Михаил Гринберг (Зеленогорский) - Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)
Разумеется, как в деле еп. Андрея, так и в конфликте с митр. Агафангелом, можно было бы сослаться на чрезвычайные обстоятельства и необходимость решительных мер в столь сложное и опасное для православия время (именно на такой путь ранее встали обновленцы). Однако патриарх Тихон в своем воззвании от 28 июня 1923 года высказался за недопущение подобной практики, дающей повод к соблазнительным прецедентам:
« В 46 правиле Двукратного Константинопольского Собора говорится: «По причине случающихся в Церкви
121
Божией распрей и смятений, необходимо в сие определить: отнюдь да не поставляются епископы в той церкви, которой предстоятель жив еще и пребывает в своем достоинстве, разве сам добровольно отречется от епископства — то подобает прежде привести к концу законное исследование вины, за которую имеет удален быти, и тогда уже по его низложении вывести на епископство другого, на место его». «А у вас, — обращается Патриарх к обновленцам, — просто устранили и назначили другого» (443).
Собор 1917/1918 гг., рассматривая одно из возможных наиболее предосудительнейших нарушений епископов, категорично определил: «Епископ, противящийся высшей церковной власти и обращающийся за содействием к власти гражданской, запрещается в свящешослужении с преданием церковному суду» (313, 58).
И вот митр. Сергий добивается дисциплины в ограде Церкви всеми доступными ему средствами. И хотя мы ни в коем случае не стремимся обвинить его в методах общения с властями предержащими, столь широко применявшихся обновленцами, но объективно, осуждение того или иного члена клира со стороны митрополита, неизбежно завершалось вмешательством гражданских властей и владыка Сергий не мог не знать об этом. Заместитель патриаршего местоблюстителя смело пошел на мероприятие, которое не осмелились осуществить окружение царицы Александры Федоровны и всесильный некогда Синод эпохи недоброй памяти Г. Распутина.
Директор департамента полиции СП. Белецкий в своих показаниях Комиссии Временного правительства вспоминал, что резкие выступления еп. Андрея против Григория Распутина, а также мероприятия по организации церковноприходской жизни в пределах Уфимской епархии, вызвали резкое осуждение митр. Питирима и кружка фрейлины императрицы А.А. Вырубовой. «И был поднят вопрос об устранении его от епархиального управления. Вопрос этот не получил дальнейшего осуществления единственно из-за боязни раскола, который мог бы последовать после удаления на покой еп. Андрея, так как св. Синод опасался как
122
публичных выступлений со стороны самого владыки с объяснением причин его ухода, так и поддержки прессы, всегда благожелательно относившейся к деятельности еп. Андрея» (325 в, 289).
Митрополит Сергий мог не опасаться ни того, ни другого. И он осмелился. И смело пошел на запрещение, сознавая последствия этого акта, несомненно углубляющего развал и нестроения в русской православной Церкви. Митрополит обосновывал свои действия и методы ссылкой на каноны. Но приведем и мы еще одно высказывание патриарха Тихона, также опирающееся на канонические правила. Отзываясь о приговоре, вынесенном ему обновленческим собором 1923 года, он признал его «неправильным по форме и существу» и пояснил: «По Апост. прав. 74 епископ зовется на суд Епископами, если он не послушает, зовется вторично через посылаемых к нему двух епископов, если опять не послушает, зовется в третий раз через двух, когда не явится, Собор произносит о нем решение и он не мнится выходу имети, бегая суда. А меня не только не звали в суд, а даже не извещали о предстоящем суде, без чего формально и пригбвор не имеет силы и значения» (443).
Можно сказать, что запрещение есть мера предупредительная, предсудебная — именно так и утверждал конкретно по делу еп. Андрея митр. Сергий. И сейчас, уже не выясняем, кем предпринята эта мера. Но раз мера предсудебная.то где же суд? Почему он так и не состоялся, чтобы выяснить обстоятельства дела и вынести компетентный приговор?
Так или иначе, но сам митр. Сергий владыку Андрея не запрещал. Документов о запрещении, исходящих от митр. Петра, не существовало. Следовательно, и запрещения епископа Андрея в пастырском служении не было.
8
Поместный Собор 1917/1918 гг. строго постановил, что запрещение архиерея возможно лишь по приговору высшего церковного суда, в то время как права Патриарха (а тем
123
более его местоблюстителя и неведомого по соборным постановлениям заместителя местоблюстителя!) определил следующим образом: Патриарх «дает архиереям братские советы как относительно личной их жизни, так и относительно исполнения ими архипастырского долга; в случае их невнимания к его советам, предлагает о том Священному Синоду» (315, 5).
