А. Андреев - Иерусалим. История Святой Земли (сборник)
Говоря о молитвенных подвигах святой соотечественницы нашей, любопытно исчислить и ряд патриархов Иерусалимских, заочно бодрствовавших над своею паствою, как называет их в своей истории преемник их Досифей. Когда король Иерусалимский, Бодуэн III, завоевал Аскалон, православным патриархом Св. Града был уже Евхерий, а за ним Иаков. Еще иной патриарх, Арсений, упоминается в некоей древней хартии, по случаю утверждения иноческого устава для монастыря св. Ефимия, который в 1145 году обновил внутри стен Иерусалимских некто авва Герасим, при содействии Анны, императрицы Трапезундской, и с ним названы митрополиты Герман Васанский, Матфей Газский и Илия Вифлеемский: это показывает, однако, что и православные сохранили, в некоторых местах, своих архиереев. Еще два патриарха Иерусалимские подписали имена свои на соборах, бывших в Константинополе при императоре Мануиле Комнине, в 1156 и 1166 годах, против тех, которые отвергали таинство евхаристии и равенство Сына с Отцом. Первый из сих святителей был Иоанн, писавший также против опресноков латинских, а второй Никифор.
Между тем Саладин укрепляется в Египте, довершая покорение земли сей, будто бы во имя Нуреддина, но уже замышляя владычество. Он уничтожил там халифат Фатимидов, более двух веков враждебный Аббасидам; их черное знамя заменило опять белое потомков Али, и во всех мечетях ислама стали поминать одно только имя халифа Багдадского. Адид, последний из Фатимидов, не ведая сам, во глубине своих чертогов, о совершившейся вокруг него перемене, внезапно скончался, и смерть его приписывают Саладину. Уже новый правитель Египта возбудил подозрения и зависть всех эмиров Сирии и самого Нуреддина, который несколько раз напрасно требовал его ко двору своему. Одна только ранняя смерть султана остановила междоусобия: малолетний сын его, Малек Измаил, не в состоянии был управлять обширною державою. Смятенные эмиры Дамаска искали союза с франками и предложили Амори золото, чтобы только оставил он предпринятую им осаду Панеады. Согласился король, испросив прежде свободу всем пленным князьям христианским, и вскоре скончался, ибо недолговечны были властители Иерусалимские на троне Давида и Соломона; а страшный Саладин принудил эмиров Дамаска и самого халифа Багдадского, за оказанную ему услугу против Фатимидов, признать его единственным обладателем Сирии; сыну Нуреддина остался ненадолго один Алеп. Так вся Сирия и Египет, дотоле разрозненные и потому менее опасные для христианских держав Востока, соединились под одну мощную руку, и неминуемая гибель угрожала Иерусалиму, который в столь бедственную годину оставлен был Западом и не имел в себе твердого защитника, ибо малолетний сын Амори, Бодуэн IV, от рождения страдал проказою и не мог управлять.
Все клонилось к падению в королевстве франков, хотя, казалось, никогда не были они в более цветущем положении, по своему богатству, народонаселению и множеству городов и замков, рассеянных по пустыне и вдоль поморья. Родственные связи двух королей упрочили давно желанный союз с императорами греческими. Владетельный граф Триполийский и феодальные владетели Сидона, Бейрута, Каиафы, Кесари, Аскалона, Галилеи, Яффы, Арсура, Карака и областей Заиорданских должны были, по уставу Готфрида, посылать вспомогательные войска свои по первому зову короля, который сам обладал, кроме Св. Града, Наблузом, Аккрою и Тиром. До пятнадцати тысяч войска, конного и пешего, могло выставить королевство франков, не считая двух могущественных орденов, госпитальеров и храмовников, которых дружины наполнялись непрестанно западными пришельцами, а богатства превосходили царские. Силен был и латинский патриарх Св. Града, от которого непосредственно зависели митрополиты Вифлеема, Тира, Кесари, Назарета и Карака, с подчиненными им епископами; как и сам патриарх, имел в своей области епископов Вифлеема, Хеврона и Лидды. Все они также обязаны были поставлять известное число войск во время походов.
Иаков Витрийский, епископ Птолемаиды, описывая папе состояние Палестины того времени, говорит, что под властью франков церковь на Востоке начала процветать и виноградник Господний пускать новые отрасли. Повсюду самые живописные места избирались для обителей, устраиваемых щедростью царскою, и дома Божьи умножались милостынею верных. Гора Четыредесятницы близ Иерихона и гора Кармильская имели духовных пчел своих, которые приготовляли сладкий мед Господу; многие умершие в миру, чтобы жить Богу, избрали себе мирные гробы в пустыне Иорданской, где спасался блаженный Предтеча. В самом Иерусалиме возвышалась, как замок, воинственная обитель госпитальеров, близ храма Воскресения; крепкие монастыри храмовников стояли на Сионе и Елеоне; кроме каноников Св. Гроба, установленных Готфридом, учредились еще в Иерусалиме и его окрестностях женские обители, во имя Богоматери и св. Анны, на месте рождения Пречистой Девы, и Лазарева в Вифании, устроенная королевою Милезендою для сестры своей, царственной инокини. Иаков, отзываясь с похвалой о рыцарских орденах, говорит особенно о храмовниках, «что молва о их святости распространила благоухание по всему Западу, а церковь всегда будет прославлять их славные победы за имя Христово». Орден сей, принявший устав свой от Бернарда, был точно более строг в его исполнении, нежели рыцари Иоанна Иерусалимского; однако от его честолюбия и жадности к корысти истекла гибель Иерусалиму. Но самое жестокое зло происходило в Палестине от смешения всех племен западных, потомки коих, под именем пулан, отличались своею безнравственностью и утратили силу предков посреди всеобщего возраста. Они были как ржавчина на железе, как дурная трава в богатой жатве, говорит епископ Акры, и турки не страшились сих изнеженных воителей, более привыкших к баням, нежели битвам. Горько жалуется он и на порчу нравов латинского духовенства, которое уподоблялось волкам, пожирающим, а не пасущим вверенное им Христом стадо. Девятый патриарх латинский Св. Града, Ираклий, подавал собою пример всякого разврата. Сам дьявол позавидовал благосостоянию сего нового Эдема и подавил его под бременем грехов, говорит епископ Иаков, так что от ног до главы, от народа до клира, не осталось ничего здравого в Иерусалиме; повсюду соблазн, все вопияло к Богу о небесном мщении, и оно пало на Иерусалим.
