Время Анны Комниной - Андрей Юрьевич Митрофанов
По другой версии, приведенной тем же Мирхондом, Сельджук служил Хазарскому каганату. Рассматривая эту версию, мы можем предположить, что Сельджук отложился от каганата после разгрома хазарской столицы Итиля дружиной киевского князя Святослава, после чего ушел в степи к южным берегам Аральского моря. Сельджук скончался около 1038 года в Дженде – древнем городе на правом берегу Жандарьи, разоренном в 1220 году монгольскими войсками Джучи. Сын Сельджука по имени Микаил († 1009) был христианином, однако сыновья Микаила, внуки Сельджука Мухаммад Тогрул Бек и Чагры Бек Дауд сознательно приняли ислам, желая начать военную экспансию на территориях мусульманских государств Ирана и Хорасана. Внуки Сельджука покинули окрестности Дженда вместе со своими ордами, и в начале 1030-х годов попросились на службу к султану Масуду, правителю обширной империи Газневидов. Владения Газневидов охватывали Хорасан и западную Индию. Как следует из источников – в частности, из сохранившихся фрагментов «Малик-наме», из сочинения Мирхонда, придворного историка Тимуридов, – уже в начале 1030-х годов отряды сельджуков совершили набег на территории Армении и Азербайджана[95]. Опасаясь, что Сельджуки захватят Хорасан, Масуд начал против них войну. В итоге сельджуки нанесли сокрушительное поражение армии Масуда в битве при Данданакане Мервском 23–25 мая 1040 года.
Участник сражения таджикский историк Байхаки оставил яркое описание этого побоища, которое мы приводили в книге «Император Алексей I Комнин и его стратегия»[96]. Поражение Масуда предопределило судьбу его государства и всего региона. В течении нескольких лет сельджуки завоевали значительную часть владений Газневидов и Буидов – Хорасан, часть Мавераннахра, Иран и Ирак, приняли сасанидский титул «шахиншахов», а также особый титул «султанов ислама»[97]. Позднее, по мере развития сельджукской экспансии новоперсидский язык стал языком двора сельджукских султанов, языком светской литературы и официального общения в огромной империи, границы которой к концу XI века простирались от западного побережья Малой Азии до хребтов Памира и оазисов Хотана, подобно Сасанидской державе времен Хосрова II Апарвеза (591–628).
К сожалению, настоящая научная история сельджукских завоеваний в значительное степени еще не написана и представляется задачей будущих исследователей. Это обстоятельство связано с комплексом причин, среди которых следут отметить слабую разработанность археологии ранних сельджуков, позднее происхождение основной массы письменных источников (XII–XIII вв.), а также методологическую тенденциозность ряда специалистов в области сельджукской истории. В частности, работы К. Каэна по истории сельджукских завоеваний отличаются тем, что автор отказывается от попытки ответить на вопросы о происхождении сельджуков, о культурных причинах сельджукских завоеваний и их успехов[98]. Основные этапы сельджукского завоевания Анатолии, предложенные К. Каэном, требуют пересмотра, ибо он, являясь до конца жизни активным членом французской коммунистической партии, следовал догматическим постулатам марксизма и не уделял должного внимания ни кочевому характеру КХТ сельджуков и его роли в колонизации Анатолии, ни внутреннему состоянию Византийской империи в период сельджукских завоеваний. В результате при чтении работ К. Каэна создается впечатление, что ранний переход части огузских племен, входивших в сельджукский племенной союз, к полуоседлому или оседлому образу жизни предопределил успех сельджукской экспансии, что не соответствует результатам исследований современных специалистов.
Другим примером тенденциозного освещения событий, связанных с сельджукским завоеванием, являются работы Р. А. Гусейнова, который изобретает такое понятие как «геополитическая система Евразии XI–XII вв.»[99]. В это понятие исследователь включает завоеванные сельджуками территории Закавказья. Подобный бессмысленный неологизм не только не способствует адекватному пониманию последствий сельджукского завоевания на территориях Армении и византийской Малой Азии для проживавших на этих территориях армян или ромеев, но создает об этих последствиях превратное представление. Странно звучат слова Р. А. Гусейнова о том, что в середине XI века Армения, название которой берется автором в кавычки (!), «определялась как географическое пространство в восточной Анатолии»[100]. Как будто бы в составе Византийской империи, включившей в свой состав армянские государства, не было таких военно-административных единиц, как фема Тарон, фема-катепанат Васпуракан, и, наконец, старинная фема Армениак. Поражение византийской армии в битве при Манцикерте объявляется автором событием мирового масштаба, хотя современные византинисты склоняются к тому, что действительные масштабы и значение битвы при Манцикерте позднее были серьезно преувеличены, о чем свидетельствуют сравнительно мягкие для Византии условия договора между Алп Арсланом и пленным императором Романом Диогеном. Р. А. Гусейнов и в более ранних публикациях также переоценивает военно-политические последствия сельджукских побед при Манцикерте и Мириокефале, утверждая, что сельджуки подготовили падение Константинополя в 1204 году[101], но при этом обходя молчанием сельджукские поражения при Филомелионе и на Меандре, где, как известно, никейский император Феодор I Ласкарь (1208–1221/1222) лично отсек голову иконийскому султану Кей-Хосрову I (1192–1196, 1205–1211). Ко всему прочему Р. А. Гусейнов делает настоящее «открытие»: оказывается, после поражения при Мириокефале император Мануил Комнин «предпочел сдаться на милость победителя – конийского султана Килидж-Арслана II»[102]. Подобная тенденциозность и откровенные фантазии, к сожалению, снижают ценность работ Р. А. Гусейнова.
Лучше всего основные проблемы, связанные с историей сельджукского завоевания, были освещены в работах С. Г. Агаджанова, который подробно описывает то, как сельджуки завоевали Хорасан[103]. Однако и публикации этого исследователя несвободны от досадных ошибок. В частности, С. Г. Агаджанов проявляет определенную небрежность там, где затрагивает проблемы отношений ромеев Малой Азии и сельджукских завоевателей. Историк Никита Хониат, описавший эти отношения, получает в изложении С. Г. Агаджанова имя Никифор[104], по всей видимости, из-за того, что автор просто перепутал Никиту Хониата с Никифором Вриеннием. Причину взятия Никеи Сулейманом С. Г. Агаджанов видит в «в междоусобных раздорах в империи при Алексее Комнине», дату воцарения которого автор приводит с ошибкой в три года[105]. При этом в действительности приход к власти Алексея Комнина привел к прекращению гражданских войн в империи, а захват Никеи сельджуками был предопределен событиями предшествующего царствования Никифора III Вотаниата.
Не более чем курьезом в современном
