Василий Экземплярский - Учение древней Церкви о собственности и милостыне

Мы видели, что Евангелие ублажает «нищих», но думаем, что здесь взят предел страдания в известном направлении, но что та «бедность», которую восхваляет Евангелие и которая является нормой христианской жизни, это есть не нищета непременно в собственном смысле слова, но, как противоположность богатству — отсутствие его или отказ от него, а вместе с тем и отсутствие заботы о завтрашнем дне. Нигде, конеч­но, Евангелие не говорит, что человек призван голодать или зябнуть от холода. Напротив, призыв евангельской любви требует, чтобы не было этого, чтобы не было нищих, лишенных хлеба и крова. Христианская бед­ность это не нищета в собственном смысле слова, но, прежде всего, путь к искоренению нищеты в человеческом обществе. Трудящийся достоин пропитания[321] — таков закон христианской жизни. И естественный по­рядок в Церкви тот, чтобы не было ни богатых, ни нищих в собственном смысле слова, но чтобы была «равномерность», как пишет, например, апостол Павел церкви Коринфской: «ныне ваш избыток в восполнение их недостатка, а после их избыток в восполнение вашего недостатка, чтобы была равномерность, как написано: кто собрал много, не имел лишнего; а кто — мало, не имел недостатка»[322]. Нищета перед лицом христианской любви так же ненормальна, как и богатство. Могут быть обстоятельства, когда трудящийся живет пожертвованиями других, каков был подвиг самого Христа Спасителя[323] и Его учеников во время их первой проповеди[324]. Могут быть стесненные обстоятельства жизни не только у отдельных лиц, но и у целой церкви поместной, как это было с церковью Иерусалимской в дни св. апостола Павла[325], когда к помощи ей призывались другие церкви. Но это лишь состояния временные, и здесь место милостыне. Общая же норма та, чтобы каждый трудился, делая сво­ими руками, и отдавал избыток нуждающимся. Таково и было идеальное устройство жизни первенствующей Церкви: не было между ними никого нуждающегося[326].

Таким образом, мы думаем, что нормальное христианское общежитие не может и не должно знать нищих в собственном смысле слова[327], и еван­гельскую бедность мы должны понимать именно, и прежде всего, в смысле отрицательного отношения к богатству и как довольство необходимым при отсутствии заботы о завтрашнем дне; хотя, конечно, вполне понятна забота Евангелия и христианской Церкви о нищих в собственном смысле слова, как страдающих от недостатка братской любви и потому прежде всего ее требующих.

Переходя после изложения откровенного учения о богатстве и бедно­сти к учению по этим вопросам святых учителей древней Церкви, мы без тени колебания можем констатировать, прежде всего, совершенное согласие святоотеческого учения с основами евангельских воззрений. Менялись внешние условия церковной жизни; ослабевала первая лю­бовь, и на видное место выдвигались эгоистические стремления; языче­ский мир, принявший христианство, но не усвоивший его чистую душу, делал незаметные, но страшные усилия «омирщить» небесную религию, низвести абсолютный идеал нравственного совершенства на уровень гражданского права и житейских обычаев, и такие усилия имели боль­шой, грозный успех... Но среди всех испытаний, как во время гонений на Церковь, так и во время еще больших соблазнов ее видимого «торжест­ва», святые отцы непоколебимо стояли на страже чистого небесного учения, и их верность Христу Спасителю была верностью до конца. Так было вообще в отношении евангельского учения, так было и в частности в отношении вопроса о богатстве и бедности. И мы даже можем здесь же отметить одну интересную черту в святоотеческом учении по этому во­просу, черту, всецело объяснявшуюся верностью святых отцов основам учения своего Учителя. Пока жила первая любовь, пока богатые и бедные составляли действительно братскую общину, до тех пор увещания святых руководителей церковной жизни дышали кротостью и спокойствием. Они говорили о суетности богатства и преимуществах бедности в христиан­ской жизни; призывали делиться своим достатком с другими, не заботить­ся о завтрашнем дне и т. д., но говорили все это без гнева и раздражения, без призывания небесного грома на богатых. Но тон святоотеческих научений резко меняется тогда именно, когда Церковь явилась уже большим, внешне организованным обществом, когда христианство для значительной части верующих являлось религией наследственной, как, например, в половине III века, и особенно, когда в Церковь хлынули вслед за равноапостольным императором знатные мира, богатые и сильные влас­тью. В это время в святоотеческих поучениях мы встречаемся уже не со спокойными рассуждениями и добрыми отеческими увещаниями, но речь святых отцов нередко дышит огненной ревностью о попираемой правде, горячим гневом в отношении богатых, замыкающих сердце свое от вопля бедноты, и трогательной ласковостью и заботливой думой в отношении всех нищих и обездоленных в этом мире. Так, например, если до поло­вины III века мы не видим резко отрицательного отношения к богатству и даже имеем интересный, хотя и одиноко стоящий памятник в виде сочи­нения Климента Александрийского «Кто из богатых спасется», говорящий о том, что не всегда богатство закрывает путь в Царство Божие; то, начи­ная с писаний св. Киприана Карфагенского, мы слышим непримиримые речи в отношении богатства. Опыт церковной жизни, видимо, убедил ее руководителей, что справедливая сама по себе мысль о первенствующем значении отрешения сердца от привязанности к богатству, сравнительно с внешним отказом от него (утверждение Климента), что такая мысль яв­ляется мечтательной теорией. И святые отцы уже с силой оттеняют, что дело христианского спасения требует вырывать зло с корнем, устранять из своей жизни самый соблазн прилепляться душой к богатству, что было возможно лишь при совершенной нестяжательности и раздаче своего иму­щества. Так поступали и сами святые отцы, к этому же призывали они и всех, желавших быть верными своему Учителю. Конечно, отмеченная нами разница в характере наставлений учителей Церкви разных эпох ее жизни имеет относительное значение и касается более характера выражения мыслей, чем различия последних, как ясно увидим далее. Но все же считаем не лишним отметить это различие, чтобы более понятной сделать различную постановку вопроса об отношении к богатству в пер­вые дни христианства и несколько позднее, когда жизнь Церкви пришла в более широкое столкновение с жизнью мира.