Однако митр. Сергий, по мнению церковного историка, начал вводить в православную жизнь принципы, имевшие «гибельные последствия». Эти принципы сводились к следующему:
«1. Применения канонического понятия «первый епископ» к иерарху, так или иначе сосредоточившему в своих руках фактическое управление церковными делами (например, «по преемству» власти);
2. Усвоение этому иерарху права на перемещение и запрещение архиереев» (374, 106).
Высокая профессиональная подготовка митр. Сергия — одного из авторитетнейших богословов — была закреплена и каким-то образом слилась с усвоенными им началами синодального управления русской православной Церкви. Митр. Сергий с 1911 года был членом Синода и принимал активное участие в его деятельности. Характерен случай, связанный с историей этого ведомства. По рекомендации Г. Распутина Синод рассматривал вопрос об архиерейской хиротонии архимандрита Варнавы. Председательствовавший архиеп. Антоний (Храповицкий) заявил, что ежели Царское Село пожелает, то мы и черного борова в архиереи поставим. Это высказывание обязательно и с превеликим удовольствием цитируется антирелигиозными авторами, однако они упускают важное обстоятельство: именно на этот раз кандидатура одиозного клирика была провалена. Одобрение его хиротонии Синодом последовало на одном из заседаний в отсутствие архиеп. Антония, но именно тогда, когда председательствовал архиеп. Сергий (Страгородский).
И в дальнейшем митр. Сергий шел по пути соглашательства с государственной властью во всех ее проявлениях:
124
и 1917 году он заявил, что не станет членом Синода, организованного обер-прокурором В. Львовым, — но стал им. Одним из первых вступил в «Живую Церковь», считая, что она одобрена государством, — затем вышел из нее. И наконец, митр, Сергий взошел на престол первого из иерархов русского православия, неся за собой груз принципов и методов синодального (под началом чиновника от самодержавия) управления:
«Именно эта идеология, — пишет историк, — уподобляющая Церковь бюрократическому ведомству или армейскому подразделению, была подхвачена митр. Сергием и одобрена значительной частью русского епископата, далеко еще не свободного от синодальных традиций (374, 107).
Под воздействием этой традиции образовались многочисленные церковные группы в форме «Живой Церкви», «СОДАЦ», григорианского ВВЦУ, Сибирской церкви и др. Впоследствии попытки найти канонический выход из создавшегося положения привели к созданию иосифлянской, мечевской, ярославской группировок и многих других. Церковная организация была раздроблена как вследствие внутренних раздоров, так и по вине внешнего давления на нее. Обновленчество явилось наиболее полным выражением идеи подчинения Церкви государственному аппарату, устами своего Благовестника-Апологета заявив, что намеревается «плыть на корабле советской государственности». Разумеется, не следует рассуждать о безоговорочной поддержке обновленчества в корне своем противорелигиозной властью, однако то покровительство, которое было оказано на первых порах, позволяло определить новаторов как «господствующую церковь». Раздор, вносимый обновленчеством, вел к развалу всей церковной организации, и путь на атеизацию, по которому пошло Советское правительство, в значительной степени очищался обновленцами старой проверенной системой: провокаций и изветов. И если в прежние времена самодержавное правительство изредка как-то пыталось умерить пыл фискалов от клира, убеждая даже в эпоху Николая I «доводить токмо до сведения своего духовного начальства,
125
не преследуя их доносами гражданскому правительству» (197, 205), то новая власть приветствовала подобную практику и немедленно реагировала на обличения живоцерковников, ликвидируя «последнее гнездо контрреволюции» — Церковь*.
Крепка рабочая рука:
Тих Тихон — ибо есть ЧеКа,
— возвещал Сергей Городецкий (207) и помимо репрессий по всей стране по всей силе разворачивается антирелигиозная пропаганда. Читателя захлестывают антирелигиозной литературой, разоблачающей, в первую очередь те пороки, которые на протяжении последних лет, но, разумеется, по иным мотивам, бичевал и еп. Андрей. То есть, организованная правительством пропаганда била по наиболее слабой стороне: высмеивались стяжательство и меркантильность духовенства, моральная нечистоплотность, прочие общечеловеческие пороки, фокусируя внимание на их обладателях, из среды церковного клира.