Тотчас по кончине Амори возникли распри: кому управлять государством до совершеннолетия юного короля. Но тот, кто домогался власти, Милон, владетель Аравии, найден был мертвым на улицах Птолемаиды, и граф Триполийский, Раймунд, самый доблестный рыцарь во всей Палестине, испытанный многими бедствиями и долгим пленом у неверных, принял бразды правления; надменный нрав возбуждал против него ненависть прочих сильных баронов, и сам Бодуэн не доверял ему, хотя покорился необходимости. Явились и еще два лица, имевшие горькое влияние на судьбу королевства: Рене де Шатильон, некогда правитель Антиохии, недавно освободившийся от долгой неволи, которому из сострадания дали замок Карак, а он грабежами караванов навлек мщение Саладина. Другим, не менее гибельным лицом для Иерусалима, был Гуго де Лузиньян, граф Яффы и Аскалона, пленивший своею красотою дочь короля Амори, Сибиллу, и получивший ее руку после кратковременного ее супружества с маркизом Монферратским. Младенец Бодуэн, пятый и последний король сего имени, как призрак, мелькнувший на престоле, был плодом первого ее брака; падение Иерусалима – плодом второго.
Однако еще один, последний, успех порадовал христиан при начале царствования Бодуэна. Войско Саладиново внезапно вторглось в пределы палестинские, все предавая огню и мечу, и осадило Аскалон; болезненный король поспешил туда с малою своею дружиной при первом слухе о нашествии неприятеля. На том месте, где некогда дружины первых крестоносцев, предводимые Готфридом, победили полчища египтян, не усомнился и слабый его потомок выступить с тремястами рыцарей против неверных, уповая, при собственной немощи, на силу Божью и на содействие Честного Древа Креста. Оно поразило внезапным ужасом врагов: ветви его, по сказанию очевидцев, казалось, возросли до неба и простерлись до краев горизонта. Бежали неверные, бросая оружие по дороге, и едва спасся сам Саладин, утратив все свое войско, стан и воинские снаряды; давно не было одержано более полной победы. Бедуины пустынные довершили расхищение и гибель бежавших. Но год спустя уже Саладин явился с новыми силами на берегах Иордана и поразил там новых пришельцев западных, брата короля Франции и других владетельных графов; в то же время Бодуэну должно было заботиться об обновлении стен иерусалимских, приходивших в упадок от ветхости. Богатейшие граждане наложили на себя добровольную дань для сего необходимого дела, и опять укрепился Св. Град.
Засухи и голод принудили враждующих, христиан и магометан, заключить невольное перемирие на два года; ибо не было средств содержать войско в опустошенных пределах Сирии. Саладин удалился в Египет с толпами голодного народа. В то же время целое племя маронитов, обитавших в горах Ливанских, совершенно независимое по своему гражданству и церкви, присоединилось к римской, признав над собой власть латинского патриарха Св. Града. Духовный и вместе гражданский союз сей принес некоторую отраду областям христианским в Сирии, но более княжеству Антиохийскому и графству Триполийскому, нежели королевству; ибо воинственные марониты ограждали их со стороны Ливана от нападения турок Еще не кончилось условленное перемирие с султаном, как уже начались враждебные действия с обеих сторон. Саладин захватил корабль с паломниками западными, занесенный бурею в Дамиету; а владетель Карака, Рено, продолжал грабить караваны магометанских паломников и даже отважился овладеть Меккою; но смелое предприятие рушилось, и воины его, взятые в плен турками, принесены были в жертву на празднике Байрама вместе с овцами, пред дверями Каабы, дома Аврамова; некоторые из них погибли в самом Каире, пред лицом раздраженного султана, от руки Софиев и проповедников Корана. Саладин поклялся бородою своего пророка отомстить христианам за их святотатственное покушение, подступал с войском к Караку и Бейруту, опустошил Галилею и опять на время удалился в Месопотамию; ибо он должен был еще сокрушить род Атабеков, который держался в сих пределах. Смерть сына Нуреддинова и взятие Алепа сделали его, наконец, полным властителем Сирии, как и Египта, и тогда уже мог он обратить все силы на единственных врагов своих – христиан.
