был равноценным выкупом за грех Адама[224], потому что он был единственным, после Адама, совершенным человеком. И своей смертью он заплатил долг Адама возвратив Иегове совершенную жизнь в качестве совершенной компенсации[225] за преступление первозданного. Более того, исходя из таких представлений об искуплении, они отвергают божественное достоинство Христа. «Если бы Иисус был частью Божества, цена выкупа оказалось бы неизмеримо больше, чем того требовал Закон Бога. В Едеме согрешил не Бог, а всего лишь совершенный человек, Адам. Поэтому, чтобы действительно удовлетворить Божией справедливости, нужен был точно такой же выкуп — совершенный человек»[226]. Несчастным иеговистам и в голову не может придти, что Бог может поступит не только по справедливости, но и по Своей великой любви. Вопреки иеговистам все отцы, да и Библия подчеркивает превосходящее понимание милосердие Бога (Рим. 5, 8), которое проявилось с том, что Он Сам спас нас (Ис. 35, 4), Своей собственной Кровью (Деян. 20, 28).
Не понимая этого, иеговисты считают, что добрые дела добавляют нечто к силе Крови Христа (а не являются, как считают православными Ее плодами, а вместе с тем и условием спасения вместе с верой). Рассел вообще утверждал, что «на вопрос: имеет ли смерть Христа на Голгофе какое-то отношение к искуплению наших грехов? — ответ должен быть: НЕТ!»[227] По его мнению, мы должны будем своими добрыми делами во время 1000 царства заслужить себе вечную жизнь. А если и тогда мы будем себя плохо вести, мы исчезнем навсегда[228]. Но слово Божие почему-то не упоминает о возможности второго шанса. Напротив, ее весть сводится к тому, что спасение возможно именно сейчас, а завтра уже может быть поздно (Евр. 9, 26–28; 2 Кор. 6, 1–2).
Итак искупление для рассматриваемых сектантов практически ничего не дало личности человека. Оно коснулось только отношения Бога к нам. Оно не дало нам никаких сил к деланию добродетелей, но при этом почему-то требуется, чтобы мы жили свято.
7.2. Вера и дела
Так как адвентисты и иеговисты выросли из протестантизма, то вопрос об усвоении человеком спасения проистекает из западного понимания самого процесса спасения. Но учитывая извращенные представления о самой природе человека, то все проблемы данного подхода становятся еще более сложными. Ведь и верящим, и делающим дела субъектом является груда атомов, не обладающая бессмертием, который и в случае ошибки не будет вечно нести груз вины, а будет уничтожен.
Вопрос о соотношении веры и дел является одним из основных разделяющих адвентистов и иеговистов. Первые вполне точно воспроизводят доктрины радикального протестантизма о спасении только верой. «По бесконечной любви и милости Бог соделал так, что Христос, не знавший греха, ради нас понес на Себе наши грехи, «стал грехом за нас», чтобы в Нем мы соделались праведными пред Богом. Под влиянием Святого Духа мы сознаем нашу нужду, признаем нашу греховность, раскаиваемся в наших преступлениях и верою принимаем Иисуса как Господа и Христа, как Того, кто занял место и оставил нам пример. Вера, посредством которой мы получаем спасение, приходит к нам от Божественной силы Его Слова и является даром Божьей благодати. Благодаря Христу Бог оправдывает и принимает нас как своих сыновей и дочерей, избавившихся от господства греха. Действие Духа Святого производит в нас возрождение и освящение. Дух обновляет наши умы, пишет в наших сердцах Божий закон любви, и нам дается сила, чтобы жить святой жизнью. Пребывая в Нем, мы становимся причастниками Божественной природы и имеем уверенность в спасении как теперь, так и на суде»[229]. — Сообщает нам адвентистское «Основание веры (10)». «Ни оправдание, ни освящение не являются результатом добрых дел»[230] — добавляют они.
