Андрей Лазаренков - Партия, которую создал Иисус

   С толпой нельзя разговаривать, как разговаривают с одним человеком. Доводы, обращенные к толпе, всегда должны быть простыми и ясными, ещё лучше, если они будут подкреплены яркими примерами, образами и сравнениями. Гюстав Лебон писал по этому поводу:«На толпу нельзя влиять рассуждениями, так как ей доступны только грубые ассоциации идей. Поэтому и ораторы, умеющие производить впечатление на толпу, всегда обращаются к ее чувствам, а не к рассудку. Законы логики не оказывают на неё никакого действия» {69}.

   Вот почему Иисус Христос всегда говорил притчами, когда хотел привлечь на свою сторону толпу. Будучи незаурядной личностью и непревзойдённым знатоком человеческих душ, Иисус прекрасно понимал, какой именно способ общения с людьми необходим, чтобы донести свои мысли до массовой аудитории. Когда же ему приходилось беседовать с кем-нибудь наедине, то притчи звучали в его речи гораздо реже.

   Когда Иисус говорил: «Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули...», то, несомненно, имел здесь в виду не безграмотность своих слушателей как таковую, а лишь те изменения в поведении и восприятии, которые всегда происходят с людьми, поглощаемыми толпой.

   Если представить на минуту, что Иисуса никогда не было, и всё, что о нём написано — ловкая выдумка, то откуда в таком случае евангелисты могли знать, что с толпой можно разговаривать только притчами, и что другого языка она просто не понимает?

Глава 10

СКОЛЬКО ЛЕТ БЫЛО АПОСТОЛАМ ХРИСТА?

«Счастье в усилии», говорит молодость.

«Счастье в покое», говорит смерть.

«Всё преодолею», говорит молодость.

«Да, но всё кончится», говорит смерть.

В мире всегда будут приключения для молодежи, которая их достойна…

   Давным-давно, ещё в 2001 году, в «Общей газете» (сегодня уже не существующей) мне на глаза попалась небольшая заметка о расовых беспорядках в Англии. Журналист Наталья Голицына рассказывала в ней о том, как иммигранты из Пакистана и Индии бесчинствовали в ряде городов Северной Англии, наплевав на законы и обычаи приютившей их страны.

   В этой статье меня удивило не столько её содержание (кого в наше время удивишь беспорядками на расовой или национальной почве!), сколько своего рода «анализ», сделанный Натальей Голицыной. Вот он: «При анализе же беспорядков в северных городах Англии бросается в глаза ещё одна их особенность: в этих бунтах не принимали участия иммигранты в первом поколении, всегда воспринимавшие бытовую ксенофобию и дискриминацию как естественное явление. И лишь их дети и внуки, уже родившиеся и выросшие в Англии и впитавшие её либеральные идеи равенства и свободы, осмелились на протест» {72}.

   Если судить по этой статье, то Наталья Голицына в 2001 году была, наверное,  совсем ещё юной девушкой, совершенно не знающей жизни. В противном случае она, вместо того, чтобы глубокомысленно рассуждать о либеральных идеях и их благотворном влиянии на человека, задалась бы таким простым вопросом: а сколько лет было во время этих расовых беспорядков иммигрантам в первом поколении? Ответ очевиден: лет, наверное, по 60 — 70. Вот он, и ответ на занимавший её вопрос! Иммигранты в первом поколении не принимали участия в беспорядках по той простой причине, что были слишком стары для того, чтобы метать в полицейских каменья и поджигать автомобили. Этим делом всегда занимается молодёжь, в чём легко убедиться, бросив пару взглядов на телеэкран, передающий новости из очередной «горячей точки». В Палестине, в Ираке, Тунисе и Египте, в Косово, на Северном Кавказе, во Франции, словом, всегда и везде беспорядки устраивает молодёжь, а пожилые люди в это время посиживают на завалинках.

   То, что Наталья Голицына допустила в своей статье очевидный «ляп» — ещё полбеды. Беда в том, что никто в редакции этого «ляпа» не заметил и не поправил коллегу. Это означает, что люди, мнящие себя «инженерами человеческих душ», ни черта в этих самых душах не смыслят. Впрочем, они не одни такие. Это общая беда всех людей, берущихся с апломбом рассуждать о социальных проблемах, не имея при этом абсолютно никакого личного опыта участия в общественных движениях и организациях. Я думаю, что Эдуард Лимонов, к примеру, или Виктор Анпилов сообразили бы, почему иммигранты в первом поколении не участвуют в акциях протеста — к таким делам они и сами имеют некоторое касательство. А вот Наталья Голицына и её респектабельные коллеги-журналисты не имеют, поэтому и судят обо всём с позиций домоседа-обывателя, да к тому же ещё и ушибленного «либеральной идеей».

