Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста - Веддиг Фрикке
Писатель-теолог Адольф Холль видит в Иисусе своего рода аутсайдера, который водит дурные знакомства, общается с заключенными и другими недовольными жизнью людьми, избегает людей самодостаточных и удовлетворенных. Воздав ему почести и наградив титулами, Церковь превратила эту опасную личность в достопочтенного гражданина.[199] Ханс Кюнг не возражает против провокационного названия книги Холля, «Иисус в дурной компании», однако не приемлет ее содержания, хотя портрет Иисуса, нарисованный им, во многом напоминает то, что изобразил Холль:[200]
Иисус был кем угодно, только не заурядной личностью. Жизнь, которую он вел, была мало похожа на то, что мы обычно называем «карьерой». Его стиль жизни в некоторых отношениях напоминал стиль жизни хиппи.
…Хотя он и был сыном плотника и сам, очевидно, был обучен тому же ремеслу, он не избрал этот вид деятельности. Вместо этого он вел неустроенную жизнь странника; очень часто он ел, пил, молился и спал на открытом воздухе. Этот человек покинул родной край и разорвал отношения со своей семьей. …Иисус ничем не зарабатывал себе на жизнь, его содержали друзья, а несколько женщин заботились о нем. …В нем явно было что-то не от мира сего, что-то фанатичное, почти шутовское.
Чем больше мы узнаем о человеке из Назарета, тем труднее судить о нем в личностном отношении. Его персона представляется абсолютно загадочной, подобно величественной и древней статуе, возвышающейся вдалеке. За исключением эпизода в Гефсимании, где страх и уныние, охватившие его, немного приближают его к уровню простых смертных, в остальных случаях он крайне сдержан. Трудно даже представить себе Иисуса, который смеется от души или рассказывает еврейскую шутливую историю. Было ли такое, чтобы он болтал с кем-нибудь по-дружески, бедокурил или, используя слова Гельмута Тилике, «раскачивался в такт музыке во время свадьбы»? Об этом нам ничего не известно.
Предположения о его внешности
Нам ничего не известно и о внешности Назорея.[201] Возможно, он выглядел несколько старше своих лет: «…тебе нет еще пятидесяти лет, – и Ты видел Авраама?» (Иоан. 8, 57). Различные отрывки из Пророков и Псалмов, которые позже стали применять к Иисусу, то говорят о внешности неприглядной, то описывают образец величественной красоты: «Вот, раб Мой будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится. Как многие изумлялись, смотря на Тебя, – столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его – паче сынов человеческих! …Нет в Нем ни вида, ни величия…» (Ис. 52, 13–14; 53, 2). Но: «Ты прекраснее сынов человеческих; благодать излилась из уст Твоих; посему благословил Тебя Бог навеки» (Пс. 44, 3).
В Средние века предполагалось, что рост Иисуса был равен примерно 166 см. Codex laurentianus, составленный в IV веке, указывает цифру – 3 флорентийских ладони, или 175 см.[202] Евреям строго воспрещалось делать какие-либо изображения, не только Бога, но и человека[203]. Первые изображения Иисуса появились в европейских христианских общинах. Самый первый образ сохранился на фреске в катакомбе Домитиллы в Риме. Считается, что он восходит к первой половине IV века.[204]
В евангельских описаниях Иоанн Креститель предстает неотесанным деревенским парнем, который одевается в верблюжью шерсть и питается диким медом и саранчой (Матф. 3, 4). Иисус, напротив, судя по всему, придавал определенное значение внешнему облику. Штауффер пишет:[205]
Его одежда не должна была привлекать внимание, не будучи ни роскошной, ни бедной (Лук. 7, 25; Иоан. 19, 23). Он носил нижнюю одежду без рукавов, с поясом (Марк. 6, 8; Иоан. 19, 23), традиционную накидку (Лук. 8, 44), сандалии[206] (Марк. 6, 9), а во время путешествий брал с собой посох (Марк. 6, 8). Единственная деталь, которую мы узнаем, – это то, что его туника была цельнотканой, подобно хитону первосвященника. Возможно, Иисус носил головной убор белого цвета, как было принято в древней Палестине, перевязанный тесьмой и доходящий сзади до плеч.
Это всего лишь домыслы, хотя одна или несколько деталей действительно претендуют на достоверность.
Не аскет
Людям, воздерживающимся от некоторых видов пищи, а также аскетам будет невероятно трудно сделать Иисуса образцом своего учения. Евангелие от Марка (1, 12–13), Евангелие от Матфея (4, 1–2) и Евангелие от Луки (4, 1–2) единодушно сообщают о том, что Иисус постился сорок дней в пустыне, но это не обязательно понимать буквально. Число сорок является символическим, а пост – это древний семитский обычай: считалось, что воздержание от определенной пищи (например, от мяса) воспитывает дисциплину. Мед и саранча были допустимы; говорят даже, что жареная саранча – это деликатес.[207]
Удивительно, сколь часто еда и питье упоминаются в евангелиях. Иисус сам говорит о том, что люди называли его обжорой и пьяницей (Матф. 11, 19; Лук. 7, 34). Вино, кстати говоря, было вязким и очень сладким, поэтому головная боль и похмелье были неизбежным следствием его употребления. Однажды Иисуса упрекнули в том, что его ученики много едят, и напомнили, что последователи Иоанна Крестителя и фарисеев часто постятся. Иисус ответил на упрек притчей: «…могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?»[208] (Марк. 2, 19). Кюнг комментирует это так:[209] «Для Крестителя крещение покаяния было типичным символом в действии; для Иисуса и его учения символ принял форму пиршеств, проводимых в атмосфере веселья, во время которых люди праздновали свое участие в грядущем Царстве».
Иисус, по-видимому, не воздерживался от общения с женщинами. Лука описывает сцену в доме Симона фарисея, во время которой Иисус разрешил женщине послужить ему. Лука называет ее грешницей, однако Иисус позволяет ей подойти к нему, хотя снисходительному хозяину кажется, что это уже слишком: «И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла…» (Лук. 7, 44). Эта эротичная сцена изображена на многих замечательных полотнах. «Прекрасная грешница» обычно отождествляется с Марией Магдалиной, хотя Лука никак не подтверждает эту точку зрения.
Лука, вероятно, изображает Иисуса подобным образом, чтобы бросить вызов мелочным моралистам своего времени, да и всех времен. Учение Церкви, обычно враждебное ко всему плотскому, не усматривает никакого намека на эротику в данном эпизоде, но приводит его как пример покаяния в грехе, хотя женщина, которой Иисус позволил умастить его ноги
