Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр
Короче говоря, Марк создал реальную связь, поскольку привел только один аргумент, применимый к данному конкретному случаю, — пример Давида, и вывел из него общую истину и ее применение к Сыну Человеческому. Матфей сохраняет структуру аргументации, начало и конец, но подчеркивает конец как заключение и в заключении ссылается на предыдущее, хотя частично отодвигает предыдущее слишком далеко назад, частично — общее утверждение, что человек создан не ради субботы, — опускает его и вставляет новые ссылки, не имеющие ничего общего с заключением, которое, тем не менее, предстает как находящееся в наилучшем согласии с ними. Его обогащения, которые он допустил в этом отрывке, красивы, находят правильными, но не совсем соответствуют случаю и не связаны с изречениями, которые он скопировал у Марка.
Лука же, напротив, сократил ее: после ссылки на Давида он сразу же повторяет: Сын Человеческий есть Господь и субботы (С. 6, 3-5.). Но читал ли он вообще фразу «суббота создана ради человека, а не человек ради субботы» у Марка? Вилле сомневается в этом. Но, вероятно, ошибочно, ибо было бы непонятно, как кто-то мог впоследствии, после утверждения рассмотрения Сына Человеческого, хоть на мгновение отказаться от него и поставить перед ним другое рассмотрение человека. Скорее, у кого-то могло возникнуть искушение упустить последнее и сразу перейти к более конкретному, более популярному и более привычному для верующего, — но сформировать его уже после того, как было сформировано и записано единственное, что интересовало верующего, — мысль о том, как Господь установил субботу? Лука и Матфей опустили это изречение. Марк, несомненно, записал его, и он смог записать его только потому, что сначала сформировал эпиграмматическую подготовку всего изречения, ссылку на то, что сделал Давид, и все равно должен был живо ощутить неуместность немедленного вывода из Давида об оправдании Сына Человеческого. Поэтому между подготовкой и сутью эпиграммы он вставил это общее изречение. То, что оно называется: «Итак, Сын Человеческий есть Господь «и» над субботой», объясняется, конечно, тем, что Марк все еще думал о Давиде и его осквернении хлеба: если Давид сделал это, то Сын Человеческий есть Господь и над субботой.
Нет сомнений, что более поздняя неуклюжая рука вставила в неподходящее место надпись «при Авиафаре первосвященнике» ст. 26 и тем самым нарушила контекст.
§ 50. Исцеление в субботу.
Случилось ли это в ту же субботу, в которую с ними только что весьма сурово расправились, или в другую: это ничего не меняет — в любом случае остается непонятным и неуместным, что фарисеи прямо поставили перед Господом вопрос, позволительно ли исцелять в субботу, когда Он вошел в синагогу, в которой как раз находился человек с иссохшей рукой. Законно ли исцелять в субботу? Они только что услышали, что Сын Человеческий является Господом и над субботой, и они также слышали, что Иисус знает, как ответить. Зачем же провоцировать Его? Ни с исторической, ни с эстетической точки зрения?
Совсем другое дело, когда Марк сообщает, что они следили за Ним, чтобы увидеть, исцелит ли Он больного в субботу, чтобы потом обвинить Его. Все верно: они хотят посмотреть, как он поведет себя в этом случае, но при этом стараются не провоцировать его вопросом и не привлекать внимания к опасности и своим намерениям. Об этом сообщает и Лука. В другой раз, однако, тот же евангелист выясняет — что удавалось часто только ему и только ему — что Господь был в гостях у одного фарисея. На этот раз речь идет о руководителе фарисеев — персонаже, в остальном нам неизвестном, и Иисус, как видно, по собственной воле пришел к нему в дом «есть хлеб». На самом деле Лука старательно умалчивает об этом, поскольку хочет с самого начала изобразить фарисеев враждебными: «они наблюдали за Ним». Была как раз суббота, и вот, перед Ним (не знаем, откуда это взялось) — водонос. Иисус спросил фарисеев, можно ли исцелять в субботу. Вот это вопрос! Он уже ответил на него словом и делом! Так зачем же снова ставить этот вопрос под сомнение? Не надо говорить, что присутствующие не слышали о предыдущем инциденте: ведь в оригинальном евангельском представлении все бывает только один раз, все происходящее известно всем, а публика, поскольку она едина, всезнающа. Вопрос сделан как ситуация и должен служить лишь темой для последующей речи, точнее, лишь надписью. Матфей объединил этот рассказ Луки с сообщением Марка, упустив из виду, что эти субботние инциденты первоначально предстают у Марка как практические столкновения нового принципа с позитивным законом и враждебным миром; он также сместил интерес к теории как таковой, и теперь фарисеи должны немедленно перейти к вопросу о том, разрешено ли исцелять в субботу.
То, что Матфей спутал две вещи: первоначальный рассказ Марка, который Лука воспроизводит вместо него без существенных изменений, и более поздний рассказ Луки, доказывается также таким образом. «Кто из вас, — сказал Иисус на вопрос фарисеев, — имея овцу, которая упадет для него в яму в день субботний, не возьмет ее и не поднимет? Насколько же лучше человек, чем овца? Итак, законно делать добро в субботу». Это либо слишком много, либо слишком мало. Слишком много! Ведь оппоненты уже были побеждены, когда им напомнили, что субботнее благословение было нарушено из-за животного. Слишком мало, поскольку идея благодеяния по отношению к обеим сторонам не была поставлена на свое место, т. е. «либо недостаточно четко обозначена как та, что должна осуществляться по отношению к людям, либо, взятая в этом смысле, настолько оторвана от тех примеров благодеяния, которые осуществлялись по отношению к животным, как будто это нечто иное, а не благодеяние». Господу достаточно было один раз спросить своих оппонентов: «Законно ли делать добро или зло в субботу? Спасти жизнь или дать ей погибнуть?», а в другой раз: «Кто из вас, упав в колодец, не вытащит его тотчас в день субботний? И того, и другого было достаточно, и если Лука справедливо говорит, что на последний вопрос народ ничего не смог ответить, то Марку, со своей стороны, было позволено, чтобы Господь после первого вопроса сразу же бросил яростный взгляд на противников и исцелил страдальца. Теперь только приходит критик, богослов может сказать, если у него есть сердце, теперь только «утверждать», что Иисус не творил
