Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр
Июль 1841 года.
Раздел одиннадцатый. Явное откровение об Иисусе как о Мессии.
§ 67. Исповедание Петра.
Наконец, после того как Иисус всегда совершал такие дела, которые были возможны только для Мессии и которые, следовательно, давно уже должны были сделать Его известным как такового, Он прямо заявляет, Кто Он, и Его мессианское достоинство определенно и ясно признается и раскрывается в трех формах. Сначала Петр исповедует свою веру, затем Сам Иисус ставит печать на этом исповедании, говоря о необходимости Его страданий как Мессии, и, наконец, небо также подает свой голос, чтобы дать общее признание Мессии как такового. Но если мы говорим, что в конце концов это явное признание становится явным, мы должны сначала рассмотреть противоречие, в которое вступает рассказ Матфея по отношению к этому взгляду и выражению.
1. Свидетельство Матфея.
Матфей тоже хочет, чтобы мы смотрели на дело так, будто Иисус только теперь был признан Мессией своими собственными учениками, и прежде всего ими, но отчасти в самом этом рассказе, отчасти во всем предшествующем Писании есть элементы, которые нарушают его намерение.
Когда Иисус спрашивает учеников о мнении народа, он также намеревается спросить их о своем мнении, так как действительно, после того как сообщение о мнении народа его не удовлетворило, ставит вопрос: «А вы, за кого вы меня принимаете? Но тогда это было неуместно, когда Иисус уже дал ученикам желаемый ответ, спросив их: «Что думают обо Мне люди, что Я есмь, что Я Сын Человеческий? Таким образом, Иисус мог спросить только в том случае, если между Ним и учениками было достигнуто соглашение о том, что Он — Сын Человеческий, т. е. Мессия; но то, что дело ни в коем случае не зашло так далеко, ясно из рассказа Матфея, где Иисус после этого спрашивает учеников об их мнении. Иисус спрашивает учеников об их мнении, что свидетельствует о том, что они еще не высказались по этому вопросу, не сориентировались, — и когда Петр с радостью отвечает, что такой ответ мог дать ему только Отец Небесный.
Думается, что можно было бы обезопасить возможность постановки вопроса замечанием, что «наименование Сына Человеческого, по крайней мере, не было обычным для Мессии». Но прежде всего тот, кто делает такое утверждение, должен был бы доказать, что его точное знание христологических представлений иудеев времен Иисуса было правильным, а затем не забыть, что если Иисус не просто говорит о Сыне Человеческом в притче, но называет Себя так, то это также связано с намерением назвать Его или Себя Мессией. Но даже если в притче говорится о Сыне Человеческом, очевидно, что каждый должен думать о Мессии, а при определенных обстоятельствах и об Иисусе как о Мессии.
Иисус как Мессия. В конце концов, критику достаточно вспомнить Матфея, его время, его окружение, взгляды и предпосылки, и если он встанет на эту правильную точку зрения, то не будет сомневаться в том, что Матфей, позволяя Иисусу называть себя Сыном Человеческим, намеревается позволить ему называть себя Мессией. Короче говоря, Иисус говорит здесь так, как будто предположение о том, что он — Мессия, утвердилось среди учеников и между ними и им. Короче говоря, Матфей существенно и очень деструктивно переработал чужой отчет, который на этот раз прежде всего хотел подчеркнуть признание Иисуса Мессией среди учеников, оставив эту предпосылку на месте, даже развив ее дальше, и при этом впихнув в отчет другую, более позднюю предпосылку, для которой все уже было готово изначально, — предпосылку, что ученики уже давно знали своего Учителя как Мессию. Он должен был поступить именно так, если хотел передать сообщение Марка и не мог переписать его лучше; ведь, говоря об одном, он действительно уже вложил в уста учеников признание: «Ты истинно Сын Божий!» Да, не только ученикам, но и всему народу, что не может нас удивлять, поскольку уже в первые дни после Его явления даже слепые признали Иисуса Сыном Давидовым. Поэтому невозможно, чтобы ученики, отвечая на вопрос о гласе народа, говорили, будто никому еще не пришло в голову, что Иисус — Мессия; невозможно также, чтобы Иисус после признания Петра запретил ученикам выдавать народу Его мессианское достоинство, ведь Он уже открыто назвал Себя народу Мессией в Своей первой публичной речи, в Нагорной проповеди.
Только в рассказе Марка, которому не предшествует ничего подобного рассказу Матфея, Иисус мог спросить: «Что говорит обо Мне народ?», а когда известие о народном мнении не удовлетворило его, он мог спросить учеников: «Что вы имеете в виду под Мной?
Матфей не только парализовал изложение Марка насквозь, но и одним движением запутал их с другой стороны. Одни, сообщают ученики, принимают тебя за Крестителя, другие — за Илию, третьи считают тебя Иеремией или одним из пророков. Итак, три класса! Но их должно быть четыре, поскольку те, кто принимает Иисуса за Иеремию, отличаются от тех, кто принимает Его за одного из пророков. Таким образом, Матфей очень неуклюже вставил свое обогащение иудейской христологии в третий отсек, в котором Марк поместил только тех, кто принимал Иисуса за одного из пророков.
Усердие Матфея достигло еще большего, он обогатил рассказ Марка очень большими, очень важными новыми открытиями, но, к сожалению, мы не можем их одобрить.
2. Новое имя Симона.
Когда Петр сказал: «Ты Христос, Сын Бога живого», по Марку