Однако удивительно, что несмотря на радикальное отвержение необходимости добрых дел для спасения адвентисты утверждают необходимость соблюдения ветхозаветного обрядового закона (по крайней мере в том, что касается пищевых запретов и субботнего покоя).
Этот вопрос прекрасно рассмотрен еще до появления адвентизма Восточными Патриархами, которые дали исчерпывающий анализ их воззрений: «Веруем, что человек оправдывается не просто одною верою, но верою, споспешествуемою любовию, т. е. чрез веру и дела. Признаем совершенно нечестивою мысль, будто вера, заменяя дела, приобретает оправдание о Христе: ибо вера в таком смысле могла бы приличествовать каждому, и не было бы ни одного неспасающегося, что, очевидно, ложно. Напротив мы веруем, что не призрак только веры, а сущая в нас вера, чрез дела оправдывает нас во Христе. Дела же почитаем не свидетельством только, подтверждающим наше призвание, но и плодами, которые соделывают веру нашу деятельною, и могут, по Божественному обетованию, доставить каждому мзду, добрую или худую, смотря потому, что он соделал с телом своим»[231].
Представления о спасающей вере не чужды и иеговистам и они применяют их тогда, когда им необходимо отвергнуть учение о необходимости для спасения человека св. Таинств (в первую очередь Евхаристии). «Правда, учение Иисуса было бы крайне предрассудительным, если бы Он призывал к канибализму. Но Иисус, конечно, не выступает за буквальную еду Его плоти и питье Его крови. Он лишь подчеркивает, что всем желающим достичь вечной жизни нужно проявить веру в жертву, которую Он принесет, когда принесет в жертву Свою совершенную человеческую плоть и прольет Свою кровь»[232]. Но отдав дань радикальному протестантизму в отрицании реальности Причастия, в вопросе спасения они применяют совсем другой, скорее языческий, чем христианский подход, ибо считают, что оно заслуживается каждым человеком (кроме 144000) во время «второй попытки» 1000-летнего царства.
Но впрочем исходя из сектантских представлений о человеке совершенно непонятно, какое значение имеет и вера и дела. — Ведь всек они — результат случайного соединения энергий и атомов. Тут уже более логичным было бы декларирование доктрины безусловного Предопределения. Тогда хотя бы не нужно было бы спрашивать о том, кто виноват в вечной гибели одних, и спасении других. А здесь та же проблема маскируется рассуждениями о свободной воле, которая никак не выводима из плоти, которой якобы только и является человек.
7.3. Покаяние
Для адвентистов покаяние — «чистосердечная печаль о грехе»[233]. «Те, кто раскаивается, испытывают печаль и чувство вины… они сознаются в конкретных грехах. Через решительное усилие воли они полностью покоряются Спасителю и оставляют свои греховные поступки. Таким образом покаяние достигает своего апогея в обращении — повороте грешника к Богу»[234]. — Из этого определения видно, что все представления о духовной жизни у данных сектантов насквозь пронизаны гуманизмом. Сам человек, усилием своей воли вызывает в себе покаянное чувство. И даже побуждением для этого является не призывающая благодать Святого Духа, а «сознание прощающей любви Христа»[235], возникающая в свою очередь «от размышления об непостижимой божественной любви»[236]. По убеждению сектантов, «сердце наше умиляется и покоряется, когда мы чувствуем, то смерть Христа оправдывает нас и избавляет от вечной смерти»[237]. Подобным образом рассуждают и иеговисты. Раскаяние для них — это «изменение своего склада ума и отклонение своего прежнего образа жизни как нежелательного»[238]. Удивительно, что при всем пафосе отвержения спасения делами, которое мы рассматривали выше, получается, что самое первое в деле спасения — покаянный переворот, происходит не действием Божией, а собственным усилием человека, основанным на определенной информации. Перед нами налицо проявление классического пелагианства, основанного на представлении о несообщимости человеку божественных энергий.
