Этьен Кассе - Туринская плащаница

Все верующие люди были шокированы. Пла­щаница для них казалась чем-то гораздо боль­шим, чем просто священная реликвия. «Шоко­вую терапию по вере» довершил скептический комментарий профессора Холла: «Кто-то взял кусок ткани и воспользовался им для создания подделки. Я не думаю, что теперь Туринская плащаница представляет хоть какой-то инте­рес»[10]. В состоянии шока все почему-то забы­ли о том, что представляет собой пресловутый метод радиоуглеродной датировки.

Следует добавить, что во время исследования образца с Туринской плащаницы в оксфорд­ской лаборатории с 6 мая по 27 июля 1988 го­да случился непредвиденный казус — произо­шел сбой оборудования, и его вообще пришлось спешно переналаживать.

Есть еще один интересный нюанс, касаю­щийся плащаницы. Радиоуглеродная датировка могла бы дать скорее более позднюю, нежели более раннюю дату, при условии, что во время пожара 1532 года в волокнах ткани остались загрязняющие частицы. И вот в 1993-1994 годах два русских ученых, Дмитрий Кузнецов и Андрей Иванов, работаю­щие в лаборатории биополимеров им. Е. А. Се­дова, решили проверить такую возможность. Они хотели выяснить возможное влияние по­жара 1532 года на датировку плащаницы. Заказ был сделан исследователем плащаницы Дж. Джексоном.

Кузнецов и Иванов провели эксперимен­тальные исследования по изучению процессов химического присоединения углерода из атмо­сферы к молекулам целлюлозы в условиях по­жара 1532 года. Экспериментально русским ученым уда­лось доказать, что целлюлоза в условиях пожара 1532 года на самом деле химически связывает с собой углерод из атмосферы. Причем присоединя­ется именно более «молодой» углерод из атмосфе­ры, а это, естественно, сказывается на датировке плащаницы. Возраст плащаницы автоматически «старился» на двадцать процентов.

Воистину, пожар 1532 года оказался для плащаницы Христа роковым. Об этом написал в научном журнале «Термокимика акта» и аме­риканский химик Рэймонд Роджерс. Он, буду­чи сотрудником Национальной лаборатории в Лос-Аламосе, принимал участие в исследовании плащаницы еще в 1978 году.

Роджерс утверждает, что ученые, прово­дившие в 1988 году радиоуглеродный анализ реликвии, использовали неверные пробы. По его словам, исследователи взяли пробы волокон материала из мест, где плащаница была повре­ждена в пожаре 1532 года и затем... починена монахинями. А они ее и в самом деле чинили, письменные свидетельства этого сохранились до сих пор. Роджерс говорит, что возраст ма­терии, которую использовали в качестве за­платки, действительно насчитывает не более 800 лет, однако возраст самой плащаницы мо­жет быть от 1300 до 3000 лет. На чем ученый основывает свое мнение?

Дело в том, что Роджерс имел доступ как к пробам, взятым с плащаницы еще в 1978 году, так и к тем, что использовали через десять лет. Он указывает, что в волокнах полотна плаща­ницы отсутствует такое химическое вещество, как ванилин, зато в заплатах оно уже есть.

Ванилин является продуктом распада дру­гого вещества — линина, присутствующего в льняном полотне. А плащаница как раз из льня­ной ткани. Содержание ванилина падает со временем, что «дает возможность оценить воз­раст волокна в зависимости от процентного содержания данного вещества в нем. Я считаю, что плащаница должна быть очень старой, так как в пробах, взятых из мест, не поврежден­ных пожаром, вовсе не было найдено вани­лина. Согласно кинетике распада ванилина, возраст плащаницы должен быть между 1300 и 3000 лет», — утверждает ученый[11].

Но почему же тогда ученый мир не пере­смотрит результаты радиоуглеродного анализа? В 1992 году немецкие исследователи Хольгер Керстен и Эльмар Грубер в книге «Заговор во­круг Иисуса» дали вполне смелое объяснение: да­тировка была сфальсифицирована учеными.

Керстен и Грубер говорят о подмене. Фраг­менты ткани XIV века стали материалом под­лога. Это произошло, когда М. Тайт запечатал пробы в контейнерах перед передачей их пред­ставителям лабораторий. Дело в том, что это был единственный этап операции вне пределов видимости видеокамер.

