Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик
Что же означает слово «спасение»? Это великое слово. Только его срочно нужно освободить от всех узких значений и понятий, к которым его зачастую сводят. Спасение — это не то же самое, что прощение. Оно больше и выше. Оно подразумевает весь Божий замысел для человека и состоит, по крайней мере, из трех этапов. Первый этап — это освобождение от вины и осуждения за грехи, бескорыстное и полное прощение, а также наше примирение с Богом и усыновление нас как Божьих детей. Второй этап — это постепенное освобождение от тяжкого греха, которое началось с нашего нарождения в Божью семью и продолжается, пока мы преображаемся Христовым Духом в образ Христа. Третий этап — это окончательное избавление от греха, живущего как в нашей собственной человеческой природе, так и в окружающем мире, когда в последний день мы обретем новые, исполненные славы тела и начнем жить в новых небесах и на новой земле, где пребывает праведность.
Кроме того, эти три этапа (или три времени) спасения — прошедшее, настоящее и будущее — в Новом Завете связываются с тремя главными событиями спасительной миссии Иисуса: Его смертью, Его воскресением (и последовавшим сошествием Духа) и Его грядущим возвращением в силе и славе. Павел называет эти при этапа оправданием, освящением и прославлением.
Сейчас мы вплотную займемся первым этапом — оправданием и посмотрим, что сказал Иисус по этому поводу в Своем очередном разговоре с фарисеями. Во второй главе мы видели, как Он упрекнул фарисеев за то, что они «устраняют Слово Божие преданием». Сейчас же мы увидим, что они точно также пытались свести на нет Божье дело искупления. Теперь Христос сердится на них не за то, что они слишком уж возвышают свои предания, а за их чрезмерную уверенность в собственном благочестии. Его неодобрение по отношению к ним явственно чувствуется в притче о фарисее и мытаре.
Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу: Два человека пришли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне, грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится
(Лк. 18:9–14).Пожалуй, лучше всего мы сможем понять эту притчу, если начнем с конца, со слова dedikaidmenos, то есть «оправданный» (ст. 14). Именно в этом слове Иисус подытожил все великие благословения, которые, вернувшись домой, получил мытарь, а фарисей упустил. Вообще–то, доктрину об оправдании мы привыкли связывать с именем апостола Павла. Но учение апостола предвосхищено уже здесь, в Евангелии, — да и вообще было бы неверно проводить разделительную черту между Павлом и Иисусом, о каком бы учении ни шла речь. В Лк. слово «оправдывать» встречается еще два раза, и каждый раз речь идет о человеческом самооправдании. Сначала мы встречаем законника, который задавал Христу вопросы, «желая оправдать себя»; чуть позднее Иисус, обращаясь к фарисеям, говорил: «Вы выказываете себя праведниками перед людьми» (Лк. 10:29; 16:15).
Не стоит удивляться тому, что Иисус говорит об оправдании, ибо эта тема довольно часто возникает в Ветхом Завете. «Оправдание» — это юридический, официальный термин, заимствованный из судебных процессов. Легче всего его будет понять по контрасту с противоположным термином — «осуждение». Ветхозаветным судьям было дано наставление: оправдывать благочестивых и осуждать беззаконных, то есть безвинного провозглашать невиновным, а преступника — виновным. Кроме того, им было сказано: «Оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного — оба мерзость пред Господом» (Втор. 25:1; Прит. 17:15).
Этот экскурс в Ветхий Завет поможет нам осознать, какой ужас и негодование вызвали у фарисеев слова Иисуса о том, что грешный мытарь «пошел оправданным в дом свой более, нежели тот» (Лк. 18:14). Как мог Иисус одобрять такую неслыханную несправедливость? Да ведь этими самыми словами Он приписывал Богу как раз те действия, которые названы в Библии «мерзостью пред Господом»! Разве Бог не провозгласил в Исх. раз и навсегда: «Я не оправдаю беззаконника»? Как же можно даже помыслить том, чтобы Он «оправдывал нечестивого»? (Кстати, Бог все время это и делает, если принять к сведению утверждения апостола Павла в Послании к Римлянам — Исх. 23:7; Рим. 4:5).