Если мы начнем обзор святоотеческого учения по вопросу об отноше­нии христианина к богатству и бедности с писаний мужей апостольских, то в этих писаниях встретим взгляды, согласные с высказанными в апо­стольских писаниях, согласные иногда и по словесному выражению. Так, в послании св. Поликарпа мы находим предостережение против сребро­любия, причем св. Поликарп повторяет слова апостола Павла: «Начало всех бед, — пишет святитель, — есть сребролюбие. Итак, зная, что мы ничего не принесли в мир и ничего не вынесем из него, вооружимся ору­дием правды... Умоляю вас, берегитесь любостяжания... Кто предается любостяжанию, тот оскверняется идолослужением и достоин считаться в ряду язычников»[328]. Бедных же св. отец называет, согласно с учением Господа, блаженными[329]. Самый обычный призыв мужей апостольских к богатым есть призыв делиться своим имуществом с бедными. «Бога­тый, — пишет, например, св. Климент Римский, — подавай бедному, а бедный благодари Бога, что Он даровал ему, через кого может быть вос­полнена его скудость»141. Как мы видели, св. апостол Варнава указывал норму христианских отношений в общении имуществ[330]. А в «Пастыре» Ерма встречаем уже довольно подробное изложение взгляда его на бо­гатство. Последнее, по воззрениям Ерма, есть препятствие на пути к спасению. В третьем видении, где рассказывается о строении башни (Церкви), называются, между прочим, «круглые и белые» камни, которые не могли войти в здание башни. «Это те, которые имеют веру, но имеют и богатство века сего; и когда придет гонение, то ради богатств своих и попечений отрицаются Господа... Когда обсечены будут богатства их, которые их утешают, тогда они будут полезны Господу для здания. Ибо как круглый камень, если не будет обсечен и не откинет от себя кое-чего, не может быть квадратным; так и богатые в нынешнем веке, если не бу­дут обсечены их богатства, не могут быть угодными Господу... Вы, кото­рые превосходите других богатством, отыскивайте алчущих, пока еще не окончена башня... Смотрите вы, гордящиеся своими богатствами, чтобы не восстенали терпящие нужду, и стон их взойдет к Господу, и исключе­ны будете со своими сокровищами за двери башни»[331]. Ерм определенно указывает на то, что забота о здешнем богатстве несовместима с думой о горнем отечестве, и поэтому восстает, как мы видели[332], против приобре­тения земными «странниками» какой-либо недвижимой собственности. Признавал Ерм богатство несовместимым и с началом братской любви верующих и поэтому решительно восставал против роскоши и настаивал на долге каждого довольствоваться необходимым. «Некоторые, — по его словам, — от многих яств причиняют слабость своей плоти и истощают плоть свою. А у других, не имеющих пропитания, тоже истощается плоть от того, что не имеют достаточной пищи, и гибнут тела их. Такое невоз­держание вредно для вас, которые имеете и не делитесь с нуждающимися. Подумайте о грядущем суде»[333]. «Злая похоть состоит в том... чтобы же­лать великого богатства, множества роскошных яств, и питий, и других наслаждений: ибо всякое наслаждение бессмысленно и суетно для рабов Божиих. Таковы пожелания злые, умерщвляющие рабов Божиих»[334]. Ве­рующие, подобно странникам на чужой стороне, не должны «приготовлять себе ничего, как сколько необходимо для жизни». Они не должны «желать богатства язычников, ибо не свойственны они рабам Божиим», но «богат­ство и все состояния свои употребляет на такого рода дела, на которые и получили их от Господа»[335]. И при таком отношении к богатству и бога­тые, и бедные в Церкви будут взаимно служить друг другу: богатый помогать неимущему, а последний молиться за помогающего ему. В этом случае Ерм сравнивает отношения богатого и бедного с отношением вяза и виноградной лозы. Первый бесплоден, но виноградная лоза, опираясь на него, приносит больше плода: как бы и за себя, и за вяз. Так и бедные в своих молитвах за богатых помогают их духовной бедности; а богатые, в свою очередь помогая бедным, «ободряют их души»[336]. Общий взгляд на богатство Ерма, как видим, нетрудно сформулировать: «таким людям (богатым) трудно войти в Царство Божие», говоря словами «Пастыря»[337]. «Богатые с трудом вступают в общение с рабами Божиими... Как разутыми ногами трудно ходить по колючим растениям, так и людям этого рода труд­но войти в Царство Божие. Но и им есть покаяние... Покаявшись и делая добрые дела, они будут потом с Богом»[338].