   Существует непреложный закон: все революции, все восстания и мятежи, все сколько-нибудь значительные социальные потрясения происходили и происходят только в тех странах и только в то время, когда там была высокая рождаемость и, следовательно, было много молодёжи. Американский исследователь Самюэль Хантингтон в своем нашумевшем геополитическом трактате «Столкновение цивилизаций» писал: «...молодёжь — это олицетворение протеста, нестабильности, реформ и революции. История знает немало примеров, когда значительная величина доли молодёжи в обществе совпадала с такими явлениями... Демографический рост, как убедительно показал Джек Голдстоун, был центральным фактором двух революционных волн, прокатившихся по Евразии в середине семнадцатого и конце восемнадцатого столетий. Заметное увеличение доли молодёжи в западных странах совпало с «Веком демократической революции» в последние десятилетия восемнадцатого века. В девятнадцатом веке успешная индустриализация и эмиграция снизили политическое влияние молодого населения в европейских странах. Однако доля молодых в обществе вновь поднялась в 1920-е, обеспечив кадрами фашистов и другие экстремистские движения. Четыре десятилетия спустя послевоенный всплеск рождаемости оставил о себе политический след в виде демонстраций и протестов 1960-х» {73}.

   Мысль Хантингтона прослеживается здесь очень чётко: не бывает серьёзных общественных катаклизмов без предварительного увеличения численности молодых возрастов в обществе. Этот факт находит подтверждение даже в биографиях многих известных революционеров и диктаторов. Так, Оливер Кромвель происходил из семьи, где было восемь детей. У Джорджа Вашингтона, одного из «отцов-основателей» Соединённых Штатов, было два брата и пять сестёр, у Дантона, деятеля Великой французской революции,— пять братьев и сестёр, у Наполеона — семь, у Михаила Бакунина, известнейшего анархиста-народника — десять, у Льва Троцкого — семь братьев и сестёр, из которых, правда, дожили до совершеннолетия лишь две сестры и брат. В семье Ульяновых было восемь детей, из них выжили шестеро, у испанского диктатора Франко — два брата и две сестры. У Алоиза Гитлера, отца будущего фюрера Германии, было восемь детей, из которых четверо умерли рано. У родителей Иосипа Броз Тито было пятнадцать детей, из них дожили до совершеннолетия семеро. Робеспьер и Муссолини происходили из семей, где было «лишь» по три ребенка — далековато, конечно, до, скажем, Ульяновых или Бакуниных, но всё-таки!

   Из этих фактов, конечно же, не следует, что революционеры и бунтари должны происходить непременно из многодетных семей, скорее это говорит о том, что в революционные эпохи именно такие семьи были правилом, а не исключением.

   Именно молодёжь, составляя в эпохи великих потрясений основную часть общества, становится главной движущей силой всех революций и мятежей. И французские якобинцы, и китайские хунвейбины, и гитлеровские штурмовики, и ленинские красногвардейцы — все они, как правило, были очень молодыми людьми, энергичными и бескомпромиссными, нетерпеливыми и нетерпимыми, готовыми ради возвышенных идеалов не задумываясь жертвовать жизнью — и своей и чужой. Эту характерную черту всех больших революций очень верно подметил известный швейцарский ученый-психолог К.Г. Юнг, который говорил, имея в виду, конечно, прежде всего события 1933 г. в Германии:«Во времена огромных сдвигов и перемен естественно ожидать, что молодёжь захватит власть, потому что только ей присущи дерзость, порыв и вкус к приключению. В конце концов это их будущее поставлено на карту, это их рискованная затея и эксперимент. Старое поколение естественно отходит на задний план, и жизненный опыт должен бы подсказать ему подчиниться неизбежному ходу событий. Пропасть между поколениями обусловлена как раз тем, что старое поколение не идет в ногу со временем и, вместо того чтобы предвидеть ход событий, оказывается застигнутым бурей новой эпохи...» {74}.[17]