Вот каковы фундаментальные вопросы о спасении. Ответы на них мы найдем — пусть даже лишь в зачаточном состоянии — в нашей притче, а целиком на них отвечает весь Новый Завет. Чтобы понять притчу получше, давайте сначала посмотрим на двух ее героев. Они представляют две категории людей, с которыми Иисус постоянно и очень тесно общался во время всего Своего земного служения.
Фарисей и мытарь: контрастный портрет
Мытарей — сборщиков налогов — повсюду презирали как по политическим, так и по нравственным соображениям. Поскольку работали они на ненавистных римлян, их считали предателями своего народа. Ну и, кроме того, они наживались на том, что им удавалось содрать со своих несчастных жертв помимо предписанных налогов и сборов.
Фарисеев же почитали почти так же единодушно, как презирали мытарей. Взгляды фарисеев на религию и этику признавало большинство их сограждан. И с политической, и с нравственной точки зрения они придерживались строгих правил настолько же, насколько мытари игнорировали какие бы то ни было правила. Они отказывались идти на компромисс с римскими оккупантами и решительно ограждали себя от всякой скверны, как они ее понимали. «Примыкая к фарисейскому клану, человек давал два обета… первый обет — давать десятину со всего съеденного, купленного или проданного; второй — никогда не пользоваться гостеприимством 'am–ha'ares (то есть простолюдинов) и соблюдать все законы обрядового очищения»[84]. Они «проповедовали соблюдение Закона и грядущий мир блаженства, даваемого в награду за послушание… Из–за всего этого фарисеи становились все более гордыми, официальными и немилосердными. Они презирали простой народ»[85]. Наглядный пример их уверенности в собственной праведности и непременном спасении можно найти в так называемых Псалмах Соломона: «Совершение правды и неправды — дело рук наших». И снова: «Всякий, делающий праведное, обретает жизнь от Господа»[86].
В притче, рассказанной Иисусом, у обоих героев оказывается много общего. Оба были мужчинами. Оба «пришли в храм помолиться». Оба встали на молитву, как и было принято у иудеев. Оба помолились. Оба начали молитву с одного и того же слова: «Боже!»
Но вот тут–то сходство и заканчивается. Если взглянуть поглубже, можно заметить, что они радикально отличались друг от друга в четырех важных моментах.
Во–первых, они совершенно по–разному думали о самих себе. Это видно из того, как они молились. Фарисей сказал: «Боже! Я… я… я… я… я…». Если бы грамматика русского языка предписывала нам обязательно употреблять местоимение «я» со всяким глаголом первого лица единственного числа (как, например, в английском языке), то в этой короткой молитве мы насчитали бы их целых пять штук. Мытарь тоже упомянул о себе — однажды, — но даже не в именительном падеже. Он не считал себя подлежащим, главным действующим лицом, сделавшим или способным сделать все необходимое для завоевания Божьей благосклонности. Он даже не посчитал себя достойным вообще обращаться к Богу. Скорее, он чувствовал себя нищим просителем, объектом для Божьей милости: «Боже! Будь милостив ко мне грешнику!»
Что наши герои думали о себе, видно и потому, в какую категорию каждый из них выделил себя. Фарисей начинает молитву так: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди». Лука уже в какой–то степени подготовил нас к этому вопиющему высокомерию своим предварительным замечанием: «Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу» (Лк. 18:9). Из Талмуда мы можем заключить, что слова, вложенные Иисусом в уста фарисея, совсем не были преувеличением. Там мы прочтем о некоем раввине Симеоне бен Иехое, который говорил: «Я видел детей грядущего мира, и их немного. Если их всего трое, я и мой сын — в их числе. Если их всего двое — это я и мой сын»[87].
Мытарь тоже считал себя единственным в своем роде — однако не по благочестию, а по греховности. «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!» — в греческом Новом Завете перед словом «грешник» стоит определенный артикль. Мытарь настолько явно осознает свои прегрешения, что и не пытается сравнивать себя с другими. Он знает лишь свою великую нужду в милости. Он говорит языком истинного покаяния. Апостол Павел, обратившийся фарисей, в этом похож на него. Павел говорит о себе так: «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый… во мне первом показал все долготерпение» (1 Тим. 1:15,16).