Доклады ученых, принимавших участие в датировке, были переполнены явными проти­воречиями. Они даже не могли точно указать размеры полученных ими образцов. Сами же образцы были уничтожены. Керстену и Гру­беру приходилось полагаться на фотографии, сделанные в Туринском соборе, когда из ткани плащаницы вырезали образцы, и на снимки, полученные в лабораториях. Так вот, эти фраг­менты невозможно совместить друг с другом. Вердикт науки оказался сомнительным.

Продолжение легенды о плащанице

Они добрались до Святого города. Всадники, торговцы, крики, смех... Мальчишки в развеваю­щихся рубахах мелькали тут и там. Старухи в черных и цветастых юбках тащили корзины на головах, торговали овощами, яйцами и курами. Затаив дыхание, Жан-Пьер и его спутник продвигались к той церкви, которая была для христиан всего мира наиболее священным ме­стом на земле: к храму Гроба Господня. Единственное, что поразило Жана-Пье­ра, — церковь располагалась в самом городе, а не за его стенами. Разве же не написано в Библии, что Иисус с крестом на плечах был выведен прочь из города к тому месту, что по внешнему своему виду более всего напоминало череп, на греческом «Кальвариа», а на арамей­ском «Голгофа»? Юный рыцарь с детства пом­нил рассказы, что Иисус был распят на горе.

Пришлось Натанаэлю объяснять ему:

—    Тот факт, что церковь расположена в са­мом городе, не может быть доказательством обмана сказания. Ведь иерусалимские стены не всегда были на этом месте. Через десять лет после гибели Иешуа в Иерусалиме многое было перестроено и передвинуто. Так что и Голгофа оказалась внутри города. А представления за­падных христиан о «Кальвариа» совсем неверны. Евангелисты никогда не говорили о «горе». Гол­гофа — это всего лишь небольшой скалистый холм, пару локтей в высоту. Языческий импера­тор Гадриан, которому почитание этого места ранними христианами было как бельмо на глазу, велел сровнять его с землей и построить храм с изображениями идолов. По повелению импера­тора Константина языческое капище сровняли с землей, и гроб Христа вновь стал виден.

—     И откуда тебе все это известно? — уди­вился Жан-Пьер.

—     Всякий раз, бывая в Иерусалиме, я при­хожу в храм Гроба Господня. В последние годы это дозволено и иудеям. Правда, никого из своих соплеменников я здесь не видел. Смотритель у входа и так каждый раз очень удивляется, когда видит меня... При первом взгляде на церковь Жан-Пьер, привыкший к великолепию соборов своей роди­ны, был разочарован. Тем не менее ноги Жана-Пьера слегка дро­жали. В храме юный французский барон упал на колени, глядя на гроб Спасителя. После того как Жан-Пьер закончил молить­ся, Натанаэлъ прошептал ему:

—     Представляешь, здесь когда-то был олив­ковый сад Иосифа Аримафейского...

А потом они отправились в Гефсиманский сад.

—    Как думаешь, — спросил проголодавшийся Жан-Пьер, — это будет совсем безбожно, если мы поедим в столь священном месте?

—    Но почему безбожно? — удивился Ната­наэлъ. — Разве не ел здесь Иешуа вместе со своими друзьями?

Жану-Пьеру казалось, что он еще никогда не ел такого вкусного хлеба и не запивал столь дивным вином, оно впитало в себя вкус солнца и земли, на которой был возведен этот свя­щенный город. Спустя какое-то время французский рыцарь спросил:

—    Как думаешь, что происходило на самом деле, когда Иисуса взяли под стражу, допра­шивали, вынесли приговор и распяли? В наших церквях всегда проповедовали, что иудеи повин­ны в его смерти...

—    Вот уже свыше двенадцати столетий нас упрекают в смерти Иешуа на кресте, — за­думчиво проговорил Натанаэлъ. — Поэтому Господь проклял нас, наказал и все еще про­должает наказывать. И поэтому христиане оправдывают все свои страшные преступления против моего народа. Голос Натанаэля задрожал.